— Говори, — с досады махнул рукой Михаил.
Раненый сжал его руку, будто гидроманипулятором, «не сломал бы, детинка здоровенная».
— Ты Змей. Теперь ты Змей. Эээ, — осклабился гигант. — Теперь и я Крестный, — с немалой толикой гордости и торжественности пророкотал буквально светящийся Скала.
Оружейник удивился:
— Почему Змей? Михаил меня зовут, можно Миха. — Глыба даже как-то испугался.
— Нельзя Земные имена, запрещено, Стикс накажет. Змей, хорошо. Змей, сильно подходит, — и указал на Оружейника. — Ползающий, мудрый, опасный, ты.
Оружейник с легким недовольством развел руки, вздохнул и кивнул соглашаясь:
— Змей, так Змей. Пусть будет. «Кто ж, со смертельно раненым в голову, спорит», — решил про себя Оружейник.
— Нас убил, кто? — задал вопрос Глыба.
— Люди Урфин Джюса, один ты живой из Заводских остался. Походу достойные воины были.
— Змей, где враги?
— Недалече ушли бездушные, все в этой земле упокоились.
— Ты? — громыхнул Глыба.
— Я! — не стал отпираться Змей. Гигант заулыбался. О, как этот воин умел улыбаться — песня, нет, целый гимн Солнцу, наверное, так только умеют дети или святые. Змей будто в лучах родной звезды искупался, на целый миг поймав в руку мифического мотылька, столь редкое ощущение легкости бытия. Чувствовалось даже без слов, Глыба был доволен, очень доволен.
— Глыба называл правильно, ты Змей, Великий Змей. — И поднес указательный палец к губам, типа молчу-молчу, больше ни-ни.
Змей в какой раз уже вздохнул. «Вот и до Великого Змея дорос, что бы Фенимор наш, Джеймс Купер сказал на это?»
И тут гиганту стало плохо, он закашлялся, захрипел, потерял сознание. Живчик, так называл это волшебное пойло Глыба вновь привел его в сознание, на долго ли, Оружейник не знал. Сказка закончилась, скорей всего парню жить осталось совсем не много. Зарин это Вам не шутник, он гробовщик коих мало. Войнов, прозванный Змеем, наверное, впервые так пронзительно и по настоящему испугался, оказывается ему до чертиков надоело одиночество. Нет Тигра и Тень это конечно друзья, и все такое, но он только сейчас понял, какое счастье, это общение с человеком, хорошим человеком. А то, что этот парень называющий себя Глыба именно такой, он ни сколечко не сомневался, в чем-чем, а в людях он еще на службе научился разбираться.
Скала лежал, хлопал глазами, смотрел на него и улыбался, губы были в крови.
К горлу подкатило, глаза защипало, не заплакать бы. «Сука Урфин Джюс, теперь ты мой личный враг. Если этот парень умрет, я все ваше гнездо поганое, паучье, дотла выжгу». Оружейник несколько раз провентилировал легкие, это как всегда ему помогло, собрался с силами и насколько можно спокойным голосом обратился к раненому:
— Скала, я много не знаю, нуб я еще здесь, понимаешь? — Гигант согласился кивнув. — Если ты знаешь, скажи, что может помочь тебе.
Лежавший, как скала, разлепил губы:
— Знахарь, Белая Жемчужина. «Вот я мудак», - ругал себя последними словами Оружейник, лихорадочно спеша отрыл коробочку, достал жемчужину, скомандовал командирским голосом:
— Солдат, открыть рот, проглотить! — Скалу аж передернуло и выгнуло, будто он на мостик хотел встать, отпустило, и похоже сразу стало лучше, из бездонных голубых глаз ушла боль.
— Так-то, Скала. Да будет жизнь! И это наше основное воинское кредо.
Глыба не понимающе закрутил глазами как бы себя изучая и обратился к Оружейнику:
— Змей, что Скала проглотил? Оружейник пожал плечами, он уже понял натуру парня, про таких в той жизни говорили, чтоб не обидеть, — Особенный.
— Это была Белая Жемчужина, брат мой.
— Белая что? — Громыхнул своим басом Алеша Попович.
— Жемчужина! Скала, успокойся, — слегка придавил рукой Глыбу к земле, — ты же сам сказал, тебе может помочь лишь Знахарь или Белая Жемчужина. Знахаря, сам посуди, поблизости не наблюдается, да я и не знаю, кто это такие, а вот Белые Жемчужины у меня есть, вот одну тебе выделил.
— Белая Жемчужина мне, — будто выдавил из себя Глыба.
— Да. И что? Ты против что ли, белые колеса, знаешь ли, во все века человечеству помогали.
Гигант тихо заплакал, и похоже полез обниматься. «Блин не умер бы». Как оказалось, большой человек оказался очень сентиментальным. Ситуацию спасли Тигра и Тень припрыгнувшие на грудь Глыбы. Тот тут же завязал с мокрым делом и как-то с опаской, слегка заикаясь, спросил:
— Ээ… это кк… кто?
Оружейник, едва не ляпнул: «Разве не видишь, зоопарк приехал, скоро и злые клоуны появятся», — но сдержался, «Слон побаивается мышь — известный парадокс».
