Прежде чем приступить к надрезам, она решила закончить осмотр тела. И тут же ее ждал сюрприз, от которого она вздрогнула. На правом предплечье Крестовская разглядела довольно большую татуировку иссиня-черного цвета. Это было очень необычно, так как у нее не было сведений, что отец Григорий сидел в тюрьме. Да и татуировка не выглядела тюремной. Она взяла лупу, пытаясь внимательней ее рассмотреть.
На татуировке был изображен змей, кусающий себя за хвост. Конец хвоста тонул в его собственной пасти, и таким образом получалось весьма необычное кольцо.
Татуировка выглядела красиво, но необычно. Зина никогда прежде не видела такого символа и не знала, что он означает. Однако ей было понятно, что это не воровской и не христианский символ. Что же тогда?
Не расставаясь с лупой, она продолжила осмотр. Очень скоро ее ждал второй сюрприз. У самого основания шеи Крестовская разглядела две крошечные, едва уловимые точки, чуть отличающиеся от остальных участков кожи незначительными покраснениями.
Если б у нее не было лупы и она осматривала тело бегло, не зная, что искать, то никогда не обратила бы на них внимания. Взяв специальную длинную иглу, Зина принялась исследовать эти точки. Они оказались ранами, не очень глубокими, но достаточными для того, чтобы яд, введенный в них, попал в кровь. А Крестовская не сомневалась, что именно через эти точки яд и попал в тело Александра Карояна.
Ткани в районе точек немного припухли и были достаточно воспаленными. Зине подумалось, что Кароян должен был испытывать боль, они были болезненными. Однако тут же пришла следующая мысль — если была боль, могли быть и галлюцинации. А из-за сильных галлюцинаций Кароян мог не заметить боли в этих местах поражений.
Третий сюрприз ждал Зину на внутренней стороне правого бедра, близко к паху. Вот уж чего она не ожидала точно, так это неожиданной загадки в таком месте! Это был свежий шрам довольно приличных размеров — в половину ладони. Он представлял из себя сплошную сетку довольно глубоких порезов.
Вдруг у нее мелькнула шальная мысль о том, что шрам выглядел таким образом, словно Кароян сам резал и колол себя ножом. На какую-то долю секунды Зина застыла в недоумении. Что же это такое?
Судя по состоянию тканей, раны были нанесены максимум два месяца назад, и некоторые уже успели поджить. Кто же мог нанести такие раны?
— Да не удивляйтесь вы так, — вдруг неожиданно раздался голос санитара. — Это татуировку он пытался срезать. Специальным ножом.
— Что? — поразилась Крестовская, которая была уже готова подумать все, что угодно, но такая простая мысль не приходила ей в голову.
— У меня приятель есть, так он вот таким макаром армейскую татуировку выводил. Татуировки — они же не выводятся, вроде на всю жизнь. У него девчонка была, а он с другой познакомился. Вот и надо было срезать, — пояснил санитар.
— И что же он сделал? — Зина внимательно рассматривала шрамы.
— У одного зэка специальный нож купил. Зэки такие ножи делают, с несколькими лезвиями, чтобы татуировки срезать. И сам себя порезал. Заживал, конечно, долго. Но в результате осталось такое вот, как у этого.
Выходит, Кароян срезал татуировку месяца два назад. Зина задумалась. Что могло там быть изображено, настолько опасное, что он решил сам себе нанести такие жуткие повреждения? Почему тогда он не срезал змея? Змей был не опасен? Становилось совершенно непонятно.
Чтобы избавиться от сомнений, Зина быстро собрала ткани с поврежденного места в пробирку, намереваясь отдать Тарасу для анализа. Если там есть следы краски, которой делают татуировку, он обязательно их найдет, и это будет подтверждением того, что версия санитара правдива. Больше загадок на теле покойника не обнаружилось, и Зина приступила к самому вскрытию...
Через два часа она сидела в пустой ординаторской и ждала Бершадова. Тот опаздывал. Чтобы убить время, Крестовская потягивала найденный в ящике стола Кобылянского коньяк.
— И мне налей, — раздался резкий голос из-за спины, и в ординаторской появился встревоженный, взъерошенный Бершадов.
— Нашел проводника? — спросила Зина, наполняя стакан.
— Пока нет, — он выпил коньяк одним глотком, не смакуя, как воду. — Творится что-то страшное. События выходят из-под контроля. Конечно, с одной стороны хорошо, что начались бунты и беспорядки, но с другой... Мне сложно все это контролировать.
— Бунты и беспорядки среди мирного населения? — уточнила Крестовская.
— Мы завезли на территорию румынской Бессарабии такое количество оружия, что рано или поздно должны были начаться вооруженные бунты. И знаешь, что интересно? — Бершадов рухнул на стул.
— Что? — Зина пока не знала, как ориентироваться в этом кошмаре.
— Бунтуют беднейшие крестьяне! Именно бедняки первыми хватаются за оружие, вступая против румын. А вот те, кто позажиточней, те наоборот — сваливают с нашей части Бессарабии, из советской, к румынам. Шкурники! Им, видите ли, наша коллективизация не нравилась, кулаки недобитые. Ну ничего, мы до них доберемся! — гремел Бершадов.
— Да, а бедняки быстро освоили важное советское правило, — горько усмехнулась Зина, — лучше отнять у другого, чем самому заработать. Потому им советская власть и нравится.
