— Почему? — Вопрос Юстаса прозвучал почти неслышно. — Почему вы усомнились в том, что у нас есть, в наших отношениях? Мне казалось, мы славно ладим.
— Но это и все. — Люси посмотрела ему прямо в глаза. — Славно ладим — этого для меня недостаточно. Я хочу — мне нужно — больше.
С минуту Юстас молчал. Ветер сгонял редкие листья к церковной двери.
— Это все из-за того малого, Иддесли?
Люси отвела взгляд, сделала глубокий вдох и выдохнула.
— Полагаю, да.
— Вы же знаете, он не вернется.
— Да.
— Тогда почему… — неожиданно Юстас стукнул себя по бедру, — почему вы не можете выйти за меня замуж?
— Это будет нечестно по отношению к вам. Вы должны это понимать.
— Думаю, вам стоило бы позволить мне самому судить об этом.
— Может, и так, — согласилась Люси. — Но тогда и вы должны позволить мне судить о том, что честно для меня. А пойти на уступку и прожить свою жизнь в славном браке я уже не считаю разумным.
— Почему? — раздался сиплый голос Юстаса, словно он был на грани слез.
У Люси запекло в глазах. Как она могла так унизить хорошего человека?
— Вы полагаете, что любите этого парня?
— Я не знаю. — Люси закрыла глаза, но слезы все равно потекли. — Знаю только, что он открыл для меня дверь в другой мир, совершенно новый, о существовании которого я и не подозревала. Я вошла в нее — и вернуться уже не могу.
— Но…
— Я знаю. — Она резко махнула рукой. — Знаю, что он не вернется, что я больше никогда его не увижу и не поговорю с ним. Но это неважно, понимаете?
Юстас замотал головой и, казалось, начав, уже не мог остановиться. Упрямо качал и качал ею из стороны в сторону, точно медведь.
— Это как… — Люси подняла руки в умоляющем жесте, пытаясь придумать аналогию, — как если бы я была слепой от рождения, а потом неожиданно прозрела. И смогла не просто видеть, но и наблюдать, как восходит солнце, плывя по лазурному небу во всем своем великолепии. Темно-лавандовые и синие тона прорезаются розовыми и красными всполохами, постепенно расползающимися по линии горизонта, пока вся Земля не будет залита светом. Пока тебе не захочется прикрыть глаза и упасть на колени в благоговейном страхе перед этим светом.
Юстас замер и уставился на нее в немом изумлении.
— Разве вы не понимаете? — прошептала Люси. — Даже если прозревший в следующую минуту вновь потеряет зрение, он никогда уже не забудет, чего именно лишился. Чем мог бы обладать.
— Стало быть, вы за меня не выйдете, — тихо произнес Юстас.
— Нет. — Люси бессильно уронила руки, почувствовав полное изнеможение. — Я не выйду за вас.
— Черт побери! — зарычал Эдвард де Рааф, пятый граф Свортингемский, когда еще один подавальщик пронесся мимо, каким-то образом умудрившись не заметить, как он машет ему огромной ручищей.
Саймон подавил вздох. Он сидел в любимой лондонской кофейне, положив ноги, обутые в новые туфли с красными каблуками, на стул, и неотвязно думал о деревеньке, из которой уехал неделю назад.
— Здесь все хуже и хуже обслуживают, не находишь? — посетовал Саймону граф, когда им в очередной раз пренебрегли. Подавальщик, должно быть, слепой. Или не замечает его намеренно. Де Рааф был высоким, крупным мужчиной с роскошными, заплетенными в небрежную косичку волосами, черными, как полуночное небо. На его землистого цвета лице, испещренном оспинками, в эту минуту застыла такая мина, что и сливки бы скисли. Кто-кто, а он точно выделялся из толпы.
— Нет. — Саймон, прибывший раньше де Раафа и потому уже получивший свой кофе, задумчиво отхлебнул из чашки. — Здесь всегда было паршивое обслуживание.
— Тогда почему мы приходим сюда?
— Ну, я прихожу из-за великолепного кофе. — Саймон оглядел обшарпанную, с низким потолком кофейню. Здесь собиралось Земледельческое общество — клуб с разношерстной публикой, какую мало что объединяло вне его стен. Ведь чтобы в него приняли, только и надо — интересоваться земледелием. — И, конечно же, из-за изысканной атмосферы.
Де Рааф бросил на Саймона до смешного возмущенный взгляд.
В углу завязалась драка между франтом в ужасном, напудренном розовой пудрой треххвостом парике и деревенским эсквайром в грязных ботфортах. И в тот момент, когда мимо столика друзей вновь пронесся разносчик — де Рааф даже руки не успел поднять, — в кофейню проскользнул Гарри Пай. Он двигался, словно кот на охоте, грациозно и беззвучно. А учитывая его невзрачную внешность — Гарри Пай был среднего роста, с заурядными чертами лица и предпочитал унылый коричневый цвет в одежде, — удивительно, если его вообще кто-то заметил. Саймон сузил глаза. При таком владении своим телом Пай мог бы стать опасным фехтовальщиком. Однако ему вряд ли приходилось держать в руках шпагу: только дворяне имели право ее носить, а Пай к ним не принадлежал. Что совсем не мешало ему ходить с небольшим острым клинком в левом сапоге.
— Милорды. — Пай уселся на единственный свободный стул у их столика.
Де Рааф многострадально вздохнул.
— Сколько раз я говорил тебе называть меня Эдвардом или де Раафом?
