Ливер, отбежав к сейфу, трясся всем своим жиром, ржал и плакал в полный голос, иногда переходя на глухое бульканье, несколько раз шумно втянет воздух и опять, и по кругу, между тем показывая сыгравшему побудку большой палец, мол, зачет и полная реабилитация, а может и вовсе премия. В конце концов, Ливер отдышался и заорал своей луженой глоткой:
— Хорош, долборезы гребаные. Замерли! — и как в детской игре все будто примерзло, кому охота Ливера ослушаться, это равносильно умереть тут же, и хорошо если сразу. Даю вам, дети греха и порока, на все про все сорок минут, кто накосорезит, по кускам отправится в этот морозильник и в конце концов принесет мне прибыль, — и он с толикой обожания, похлопал по крышке морозильного шкафа.
— Вы меня знаете. Отомри! — опять заорал он.
За сорок минут все уложились: и оправиться и поесть и оружие свое еще раз проверить.
— Построились, — посмотрев на часы гаркнул Ливер. — Так, хорошо, надеюсь сегодня от вашей работы получить больше, чем в прошлый раз, долги нужно отдавать а пока вы больше жрете, пьете и боеприпас попусту жжете. Где жемчуг, спрашиваю я вас, где перлы? Вот Ваши сменщики уже пяток черных красавиц набили и даже одну красную. И всего больше у них и споранов и гороха. Предупреждаю, если так и дальше будет продолжаться, я лично, со знанием дела всем без исключения унылую пластику лица сделаю, навечно, — и Ливер опять похлопал по крышке большого белого холодильного гроба.
— Кто из Вас лабухов агрит тварей, и на убой водит? — руку поднял долговязый рыжий парень.
— Дар? — ткнув пальцем сосиской, спросил Ливер.
— Быстрый бег и прыжки, погоняло Тушкан.
— Тушкан значится, — Ливер осклабился. — Да какого же ты хрена, Тушканище гребаное, одно фуфло на убой гонишь? Побегай по городу, пошуми, рискуй сученок, иначе и дальше будешь только постных бегунов да спидеров таскать, на кой хрен они нужны нам, да и ты вместе с ними.
— Внял? — с тычком пальца в грудь, спросил Ливер. Парня шатнуло.
— Да понял я все, Ливер, постараюсь, — скривившись, потирая ушибленное место, ответил Тушкан.
— То-то, а теперь, сукины дети, марш работать, и удивите меня.
Знал бы он, сосредоточение всего плохого, больной на голову и тело недочеловечишко, чем это обернется — застрелился тут же.
Оружейник с интересом, не отрываясь, смотрел на разыгрываемое действо на мониторе, будто фильм про постапокалипсис, многое ему стало понятно. А многое еще больше запуталось.
Эти люди на мониторе больше всего ему напоминали рецидивистов, злые, излишне агрессивны друг к другу, настоящая волчья стая, хотя в среде волков, можно сказать, идиллия и любовь если сравнить то, что он видел на мониторе.
Ему стало понятно, что это место где он оказался, называется Стикс. Чудовища имеют свою иерархию и видимо обширную. И оказывается, у всех здесь есть таланты, называемые «даром» — сверх способности, дарованные этим миром.
На мониторе появилась пришедшая с крыши смена, уставшие, с рыбьими глазами, как роботы по очереди укладывали свое оружие на длинный пристенный стенд. Оружейник хоть и не мог почувствовать запах, но представить, вполне, он еще хорошо его помнил: резкое, въедливое амбре затяжного огнестрельного боя, запах пороховых газов, пота и перегретого оружия.
Ливер сидел за столом, механически кидая кости, с толикой разумного опасения посматривая на спускавшихся с крыши бойцов. Сменившиеся, были совсем не тот сброд, что совсем недавно находился здесь. Эти были особенные, настоящие, матерые хищники, выживавшие в Стиксе и не по одному году. Заметно это было во всем, во взглядах, в скупости движений, в каком-то налете уверенности. Хладнокровные, жесткие, безжалостные убийцы, в мельчайших деталях знающие свое дело. Каким-то боком попавшие в должники к Урфин Джусу — главе стаба «Лебяга», отрабатывающие таким экстремальным способом свои долги. Верней один попал, легендарный Бедовый, а эти лишенцы за него впряглись, — дичь безголовая. В подтверждении своих опасений, к нему совсем не заметно, со спины, подкрался Цитрамон, шепнул:
— Хозяин, чую нехорошее, будь осторожен, плохие мысли у этих потрошителей.
К Ливеру за стол, не спросив разрешения, присел альбинос с белой, даже с какой-то синевой, как у мертвеца кожей, почти бесцветными, цвета льда глазами и глубокими тремя шрамами, идущими наискось через все лицо.
С виду живой мертвец, ни слова не говоря, постелил серую плотную рогожку на стол, медленно выложив на нее поочередно: затвор, от АСВК КОРД, масленку, и свои любимые кукри[6] и начал любовно чистить промасленной тряпочкой части крупнокалиберной снайперской винтовки.
