— Но, как я понял, ты позвала меня поговорить не о женской сексуальности, — прожевав, сказал Тарас.
— Нет, — Крестовская продолжала улыбаться — ей нравился ее собеседник.
— Понятно, — кивнул он. — Что ты мне принесла на этот раз? Какие образцы, что за интересная смерть?
— Никаких образцов и никакой смерти, увы, — Зина развела руками. — Я хочу поговорить о змеях.
— О чем? — Тарас поперхнулся эклером.
— Мне нужен человек, который хорошо разбирается в змеях, серьезный специалист, — сказала Крестовская.
— Герпетолог, — поправил он ее.
— Ну да, герпетолог, — согласилась Зина. — Самый лучший специалист в городе.
— Герпетология — это раздел зоологии, изучающий земноводных и пресмыкающихся, то есть рептилий, — занудным, лекторским тоном начал Тарас, — иногда раздел науки о змеях называют серпентологией. Однако дробные названия более узких разделов герпентологии используются достаточно редко. В первую очередь это связано с тем, что узких специалистов исключительно по змеям практически нет.
— Как это нет? — растерялась Крестовская.
— Это самый редкий и мало изученный раздел науки. Герпентологи на вес золота, их единицы. Ты хоть понимаешь, что это за наука?
— Нет, — покорно ответила она, зная, что без вступительной лекции от Тараса разговаривать с ним просто никак не получится.
— Название герпетология происходит от двух древнегреческих слов: «герпетон» — «змея» и «логос» — «учение, слово». Таким образом, в поле научного исследования этого раздела зоологии пребывают пресмыкающиеся и земноводные. — Судя по тому, что Тарас вытер губы, Зина поняла, что ей предстоит слушать долго. — Изначально герпетология исследовала лишь жизнь, повадки и особенности тела пресмыкающихся. Однако позднее к ней присоединили науку о земноводных, которая носит название батрахология, так как «батрахос» — «лягушка» по-гречески. Автором термина выступил натуралист из Германии Якоб Кляйн. Впервые он использовал его в 1755 году.
— Тарас, пожалуйста, ближе к делу, — взмолилась Крестовская.
— Терпи, — ехидно усмехнулся Тарас. — Так вот, специалист, который наблюдает за поведением, биологическими особенностями рептилий и амфибий — это герпетолог. Первым герпетологом считается Аристотель. Именно он объединил рептилий и амфибий и одну группу, назвав их гадами, и составил их описания. Первой научной работой по герпетологии считается диссертация австрийского ученого на соискание степени доктора наук Иосифа Николауса Лауренти, которую он защитил в 1768 году.
— Откуда ты все это знаешь? — искренне удивилась Зина.
— Рассказал тот человек, к которому я собираюсь тебя отправить. Единственный и самый лучший герпетолог Одессы, — ответил Тарас.
— Значит, есть такой специалист? — От восторга Крестовская готова была поцеловать Тараса прямо в розовую лысину.
— Есть. Но к нему не так-то просто попасть, — вздохнул он, — разве что я попрошу.
— Почему? — удивилась Зина.
— Это уже старый человек, он давно на пенсии. Его заслуги еще из Новороссийского университета, со времен Российской империи. Он не работает много лет и всего боится. И если консультирует, то за очень хорошие деньги.
— Почему всего боится? — не поняла Крестовская.
— Потому, что стар и много видел на своем веку. Пережил еврейские погромы в Одессе и в 1905 году, и во времена атамана Григорьева. И теперь живет не так, чтобы спокойно, ведь советская власть не сильно жалует евреев. Его зовут Аарон Моисеевич Либерман. Он человек редкого ума, его перу принадлежат книги, по которым учатся в ведущих университетах мира. И если с кем и будет он говорить, то только с тем, кто придет по моей рекомендации.
— Это почему же? — заинтересовалась Зина.
— Потому что... — Тарас потупил глаза, — потому что я живу с его племянником Борисом. А Борис ему как сын. Единственный родственник, который остался в живых. И ради Бориса он принимает меня. Это странно для тебя, наверное, и это редкость в наше время... Но это чистая правда. Говорю тебе, как есть.
ГЛАВА 14
Спускаясь к узким улочкам Слободки в старом дребезжащем трамвае, Зина, прислонившись лбом к холодному стеклу, думала о том, как интересно устроена жизнь. Все переплетения происшедших событий тесно связаны друг с другом. И самое важное — обнаружить связывающую их нить, ухватившись за нужный конец.
С Тарасом ей повезло. Еще больше повезло с последней его страстью. Крестовская вспомнила, как загорелись глаза Тараса, когда он заговорил о своем предмете — племяннике знаменитого герпетолога. Этот взгляд нельзя было спутать ни с чем. Тарас был счастлив. Впервые в жизни он был счастлив. И вместо возмущения, каких-то отрицательных эмоций Зина испытывала только одно чувство. Оно было странное, но перепутать его ни с чем она не могла. Это чувство называлось зависть.
Да, Зина могла себе признаться: она завидовала Тарасу, как завидует человек, увидев воочию чужую счастливую любовь. Человек, у которого, по большому счету — и в этом Зина тоже сама себе могла признаться — такой любви не было...
