— Дальше своими ногами, — констатировал Горыныч, опуская ковер на ближайшую площадку.
— Давайте хоть поедим, что ли? — предложил Иван. Ему очень не хотелось подниматься пешком.
Перекусили. Пошли.
К вечеру на скале появилась первая надпись:
«Тихо, тихо ползи,
Улитка, по склону Царь-горы,
Вверх, до самых высот!»
Здесь заночевали.
Утро наполнили стоны. Сотни ступеней, пройденные накануне отзывались тягучей болью во всех мышцах.
— А ведь мы совсем невысоко поднялись! — Иван смотрел вниз с площадки. Потом развернулся и посмотрел наверх, на вершину.
— Как думаете, сколько дней нам подниматься?
— И думать не хочу! Давайте просто двигаться.
Через сто ступеней их приветствовала очередная площадка.
— Дорогу осилит идущий, — прочел надпись Горыныч, разминаясь.
Иван опустился на ступень и вытянул гудящие ноги:
— Должен, должен быть способ! Надо только хорошенько подумать!
— Подвинься, я тоже подумаю, — потеснила его Алена. — Хорошо бы вот так сидеть, а ступенька сама бы наверх ехала!
— А это идея! Ну-ка привстань! — в руке юноша уже держал мелок.
— Я только присела!
— Насидимся еще, — он быстро выводил уравнение. — Горыныч! Садись рядом! Поехали!
Глава 81
Хорошо сидеть на ступеньке, жевать бутерброды и любоваться окрестностями! Особенно хорошо, когда эта ступенька еще и сама понимается. Главное успеть с нее перешагнуть на площадку. А там просто написать формулу на следующей ступеньке, и снова наверх.
Пока Иван исписывал лестницу, Горыныч с Аленой изучали надписи на стенах. Постепенно их прибывало. Правда, содержание перестало отличаться оригинальностью. В основном имена неудавшихся покорителей Царь-горы и даты их провалов. И каждый раз последним в ряду стояло короткое «Слабаки!» Судя по всему, ее автор имел все шансы добраться до самой вершины. Однажды Алена предложила увековечить и их имена, на что Горыныч заметил:
— Скорее всего, на стенах отмечаются те, кто дальше не пошел.
В подтверждение его слов к вечеру имен с датами на стенах сильно поубавилось. Стали встречаться вообще неисписанные стены. Там же, где отметился хоть кто-нибудь, неизменно обнаруживалось: «Слабак!»
— Вам не кажется, что становится тесновато? — заметила на следующее утро Алена, когда все трое пытались устроиться на ступеньке.
— Я давно заметил, — нахмурился Иван, — такими темпами скоро мне не хватит места для всего уравнения.
Теперь приходилось писать уравнение дважды. Первой партией отправлялись Горыныч и Алена, за ними Иван. После обеда на каждой ступени стало хватать места только для одного. А через пару пролетов престало хватать места для формулы.
— Все, дальше только пешком, — вздохнул юноша и, не дожидаясь товарищей, двинулся наверх. На следующей площадке неожиданно появилось криво нацарапанное «Я не слабак!» Сколько же дней ее автор сюда добирался!
— Упорный товарищ! — восхитился Горыныч.
Эта надпись сопровождала друзей всю оставшуюся дорогу. Благо, подниматься оставалось недолго, конец пути уже был виден. Придерживаясь одной рукой за стену и опираясь на посох, шаг за шагом, ступень за ступенью приближались они к последней площадке. Вниз старались не смотреть — дух захватывало.
Глава 82
Лестница закончилась, немного не добравшись до самой вершины. Последняя площадка уперлась в глухую стену. В толщу скалы ответвлялся короткий узкий проход, совсем не похожий на все предыдущие отнорки. Солнце скрылось за горой, и в коридоре царил мрак. Иван, шедший первым, осторожно ступил в темноту, ощупывая дорогу посохом. Он тихонько стучал по полу и стенам впереди себя. Очередной удар вместо глухого стука отозвался жутким грохотом. Юноша вздрогнул и остановился. На него тут же налетела Алена. Эхо разнеслось в темноте.
— Иду, иду! — послышался из глубины радостный возглас. — Сейчас посвечу!
Вдали показался тусклый желтый огонек.
— Давненько сюда никто не поднимался! — продолжал радоваться неизвестный встречающий. Огонек плясал. Тот, кто его нес, явно торопился. Через минуту стало видно, что свет испускает маленькая масляная лампада. Ее нес в вытянутой руке мужчина настолько большой, что ему приходилось пригибаться и протискиваться по неширокому проходу бочком. Он подошел почти вплотную, едва не ткнув лампадкой в лицо Ивану. Юноша отклонился и краем глаза различил, отчего поднял такой шум. Это была дверь. Распахнутая настежь железная дверь, которую судя по толстому слою ржавчины не закрывали никогда. Нехорошее предчувствие шевельнулось внутри — незапертые двери не к добру.
— Большой брат видит тебя! — приветствовал гигант.
Иван замялся. Похоже было, что это и приветствие, и представление одновременно. Удобно.
— Иван видит тебя, Большой брат! А также тебя видят Алена и Полуэкт.
— Как много! — обрадовался Большой брат. — Пойдемте же скорей в нашу обитель! Старший брат ужасно обрадуется!