Пай еле заметно улыбнулся, услышав знакомую тираду, но слова его были обращены к Саймону:
— Рад видеть вас в добром здравии, милорд. До нас дошли вести, что вас едва не убили.
Иддесли легкомысленно пожал плечами.
— Пустяки, уверяю тебя.
— А я слышал другое, — нахмурился де Рааф.
Подавальщик со стуком поставил полную чашку кофе перед Паем.
У де Раафа отвисла челюсть.
— Как ты это сделал?
— Что? — Пай опустил взгляд и заметил: на столе перед графом пусто. — А вы сегодня не пьете кофе?
— Я…
— Де Рааф решил от него отказаться, — вкрадчивым голосом произнес Саймон. — Узнал, что тот плохо влияет на либидо. Недавно Хантингтон написал об этом трактат, ты разве не слышал? Особенно плохо кофе влияет на мужчин средних лет.
— Неужели? — Гарри Пай моргнул.
Бледное, в оспинах лицо де Раафа покраснело.
— Что за мерзкая…
— Не скажу, чтобы заметил влияние упомянутого напитка на себя. — Саймон ласково улыбнулся и отпил свой кофе. — Но, опять же, де Рааф намного старше.
— Ах ты, лживый…
— И он недавно женился. Должно быть, у него начинают замедляться физиологические процессы.
— Послушай-ка…
Губы Гарри Пая дрогнули. И не смотри Иддесли внимательно, то и не увидел бы.
— Но я тоже недавно женился, — мягко прервал Саймона Пай. — И не могу сказать, что заметил… эээ… что-то неладное. Наверное, это все возраст.
Иддесли почувствовал странный укол, осознав, что он тут белая ворона. Друзья одновременно обернулись к графу.
— Презренные, лживые, хамские… — изрыгал проклятия де Рааф.
Мимо вновь пробежал разносчик. Де Рааф яростно замахал ему рукой.
— Ааааа, дьявол!
Паренек скрылся в кухне, даже не повернув головы.
— Это хорошо, что ты решил больше не пить священное варево, — ухмыльнулся Саймон.
В углу, где разгорелась драка, послышался треск. Все обернулись. Сельский эсквайр припечатал франта, уже потерявшего парик, спиной к столу. Рядом валялись два сломанных стула.
Пай нахмурился.
— Это же Арлингтон?
— Он самый, — подтвердил Саймон. — И не узнаешь его без этого ужасного парика, правда? Не пойму, зачем он выбрал розовый цвет. Скорее всего, тот деревенский малый потому его и мутузит. Видимо, не смог побороть отвращение к этому парику.
Де Рааф покачал головой:
— Они не пришли к единому мнению в вопросах свиноводства. Загоны для опороса — извечно больная тема для Арлингтона. Это у него наследственное.
— Не думаете, что мы должны ему помочь? — спросил Пай.
— Нет. — Де Рааф огляделся, ища глазами подавальщика, и в его взгляде появился нехороший блеск. — Арлингтону пойдет на пользу трепка. Может, в него вобьют хоть немного ума.
— Сомневаюсь. — Саймон снова поднял чашку, но, увидев щуплого, неряшливого вида мужчину, поставил обратно.
Нерешительно застыв в дверях, тот осматривал помещение и, как только наткнулся глазами на Саймона, направился к его столику.
— Да чтоб их!.. — воскликнул де Рааф. — Они нарочно меня не замечают.
— Хотите, я закажу вам кофе? — спросил Гарри Пай.
— Нет. Я сам. Чего бы мне это ни стоило.
— Весь день пробегал, господин хороший, но нашел его, — доложил щуплый малый, остановившись перед Саймоном и протягивая ему грязный клочок бумаги.
— Спасибо. — Виконт вручил мужчине золотую монету.
— Благодарствую. — Человечек дернул себя за вихор и в мгновение ока удалился.
«”Обитель Дьявола”, после одиннадцати», — прочел Саймон, развернув бумажку. Только смяв записку и положив ее в карман, он понял, что оба его компаньона воззрились на него. Саймон поднял брови.
— Что это? — пророкотал де Рааф. — Опять нашел, кого вызвать на дуэль?
Саймон моргнул, захваченный врасплох. Он думал, что держал втайне от де Раафа и Пая свои дуэльные встречи. Ему не хотелось, чтобы друзья вмешивались или поучали его.
— Удивлен, что мы знаем об этом? — Де Рааф откинулся назад, и деревянный стул под ним опасно заскрипел. — Было не так уж трудно разузнать, чем ты занимался последние пару месяцев, особенно после той драки на шпагах с Хартвеллом.
«На что это верзила намекает?»
— Это вас не касается.
— Касается, если вы на каждой дуэли рискуете своей жизнью, — ответил Пай за них обоих.
Саймон сердито уставился на друзей.
Никто из них даже не моргнул.
«Черт их побери!» Иддесли отвел взгляд.
— Они убили Итана.
— Джон Пеллер убил твоего брата. — Де Рааф выразительно постучал большим пальцем по столу. — И он уже мертв. Ты разделался с ним больше двух лет назад. Зачем начинать все сначала?
— Пеллер был частью заговора. — Саймон не смотрел на друзей. — Кровавого растреклятого заговора. Я обнаружил это несколько месяцев назад, разбирая кое-какие бумаги Итана.
Де Рааф выпрямился и скрестил руки на груди.
— Узнал в аккурат перед тем, как вызвать на дуэль Хартвелла. — Саймон погладил указательный палец. — В заговоре участвовало четыре человека. Двое еще живы, но они все виновны. И что бы вы делали на моем месте? Если бы речь шла о ва