«Да сколько же можно издеваться над землей?!» — разозлился кархун. Огненный бич выскочил из его ладони и сильно стеганул по обороне соперника.
Сначала показалось, будто после хлопка оранжевая молния застыла, соединив противников между собой, однако на самом деле бич начал прорастать в барьерах вожака повстанцев, оплетая ветвистыми корнями прозрачный кокон вокруг него. Тич продолжал подпитывать заклинание энергией, стараясь удержать противника на месте. Если хотя бы один корешок дотронулся до кудыр-мага, тот бы на несколько минут превратился в обычного человека.
«Учитель, сзади!» — Голос мальчика возник в голове волшебника и заставил его развернуться. Двойник стоял прямо за спиной. Он все-таки вырвался из западни и, переместившись, нанес ответный удар. К Тичу с разных сторон устремились спиральные лучи. Не все они несли в себе угрозу, но оборону пришлось усиливать по всему контуру. Попробуй угадай, какой из лучей опасен? А в том, что выпад противника таил в себе смерть, сомневаться не приходилось. Несколько световых бичей уже пронзили защитную сферу привратника, и теперь инварсцу приходилось творить заклинания внутри нее, одновременно уворачиваясь от гибельных змеек света. А тут еще маска, которая несколько ограничивала кархуну обзор. Парень сдернул ее с лица, превратил кокон в облако серого дыма и выскочил наружу, оказавшись далеко за пределами опасной зоны.
И все же за миг до этого Сурич успел увидеть лицо неприятеля. Очень знакомое лицо. Он остановил пляску смертельного заклятия и крикнул:
— Незнакомец, предлагаю сделать перерыв. Есть разговор.
— О чем? — спросил Тич, стараясь не стонать от боли.
Он все-таки угодил под один из лучей и теперь сражался с воздействием агрессивной магии, пытаясь спасти руку. Структура заклинания оказалась крайне сложной, ее не удавалось ни перестроить, ни развеять, поскольку она питалась энергией живой плоти. Блокирующими чарами волшебник, наконец, сумел удержать рану, замкнув синий светлячок в пузырь наподобие мыльного. Обжигающая боль из-за этого никуда не ушла, но пораженный участок хотя бы прекратил разрастаться.
— Почему ты похож на меня?
— Я? Этого не может быть!
— Почему не может? — удивился Сурич.
— Потому, что не я на тебя, а ты на меня похож.
— А какая разница?
— Большая. Я первый это заметил.
— Не будь столь самоуверен. Ты ведь не из Жарзании, верно?
— Допустим. И что?
— Излагаю некоторые факты. В день Красного солнца ранним утром некто связанный в сопровождении нового ратора Оршуга выехал из Лирграда. Было?
— Откуда?..
— Потом он же каким-то образом ловко освободился от веревок, справился с четырьмя бойцами, а на пятом обломался. Тебе еще вроде ногу тогда продырявили.
— Все-то ты знаешь…
— Значит, первым, кто заметил наше сходство, был все-таки я. Правда, так и не понял, куда ты потом подевался. Всю воронку обшарил, но ты словно сквозь землю провалился.
— Какую еще воронку?
— Которая осталась на месте, где тебя пытались убить.
— А из-за чего она вдруг образовалась? — спросил Тич.
— Не мог же я позволить какому-то наемнику убить… почти себя.
— Ты колдовал в день Красного солнца?
— Мне можно. Как, впрочем, и тебе, наверное. Хотя если честно, мое заклинание не должно было тогда привести к столь масштабным последствиям. Сознавайся, к магии обращался?
Оба противника сблизились на расстояние четырех шагов. Сурич увидел страшную рану на руке двойника и блокированную чарами частичку заклятия.
— Давай я уберу эту гадость. Если она наружу вырвется, может больших бед натворить.
— Только руку мне оставь, иначе наше сходство перестанет быть полным. — Кархун почему-то сразу доверился незнакомцу.
— Договорились. — Уничтожив остатки колдовства, ратор Мугрида повторил вопрос: — Так почему мы так похожи? Ты тоже родился в день Красного солнца? Кто твои родители?
— Столько вопросов сразу. — Упоминание о дне Красного солнца вернуло Тича на несколько дней назад, к моменту схватки с умелым рубакой и необъяснимому переносу налетающий остров. — Сначала скажи: могло твое заклинание перетащить меня в другой мир?
— Нет. Хотя я как-то слышал, что два кудыр-мага способны пробить дыру в иной мир.
— Неужели в тот день я со страху действительно чего-то наколдовал? Мне ведь тогда еще ничего не было известно о собственных магических способностях.
— Хочешь сказать, провалился в другой мир?
— Скорее, поднялся. Ты когда-нибудь видел летающий остров? — вопросом на вопрос ответил Тич.
— Нет.
— А я с раненой ногой как раз на нем и оказался.
— Чудеса!
— Не веришь?
— Удивляюсь.
— А мне каково было? Летающая скала, полусвихнувшийся малорослик, определивший во мне магические способности…
— Он тебя учил?
— Немного.
— То-то я смотрю, почерк у тебя нездешний…
Двойники стояли и разговаривали, будто и не было только что между ними смертельной схватки. Ни один не мог объяснить себе, почему так происходит, но они и не задавались вопросами. Это как беседа с самим собой перед зеркалом, ведь собственного отражения бояться не стоит. Как и врать ему.
