Она прочистила горло.
— Войдите.
Дверь открыл Саймон, замерев на пороге. Он по-прежнему был в бриджах, чулках и рубашке, но уже без камзола, сюртука и парика. Лишь спустя мгновение Люси определила, что же выражало лицо мужа. Неуверенность.
— Там ваша комната? — поинтересовалась она.
Саймон нахмурился и оглянулся.
— Нет, гостиная. Ваша, кстати говоря. Хотите взглянуть?
— Да, пожалуйста. — Люси встала, отчетливо сознавая, что под тонкой кружевной рубашкой она совершенно нага.
Саймон отступил назад, и ее взору открылась розово-белая комната с креслами и канапе. В дальней стене напротив виднелась дверь.
— Ваша комната там? — кивнула Люси в ту сторону.
— Нет, там моя гостиная. Боюсь, она довольно мрачная. Отделкой ее занимался один мой покойный предок, отличавшийся угрюмым душевным складом и нетерпимостью ко всем цветам, кроме коричневого. Ваша гораздо приятнее. — Саймон побарабанил пальцами по дверному косяку. — За гостиной моя гардеробная, столь же унылая, а далее — спальня, которую я, к счастью, переделал под свой вкус.
— Боже правый. — Люси вскинула брови. — Ну и путь вам пришлось преодолеть.
— Да, я… — Внезапно Саймон рассмеялся, прикрыв глаза рукой.
Люси робко улыбнулась, не понимая причины его смеха, не зная, как себя вести теперь, когда они наконец связаны узами брака и остались наедине в своих покоях. Как неловко.
— Что такое?
— Простите. — Он уронил руку, и Люси заметила, что щеки его покраснели. — Не такую беседу я представлял в нашу первую брачную ночь.
«Он нервничает», — догадалась Люси, и оттого собственная ее тревога немного отступила. Развернувшись, Люсинда проследовала обратно в спальню.
— И о чем бы вы желали поговорить?
Она услышала, как Саймон закрыл дверь.
— Я, разумеется, собирался впечатлить вас своим красноречием. Думал, прочесть философскую оду красоте вашего лба.
Люси моргнула.
— Моего лба?
— Мм. Говорил ли я, что ваш лоб внушает мне трепет? — Люси спиной ощутила тепло его тела, когда Саймон приблизился сзади, однако, не притрагиваясь. — Он такой гладкий, белый и широкий, а еще отмечен прямыми суровыми бровями, словно у выносящей приговор статуи Афины. Если богиня-воительница и впрямь обладала таким лбом, как у вас, стоит ли удивляться, что древние греки почитали ее и боялись?
— Вздор, — пробормотала Люси.
— Конечно, вздор. В конце концов, вздор — моя суть.
Люси нахмурилась и развернулась, дабы возразить, но Саймон двигался вместе с ней, и потому лица его она не увидала.
— Я герцог абсурда, — прошептал он ей на ухо. — Король фарса, император пустоты.
Неужели он и правда видел себя таким?
— Но…
— Пустая болтовня — мой главный талант, — не унимался Саймон, как и прежде, оставаясь невидимкой. — А теперь я желал бы поболтать о ваших золотых глазах и рубиновых устах.
— Саймон…
— Об идеальном изгибе вашей щеки, — пробормотал он ближе.
Люси ахнула, когда его дыхание овеяло волоски на шее. Саймон отвлекал ее флиртом, причем весьма успешно.
— Как много слов.
— Да, я много говорю, слишком много. Придется вам смириться с этим недостатком своего мужа, — заметил Саймон у самого ее уха. — Однако я намеревался отдельно остановиться на дивных линиях ваших губ, воспеть их мягкость и тепло.
Люси ощутила, как желудок сжался.
— И все? — И сама удивилась, как низко прозвучал голос.
— О нет. Затем я перешел бы к вашей шее. — Его ладонь погладила воздух в дюйме от горла Люси. — Какая она изящная, какая утонченная, как я мечтаю ее лизнуть.
Люси едва могла набрать воздуха в грудь. Саймон ласкал ее одним только голосом. Боже правый, выдержит ли она, когда в ход пойдут его руки?
А Саймон, тем временем, продолжал:
— Ваши плечи, такие белые и нежные. — Ладонь его парила над ее кожей.
— А потом?
— Я желал бы воспеть вашу грудь. — Голос Саймона стал глубже, грубее. — Но сперва мне нужно ее увидеть.
Люси судорожно вздохнула. Саймон шептал ей на ушко, окутывал теплом своего тела, но не делал попыток коснуться. Люси нащупала у горла завязки ночной рубашки и медленно потянула за одну. Шелест скользящего шелка прозвучал в тишине спальни невероятно интимно. Края рубашки разошлись, обнажая верх грудей Люси, и у Саймона перехватило дыхание от вида этих округлостей.
— Такая прекрасная, такая белоснежная, — пробормотал он.
Люси сглотнула и дрожащими пальцами стянула ткань с плеч. Ни разу в жизни она с такой охотой не обнажалась перед другим человеком, но ее подстегивало потяжелевшее дыхание Саймона.
— Я вижу мягкие холмики, тенистую ложбинку, но не сладкие вершины. Позвольте мне увидеть их, ангел мой. — Голос его дрогнул.
При мысли, что она способна заставить этого мужчину дрожать, нечто чисто женское, примитивное всколыхнулось в душе Люси. Ей захотелось открыться ему, своему супругу. Она зажмурилась и стянула вниз рубашку. От прохлады оголенные соски затвердели.
Саймон перестал дышать.