— Крестовская! — рявкнул он. — Ты говори, да не заговаривайся! Пей поменьше, если алкоголь действует на тебя так! А то не посмотрю, что ты у меня на службе! Такое тебе устрою за твою контрреволюционную пустую болтовню!
— А я что, я ничего, — Зина пожала плечами, — я просто так сказала. К теме народных восстаний. Жаль, что ты не нашел своего проводника, — перевела она разговор.
— Надеюсь, к вечеру сведения будут, — моментально остыл Григорий. — Что вскрытие? Докладывай!
— Ничего хорошего. Твой агент умер от яда змеи. И я подозреваю, что это яд южноафриканской змеи мамбы.
— Но это же абсолютно невозможно! — Бершадов побагровел, а затем вдруг неожиданно грохнул кулаком по столу: — Это чушь собачья!
— Мебель громить не обязательно, — спокойно произнесла Зина — ей было интересно наблюдать его злость. — Я обнаружила на шее змеиный укус, то есть его укусила змея. Симптомы такие же, что и у того красноармейца, 7346: сильно повышенная температура тела, судороги, спазмы, потеря ориентации. Думаю, у него могли быть сильные галлюцинации. Потом кома и через полчаса — смерть.
— Через полчаса? — нахмурился Бершадов.
— Да, через полчаса. Ты установил, что он делал в тот день, когда умер?
— Он умер вечером. Или даже ночью... У него было служение.
— Со змеями? — Зина не отрывала от него глаз.
— Да, но...
— Тогда все совпадает. Кто-то подсунул ему в коробку вместо гадюки ядовитую мамбу. Змея укусила его в шею. У него было полчаса на то, чтобы вернуться домой и умереть.
— Это невозможно, — Бершадов сжал кулаки, — это невозможно! Никто, кроме него, не прикасался к ящику со змеями. И когда ящик открыли, там были только гадюки.
— Значит, мамбу убрали, — пожала плечами Зина.
— Но кто смог бы это сделать?!
— Тот, кто и подложил ее туда!
— Ты хочешь сказать, что его убил Игорь Егоров? Но зачем? Егоров тоже мой агент!
— Я пока не знаю. Но Егоров мог это сделать. И он в Бессарабии. Значит, вполне возможно, что змею подложил он.
— Это ошибка, — Бершадов не мог успокоиться. — Только не Егоров. Зачем ему это делать?
— Кароян умер от змеиного яда. Никакой ошибки нет, если бы вскрытие проводил врач, который не знал бы, что это мог быть змеиный укус, то он сказал бы, что смерть наступила от естественных причин. Паралич сердца, ну что-нибудь такое. Яд мамбы не определяется при вскрытии на глаз. Нужны серьезные и сложные анализы. А кто их будет делать?
— Да, озадачила, — Бершадов мотнул головой. — Что еще?
— Еще — змей! — Зина хмыкнула.
— Какой такой змей? — У Бершадова был совершенно растерянный вид.
— Вот такой, — Крестовская быстро схватила со стола листок бумаги и нарисовала татуировку отца Григория. — Ты когда-нибудь видел такой символ?
— Нет. Впервые в жизни вижу.
— У Карояна была такая татуировка на предплечье, в виде змея. И еще одна, которую он пытался срезать, на бедре.
— Срезать? — Бершадов совсем растерялся.
— Да-да. Срезать. И что там было изображено, я не смогла определить.
— Хорошо. Продолжай, — он вдруг резко поднялся со стула. — Я буду держать тебя в курсе.
И быстро вышел, не оглядываясь, из ординаторской. Зина спокойно допила свой коньяк.
— Ты заболел? — нахмурилась Крестовская, когда в булочной Тарас заказал себе только один стакан какао, да еще и не положил в него сахар.
— Нет, — он выглядел невероятно хмурым. — На диете. Борис сказал. У меня давление сильно барахлит.
— Что значит барахлит? — перепугалась Зина.
— Высокое очень, — вздохнул Тарас с самым несчастным видом. — Борис сказал, что нужно похудеть. А это мука. Не жизнь!
— Не страдай! — улыбаясь, она потрепала его по руке. — Борис заботится о твоем здоровье. Разве это не замечательно?
— А, да ну его к черту! — Тарас рассвирепел. — Сам наверняка колбасу трескает втихаря! А меня кефиром замучил, инквизитор. Вот возьму и назло ему все пирожные здесь съем!
— Потом, — твердо сказала Крестовская. — А пока говори, что ты нашел.
— Ты не ошиблась, — кивнул Тарас. — Это была краска, которой делают татуировки. Самодельная, дешевая, очень плохого качества. Такую зэки в тюрьмах используют. И краски этой было достаточно много.
Зина задумалась: мог ли Кароян сидеть в тюрьме? Была ли эта татуировка тюремной? А что, если у него было уголовное прошлое, и, чтобы искупить свои былые грехи, он стал работать на разведку Бершадова? Да, но если Бершадов знал о его прошлом, а он не мог не знать, зачем тогда ему срезать татуировку? Здесь было что-то не то.
— О чем ты задумалась? — спросил Тарас.
— О том, почему он пытался срезать татуировку, — честно ответила Зина.
— Этого я не знаю. Но я могу сделать тебе подарок, — улыбнулся Тарас.