— Ты глубинной памятью владеешь? — спросил привратник, решив вернуться к вопросу о сходстве.
— Не знаю такого заклинания.
«Раскудырная сила! У него на лбу появляются те же три морщины, когда он задумывается, — не мог не отметить кархун. Девушки, с которыми Тич встречался в Гудалане, часто указывали парню на эту его особенность мимики. — Неужели в другом мире у каждого человека существует свой двойник. Или?..»
— Это полное погружение в глубь своего сознания, которое хранит не только собственные, но и воспоминания близких кровных родственников, — решил пояснить ученик Раз руга. — Например, матери.
Первый удачный опыт с памятью на летающем острове теперь приобрел для кархуна совершенно иной смысл. Тогда он решил, что вклинился в чужие воспоминания. А что, если?..
— Этого не может быть, — не поверил Сурич. — Человек не способен помнить то, чему сам не был свидетелем.
— До недавнего времени я тоже так считал. — Тич посмотрел на поврежденную руку. Рана практически не болела. — Не возражаешь, если я попытаюсь вспомнить свой первый день рождения прямо сейчас?
— Только если пустишь меня в свои мысли.
— А это как? — пришла очередь привратника удивляться.
— Просто не напрягайся, когда почувствуешь стороннее присутствие — и все.
— Раскудырная сила! Почему я должен тебе настолько доверять? Совсем недавно ты хотел меня убить!
— А сам?
— Ни одно из моих заклинаний не было смертоносным. Я лишь с чужими разбирался, да тебя пытался как-нибудь урезонить, чтобы поговорить.
— Сам виноват, — парировал вожак повстанцев. — Нечего было под маской прятаться, да еще моей собственной.
— Твоей?
— Вот я и проболтался, — усмехнулся сиргалийский волшебник. — Теперь ты знаешь, как меня зовут.
— С чего это вдруг? На ней написано твое имя?
— Неужели правда не знаешь?! — не поверил кудыр-маг.
— Откуда? Эту маску мне принесли сегодня утром. Попросили надеть. Зачем — объяснить не успели.
— Ну ты, брат, прямо как не от мира сего.
— Брат?
— Да это так, присказка.
— Как знать, как знать… — Тича охватило волнение. Он с самого начала разговора почему-то ничуть не опасался грозного незнакомца, словно действительно встретился с родственной душой. — Ладно, давай я попробую вспомнить, а ты присмотри за моими воспоминаниями, а заодно и за тем, чтобы никто не мешал.
— Барьер я уже поставил, — сообщил Сурич. — За его границей нас даже увидеть невозможно. А чтобы его преодолеть, нужно быть кудыр-магом.
— Вот и отлично. — Привратник уселся на песок.
Тич ощутил боль и страдания матери во время родов. Видел заботливое отношение своей бабки, ворчливость которой улетучилась, как только у дочки начались схватки.
— Мавсин, у тебя мальчик и еще один мальчик, — сообщила она роженице, когда та немного пришла в себя.
— Их двое? — прошептала мать.
— Да. И это дает нам шанс спасти хотя бы одного.
— О чем ты, мама?
— За ребенком волшебника, появившимся на свет в день Красного солнца, обязательно приедут.
— Кто?
— Ловчары (чтоб им к Кардыблу раньше срока явиться!), только эти душегубы отбирают детей у матери.
— Зачем?
— Нам с тобой никто ничего объяснять не будет. Надо решить, которого себе оставить — старшенького или младшенького?
— Мама, как можно?
— Ты хочешь потерять обоих?
— Нет.
— Тогда лежи и молчи. Тебе силы беречь надо. — Бабка выглянула в окно. — Вон уже скачут, изверги.
В это время один из младенцев закричал.
— Придется отдать старшенького. Второй вроде поспокойнее будет. — Женщина взяла ребенка на руки. — Мавсин, я схоронюсь на время. А ты не вздумай им перечить, просто отдай. Главное, чтобы избу нам не спалили.
— Я не отдам!
— Не будь дурой. Не отдашь одного — и сама погибнешь, и второй помрет без матери. Все, мы пошли, а ты постарайся как-то это выдержать.
— Постараюсь.
В комнату вошло четверо воинов, их трехрогие шлемы едва не цепляли потолок. Женщина затравленно прижала к себе сына, гладя на ловчар полными ужаса глазами. Те чувствовали себя в чужой избе хозяевами. Осмотрев убогую обстановку, мужчина с посохом приблизился к роженице.
— Твой? — спросил он.
— Мой, — ответила Мавсин.
— Если не хочешь, чтобы сдох по дороге, покорми.
Женщина поспешила выполнить приказ.
— Вот тебе плата за кормежку. Теперь он наш. — Воин положил на табуретку золотую монету. — И не вздумай поднимать крик. Я от воплей сразу за меч хватаюсь.
Вожак бесцеремонно отобрал ребенка и передал своим бойцам. Больше им тут делать было нечего. Мавсин с трудом поднялась с лежанки и кинулась к дверям, уже после того как ловчары покинули дом. Возле самого порога ослабевшая мать споткнулась и упала. Она на коленях доползла до окна и сквозь слезы проводила взглядом удалявшихся воинов.