— Это он что, так меня пугает? — Ливер посмотрел на кугри и его холодный пот прошиб, этот известный клокстопер при желании на дольки порубит, он даже встать не успеет. Ливер постарался, как мог, выказать хладнокровнее:
— Привет, Жнец! — белоголовый даже не посмотрел в его сторону, кивнул. — Как отстрел сегодня? — Жнец почти незаметно опять кивнул головой, возможно это означало «хорошо». Ливер видимо понимая, что от этого типа мало чего добьётся, разве что еще пару кивков головы, или того хуже усечение головы, загудел недовольно:
— К Тимофею[7] Вас всех! Кто докладывать будет? Кто добытое сдавать?
Рядом с занятым своим делом невозмутимым Жнецом присел еще один воин.
— Молчун, а ты какого здесь? — спросил явно раздраженный Ливер у присевшего. Ну, чешешь ты языком во сне отменно, заслушаешься, это не дает тебе право в базар встревать.
— Значитца так Ливер, — уверенно сказал Молчун. — Парни определились, наконец, с заместителем Бедового. Меня вот наделили полномочиями.
Молчун выложил на стол добычу, ее было необъяснимо много. Ливер ошалело хлопал глазками на этакое, не понимая, как вообще это возможно:
— Пипец, потные носки мне в рот. Кого ограбили?
Молчун, как хороший игрок в покер, сохраняя полную отрешенность, и бровью не повел:
— Здесь двести восемьдесят грамм узелкового янтаря, триста десять споранов, сахарка девяносто две штуки. И еще — вот это. — Молчун очень осторожно и медленно, будто это что-то чрезвычайно хрупкое выложил на блестящий лаком центр стола, две красных жемчужины, мгновенное сосредоточие всех взглядов и наступление полной тишины. Кто-то тихо вбросил в напряженную тишину:
— Алое Сокровище.
Выждав, достойную Большого, паузу, Молчун продолжил:
— Сафари выдалось удачным. Похоже, где-то рядом идет Орда, нас цепляя только краем, по всему обходят ЛАЭС, мы думаем не называемых боятся потревожить. Начало смены было отвратным. Поначалу мы загрустили, одни Топтуны да Кусачи в наличии, никакого профита. Задолбались ковырять их, и в карьер стаскивать. Ко второй половине дня, там, внизу, целая стая низших употребителей собралась, и в правду настоящие чайки помоечные, как ты их называешь.
А за три часа до конца смены, видим, а главное слышим, наш загоняющий Клюня — паровоз знатный, тянет! — Молчун, хохотнув, указал на кучерявого крепкого парня, мявшегося за спиной. — А сам, как Лось, сквозь бор на гоне прется, и орет, что интересно, почти так же, Талант, а за ним в синхроне два элитника килограммов под четыреста, носорогами мчатся, сосенки по пути срезая, будо и не деревья это вовсе, а обычные одуванчики, за ними чуть в отдалении толпа руберов наяривает, мамочка моя родная роди меня обратно, а то и вовсе не надо. Хорошо, два корда стояли на треногах, заряженные бронебойными и в том направлении с тысячи уже начали доставать их, сдерживая. Это и спасло нашего Клюню сохатого.
Суровые мужики, обступившие стол заржали дружно, похлопывая раскрасневшегося парня.
Глава шестаяУрфин Джюс и его деревянные солдаты
Память у людей, какая-то не по-хорошему избирательная, лучшее, как прошлогодний снег, без следа истаивает, забывается, а вот плохое, или вовсе ужасное ни-ни, как ни старайся, ни за что не оставит в покое, будет периодически навещать тебя, как теща «любимая», или не менее обожаемый налоговый инспектор, это уже кому как нравится.
А вот память на архивном винчестере она не избирательна, она все фиксирует. Наконец, Оружейник нашел, где хранятся данные с внешних камер наблюдения. Ему, страсть как хотелось посмотреть бой этих парней.
— Атас! Элита! — заорал Молчун метнувшись к одному из Кордов с оптикой, став отстреливать короткими очередями, поливая то в одну, то в другую тварюгу. Оба чудовища кувыркались, если в них попадало, и тут же вскакивали. Лютый визг тварей, резал слух, давил на нервы. Бронебойные, злые пули неистовыми остроклювыми кувалдами били в тела тварей без жалости, иногда вышибая, вырывая, целые куски их бронированной чешуи с кровавой плотью, ошметками отлетающую от тварей.
Жуткое зрелище, разворачивающееся перед глазами нагнетало, плющило. Молчун кричал что-то непонятное, и при этом остервенело жал на курок. Кругом оглушающий грохот, страшные, безумные крики людей, перемешенный с неистовым ревом тварей. Боевое безумие вроде отступило и Молчун, на грани срыва голоса, закричал:
— Братва! Утесы бей по силуэтам, не давайте им разогнаться. Корды и Снайперы! Цель — рыло. Руберов не трогаем.
Им повезло, очень повезло, твари держались рядом. Когда левый упал и как-то завозился с подъемом. Молчун скомандовал уже более спокойным и хладнокровным голосом:
— Правого давим! Давай! — перенос всего огня на одного элитника дал результат, его завалили первым. А через несколько минут и подранка разделали. Руберов уже добивали под стенами с чувством, с толком, с расстановкой. Когда все было кончено, двое из группы спустились на подъёмнике и стали потрошить эти наросты на затылках тварей. Зачем, не понятно. А когда они вернулись, Оружейнику, наконец, стало ясно, откуда берутся эти горошины, эти виноградины и этот жемчуг.
— Дааа… Неожиданный расклад, — высказался Оружейник и переключился снова на внутреннюю запись.