Знаменитый герпетолог жил на Слободке. Крестовская хорошо знала этот район, поэтому заблудиться не могла.
Вчера прямо из кафетерия в булочной, взяв у нее мелочь для автомата, Тарас пошел звонить герпетологу и вернулся уже с датой встречи.
— Я не говорил, что ты работаешь на спецслужбы, — строго сказал он, — я сказал, что ты мой замечательный друг, и тебе нужна помощь. Но Либерман далеко не дурак. В любом случае, с ним ты сможешь говорить откровенно. Он тебе поможет. А вот то, как ты дальше воспользуешься результатом этого разговора... Пообещай только, что ты не причинишь ему вреда.
— Я клянусь тебе в этом своей жизнью, — уверенно ответила Зина. Она уже твердо решила не говорить обо всем этом Бершадову.
— Я верю тебе, — кивнул Тарас. — Я не однажды видел тебя в деле и думаю, что могу тебе доверять.
Услышать от такого недоверчивого человека, как Тарас, подобное — это был комплимент высшей пробы, и Зина оценила его по достоинству. Судьба словно шла ей навстречу, решив вознаградить за долгую череду пустых разочарований и неудач.
Аарон Либерман жил не на окраине, а в центре Слободки, совсем рядом со Слободским рынком. Дом его, одноэтажный, весьма скромный, ничем не выделялся, был похож на остальные, весьма скромные, ведь на Слободке жили небогатые люди. Однако открыв плотно закрывающуюся, оббитую темным дерматином дверь, Зина попала в совершенно другой мир.
Для начала — знаменитый герпетолог Одессы выглядел гораздо моложе своих лет. Это был хоть и маленького роста, однако бодрый, подвижный человек. Голову он брил налысо, возможно, считал, что так он выглядит моложе, а под толстыми стеклами его очков блестели совершенно черные, невероятно умные и внимательные глаза. Зине они напомнили рентген.
Либерман сразу же ввел ее в гостиную, обставленную такой же дорогой антикварной мебелью, какую она уже видела в квартире Игоря Егорова. Однако они отличались главным — в гостиной Либермана была огромная библиотека. Два возвышавшиеся до потолка шкафа во всю стену были просто переполнены книгами. Судя по корешкам, некоторые издания были довольно редкими и древними. Было ясно, что ученый собирал эту библиотеку всю свою жизнь.
— Вы слишком молоды и красивы, чтобы интересоваться таким специфическим предметом, как мой, — сразу начал Либерман, усадив Зину в кожаное кресло и налив в чашку из тонкого фарфора ароматный чай. — Так и в чем причина?
— Я ищу одного человека, — прямо ответила Крестовская.
— И у вас есть подозрение, что я могу как-то помочь вам его найти? — прищурился ученый.
— Возможно, — вздохнула она. — Честно сказать, вы моя последняя надежда.
— Как интересно, — открыв коробку дорогих шоколадных конфет, Либерман придвинул ее к Зине. — Деточка, но последних надежд в жизни не существует. Это очень обманчивая истина, за которую приходится дорого платить.
— Почему? — растерянно спросила Зина.
— Потому, что мы не в праве расставлять приоритеты, нумеруя надежды. Разве вы можете знать последний день своей жизни? Я — нет. — Либерман улыбался вполне добродушно.
— И я тоже — нет, но... — Крестовская запнулась.
— Я столько раз смотрел в лицо смерти, что привык каждый день своей жизни считать последним, — Аарон Моисеевич продолжал добродушно улыбаться. — Понимаете, моими подопечными всегда были самые несговорчивые существа в мире. И, как видите, я жив до сих пор.
— Понимаю, — послушно кивнула Зина.
— А вот это вряд ли, — прищурился ученый. — Как правило, люди не хотят понимать тех, кто так сильно отличается от них самих. Я говорю о моих подопечных, как вы понимаете.
— Вы не можете их понять до сих пор? — усмехнулась Зина.
— Мы не встречаемся уже много лет. Я ведь старый человек. Живу на скромную советскую пенсию, — закатил глаза Либерман. Зина бегло оглядела комнату. Окружающая обстановка выглядела совсем не плохо. Очевидно, иметь дело с пресмыкающимися было весьма выгодно. Так же, как и квартира Егорова, эта комната показывала, что в нее вложены очень большие деньги.
— Когда-то я очень хорошо зарабатывал, — Аарон Моисеевич перехватил ее взгляд. — Люди готовы платить большие деньги за то, что содержит яд змеи. Это лекарства, это...
— ...яды, — закончила за него фразу Зина. — Яды, не оставляющие следов. Так любимые всеми бандитами города и секретными лабораториями НКВД.
— Совершенно верно, — не смутившись ничуть, кивнул Либерман. — Когда-то я зарабатывал неплохо, причем исключительно своим умом. А сейчас все, что у меня осталось, — это Борис, моя единственная привязанность. И если бы не он, я никогда не согласился бы на весь этот разговор.
— Поверьте, я очень ценю это, — честно сказала Зина.
— Сейчас хорошие деньги зарабатывают мои ученики, — вздохнул ученый. — Впрочем, их у меня совсем не много. Не каждый человек способен перенять мой опыт.
— Вот об одном из ваших учеников я и пришла поговорить, — сказала Крестовская. — Об Игоре Егорове.