— Ах, боже, я помню их. Знаете, чего мне стоило уйти от вас той ночью?
Люси покачала головой. В горле сдавило. Она тоже помнила, сколь страстно взирал Саймон на ее обнаженную грудь, помнила свою распущенность и желание.
— Я тогда едва сдержал себя. — Руки Саймона зависли над ее грудью и, все так же паря, обвели очертания. — Мне столь отчаянно хотелось вас коснуться.
Ладони его были так близко, что Люси ощущала их жар. Однако Саймон к ней не притронулся. Пока нет. Люси поймала себя на том, что тянется к его рукам, предвкушает первое прикосновение. Она высвободилась из рукавов рубашки, но сжала ткань у талии, не давая соскользнуть на пол.
— Я помню, как вы себя ласкали. Здесь. — Ладони Саймона, готовые накрыть ее грудь, замерли у сосков. — Вы позволите?
— Я… — По коже пробежали мурашки. — Да. Пожалуйста.
Она наблюдала, как он опустил руки и осторожно прикоснулся к груди. Теплые пальцы обняли плоть. Люси выгнулась и буквально ткнулась ему ладони.
— Боже, — выдохнул Саймон. Затем обвел груди по кругу.
Люси смотрела вниз и видела на себе его большие, с длинными пальцами руки. Такие нестерпимо мужские. Такие нестерпимо собственнические. Саймон нежно и одновременно ощутимо сдавил ей соски. Люси потрясенно ахнула.
— Вам приятно? — спросил он, прижимаясь губами к ее волосам.
— Я… — Она сглотнула, не в силах подобрать слов. Ей было более чем приятно.
Похоже, Саймона устроил и такой ответ.
— Позвольте мне увидеть остальное. Пожалуйста. — Саймон, по-прежнему обнимая ладонями грудь, легко мазнул губами по щеке Люси: — Прошу вас, жена моя, покажитесь.
Она разжала кулаки, и рубашка упала на пол. Люси осталась нагой. Саймон провел рукой по ее животу, а затем притянул к себе, и Люси ягодицами коснулась ткани бриджей. Теплой от его тела, почти горячей. Саймон придвинулся ближе, и она ощутила его мужской орган, длинный и твердый. Не в силах сдержаться, Люси затрепетала.
Саймон тихонько хмыкнул ей на ухо.
— Я бы вам много чего еще поведал, но не могу. — Он снова прижался к ней и застонал. — Столь сильно хочу вас, что теряю дар речи.
Внезапно виконт подхватил ее на руки, и она увидела его сияющие серебристые глаза. И как дернулся мускул на щеке. Уложив Люси на кровать, Саймон оперся коленом на матрас, отчего тот прогнулся.
— В первый раз всегда больно, вы же знаете? — Заведя руки за спину, он стянул через голову рубашку.
Увлеченная видом голого мужского торса, Люси едва расслышала вопрос.
— Я буду двигаться по возможности медленно. — Саймон был худощавым; мышцы на его руках и плечах перекатывались, пока он забирался на кровать. Коричневые плоские соски — такие скандально обнаженные — ярко выделялись на светлой коже. В самом центре его груди ромбом росли белокурые волоски. — Не желаю, чтобы после вы меня ненавидели.
Люси дотронулась до его соска. Саймон застонал и закрыл глаза.
— Я не буду вас ненавидеть, — прошептала она.
И секунду спустя он уже яростно целовал ее, оказавшись сверху и заключив лицо в ладони. Люси вдруг стало смешно, и она бы впрямь захихикала, не будь у нее во рту его языка. Это же просто чудесно, что муж так ее желает! Люси обхватила его затылок, чувствуя, как колются короткие стриженые волоски. Затем Саймон прижался к ней бедрами, и все мысли вылетели прочь из ее головы. «Какой горячий». Его влажный от пота торс скользил по груди Люси. Твердые бедра, все еще в бриджах, проталкивались меж ног, раздвигая их. Она повиновалась, принимая вес его тела, принимая его самого. Саймон устроился у наиболее уязвимого ее местечка, и Люси на миг смутилась. Она была влажной, а влага наверняка оставит след на бриджах. Не рассердится ли муж? Но затем он прижался к ней своим мужским естеством, и она ощутила…
Изумление.
Просто потрясающе, даже лучше, чем когда она сама себя трогала. Неужели это всегда так приятно? Наверное, нет. Должно быть, дело в нем, в ее муже, и Люси возблагодарила небо, что вышла за такого человека. Он снова прижался, на этот раз плавно, и она охнула.
— Прости. — Саймон, прервав поцелуи, отстранился и посмотрел на нее. Лицо его было напряженным и совершенно серьезным.
Он просунул руку между их тел, и Люси поняла, что муж, видимо, решил высвободиться из бриджей. Она склонила голову набок, чтобы посмотреть, но он уже снова лег сверху.
— Прости, — повторил Саймон отрывисто. — Я все исправлю, обещаю. Только… — что-то уперлось в нее, — позже. Ах. — Он зажмурился, будто от боли.
А затем вторгся в ее тело. Протискиваясь толчками. Обжигая.
Люси застыла.
— Прости.
Она прикусила щеку, стараясь сдержать слезы. И все же извинение показалось ей до странного трогательным.
— Прости, — повторил Саймон.
Что-то явственно порвалось, Люси резко втянула воздух, но не издала ни звука.
Саймон открыл глаза. В них отражалась боль и дикое желание.
— Боже, милая. Обещаю, в следующий раз будет лучше. — Он нежно поцеловал ее в уголок губ. — Даю слово.