Он приплясывал от радости и лучился искренней улыбкой. Слегка повернувшись, громадный мужчина также бочком начал протискиваться обратно. Гости последовали за ним. Через пару саженей коридор расширился, и Большой брат сумел расправить плечи. Он уверенно шагал впереди, освещая путь себе и полностью загораживая свет остальным своей спиной. И ничуть этого не стеснялся.
— Вы как раз вовремя! — продолжал тараторить Большой брат. — Завтра суббота, банный день!
— Да, это мы удачно зашли. Помыться нам не помешает, — из-за спины согласилась Алена, — особенно тебе, Иван.
— Мы тут так топим, что три дня париться можно! Еще бы пивка после парка, — мечтательно продолжал проводник. — Вы случайно с собой не прихватили? Ах да, откуда ж вам было знать! А гномы своим элем нас редко радуют, жмоты! Ну да ничего, попариться и так неплохо! Полотенец и простыней у вас тоже наверняка нет. Ну, этого добра у нас навалом! А эля я попытаюсь все-таки выпросить — такой праздник! Сразу трое! Долго, наверное, постигали и просветлялись? Я вот, например, без малого месяц шел к познанию! И это только по лестнице, а уж сколько я до лестницы познавал и просветлялся! Но оно того стоило! Больше нигде такого пара не сыскать! Уж в этом можете мне поверить.
Друзья в полном недоумении и почти абсолютной темноте следовали за Большим братом. А тот все говорил, говорил и говорил. Не умолкая ни на минуту, он миновал несколько поворотов.
Звук шагов перестал метаться между стен узкого коридора и эхом разлетелся по обширному помещению. Большой брат неожиданно умолк и резко остановился. Иван в темноте налетел на него, в спину юноши ткнулась Алена. Горыныч успел затормозить.
— Дерек, Джонни, Черный Пес! Вы не оставили в беде старого Пью? — раздался в темноте тревожный сиплый голос.
— Успокойтесь, здесь нет никаких собак, — попытался разрядить обстановку Иван.
— Я слышу голос, молодой голос, — из мрака, постукивая по полу клюкой материализовался невысокий старичок, тоже закутанный в простыню. — Дайте мне руку, молодой человек.
Старичок переложил клюку в левую руку и безошибочно потянулся к Ивану. Он ловко ухватил юношу повыше запястья:
— А теперь, мальчик, веди меня к капитану, — голос старичка неожиданно изменился, стал резким, надтреснутым, жестким.
— Прошу прощения, но я не…
— Веди или я сломаю тебе руку!
Такого оборота никто не ожидал. Кроме Большого брата. Тот нежно положил свою толстую руку с пальцами-сардельками на плечо разошедшегося старичка:
— Старший брат! Это все в прошлом. Тебе не нужно все это! — говорил гигант ласково, словно с несмышленым младенцем.
— Ты лампу-то прикрути — коптит, — тон Старшего брата стал мягче, однако угрозы в его голосе не убавилось.
— Новые братья пришли за просветлением и познанием, — продолжил уговаривать великан. — Оставь прошлое, Старший брат, прошу тебя! И отпусти уже руку.
Хватка постепенно ослабла. В неверном свете лампады Иван вгляделся в лицо старичка. И остолбенел: тот был слеп. Едва подрагивающие веки закрывали пустые глазницы. Старший брат разочарованно вздохнул, повернулся и двинулся в темноту, ритмично постукивая тростью по каменному полу. Чувствовалось, что делает он это просто по привычке. Старичок пробыл в горном монастыре достаточно долго, чтобы выучить все закоулки ходов и залов, а в освещении он не нуждался. Большой брат и трое путников последовали за ним.
— Просветление. Познание. Искупление, — бормотал Старший брат. — Кому оно все нужно? Эх, где мои семнадцать лет? Вот когда нужно просветляться и — главное — познавать! А сейчас-то уж чего? Только искупать. Искупаться.
— Да-да! — подхватил Большой брат. — Искупать-ся. Завтра банный день, вот и станем купаться!
— Нелегко мне с тобой приходится, — просипел старичок, — видать, ты мое искупление. Послала же судьба такого безгрешного брата, аж завидно!
Зал оказался не так велик, как чудилось во мраке. Шагов через двадцать все оказались в противоположном его конце. Здесь стоял низенький столик, рядом расстелены два толстых шерстяных одеяла. На одно из них тут же лег Старший брат. Второй монах вновь засуетился:
— Нас стало больше! Нужно добавить столов и лож. Я сейчас, сейчас. Подождите здесь, никуда не уходите! — и он заторопился, унося с собой единственный источник света.
Когда его шаги удалились, Старший брат обратился к гостям:
— Простите меня, пожалуйста. Старые раны иногда открываются, напоминают о себе. Я ведь не всегда был высочайшим монахом. Долгие годы я обучался у предыдущего Старшего брата, а до того… впрочем, не стоит об этом. Во всяком случае, сейчас. Давайте лучше знакомиться. Я Старший брат, как вы уже поняли. А вас троих как звать? Подойдите ко мне по одному, я хочу рассмотреть каждого, услышать его голос.
— А ты не попытаешься снова сломать руку?
— Теперь нет. Мимолетное воспоминание, простите еще раз.
Первым рискнул приблизиться Горыныч. Он наощупь обогнул спутников и шагнул туда, где предположительно расположился старичок.