— Это, Моя разведкоманда, Глыба, — на полном серьезе ответил Змей. — Знакомься, это Тигра, а это ее отпрыск Тень. Не смотри, что неказисты и малы ростом, маскировка это, разведчики из них лучшие, и много еще чего интересного могут, сам пока еще со всем этим не разобрался. И Они, как полноправные члены группы, тоже получили по одной белой Жемчужине. И до этого еще по черной схомячили, а я красную.
Именно в этот момент, наконец, Оружейник увидел воочию реализацию высказывания «отпала челюсть». Гигант смотрелся феерически, жалко фотоаппарата нет.
— Змей не от мира сего, Змей странный очень, — заявил добрый гигант.
Оружейник рассмеялся:
— Это точно, я не от мира сего, я с Земли. Смотрю, Глыба, тебе стало получше, нам нужно двигаться, скоро здесь может стать не безопасно, злые клоуны и в правду могут появиться, причем в двух обличиях. Что те, что другие нам опасны.
— Змей знает за Белую жемчужину? — не унимался Гигант.
— Теперь знаю. Для меня ясно, это большая ценность, и может исцелять, причем мгновенно, почти безнадежных и этому я первейший свидетель.
Скала довольно заулыбался:
— Змей умный, но за здесь плохо знает.
— Надеюсь, Скала расскажет что знает, за здесь, — ответил Змей, разминая самомассажем руки.
— Конечно, Скала расскажет, память у Скалы хорошая, Скала многое слышал, Скала все запомнил.
— Ну и хорошо, расскажешь по дороге, давай переваливайся на этот брезент, хватайся за края, я буду тянуть, а ты по возможности отталкивайся ногами, помогай. Нам вот до того здания полсти упираться, метров так восемьсот. Далеко, но по помаленьку, помаленьку и справимся. Скрутив полотнище, Змей закусил его край, перекинул через спину и пополз. Проведение сегодня было на их стороне, хорошая погода как по заказу резко изменилась. Такое бывает на Балтийском побережье, пошел мелкий Бус в миг укутавший окружающее, во влажный, непроглядный, плотный туман. Для них это было словно подарок, а то, что видимость ограничилась двумя-тремя метрами не беда, волноваться не о чем, когда у тебя в компании самый лучший из навигаторов и неважно, что с хвостом.
Тигра с Тенью тоже помогали тянуть лямку, если можно было так назвать их вклад в общее старание. Они, то бежали вперед, то забегали назад, хватаясь своими челюстенками то здесь, то там, пытаясь по примеру Змея упираться своими крохотными лапками и тащить, тащить при этом задорно попискивая, да еще и с таким серьезным и сосредоточенным видом: «О, мамочка моя родная, не надорвать бы пупок, нет-нет не от тяжести, от смеха». Моментами эта веселая парочка так увлеченно отдавалась устроенной ими этой кутерьмы-карусели, что пыталась тащить в обратную сторону или куда-нибудь в бок. Тоже мне Бурлаки самоучки.
А когда они этот свой шабаш-забег, довели, почти до совершенства, с запрыгиванием на голову Змея и замирая там столбиками, Сурикаты и все тут, дабы, наверное, отметить правильность маршрута и расстояние, даже смертельно раненый Алеша Попович нет-нет да похрюкивал, едва сдерживаясь. Конечно, помощи от этих двоих хвостатых клоунов был с мизер, зато настроение и дух, их стараниями, был поднят на безоблачную вышину.
И все равно, двигались они медленно, но двигались. «И впрямь скалу тащу»,- иногда думалось Змею. За это, тянущееся будто резина время, когда он вынуждено останавливался, чтоб передохнуть, Скала этот, наверное, самый тяжелый из рассказчиков, причем в обоих смыслах в свойственной ему манере говорил и говорил о Белых Жемчужинах. Так они и ползли, а на привалах он слушал детинушку и пытался систематизировать выплеснутую ему в мозг хаус информацию, к концу маршрута у Змея получилось следующее:
Белая Жемчужина является наивысшей ценностью в Стиксе, потому что она сильно повышает шансы выживания в этом мире, даруя обычно самый нужный из даров принявшему ее, без каких либо последствий.
— Слава тебе господи, доползли, — устало обронил новоиспеченный Змей.
Забравшись на крышу из последних сил, он приказал Тигре срезать торец, это сделал Тень, да так виртуозно, что он даже не заметил, как это произошло. Вот так мелкий. Спустил люльку, лезть по канату обратно не пришлось и слава Стиксу, а то руки дрожали предательски, что отрадно ноги тоже, а главное не болели вовсе. Скала сам пролез в изуродованную люльку. «Удивительное рядом, — подумалось Змею, — вот так жемчужина, парень давно должен был уйти за грань, а нет восстанавливается буквально на глазах». Скалу подняли, поместили на крышу. Завалились на отдых тут же, не найдя в себе сил спустится в жилую зону, прямо тут на свежем воздухе, на евро поддонах завернувшись в брезент, отрубились почти сразу. Единственно, что еще успел сделать Змей до отключки, это попросить крысок встать на часы, и если, что сразу будить его.
Глава восьмаяДела житейские
Пробуждение впервые за последние дни выдалось каким-то бестревожным, ни чего не болит, нигде не тянет и очень хочется потянуться, прямо как в лучшие годы.
Эх, хочешь, не хочешь, а глаза открывать придется. Отрыл, и едва ли не вскрикнул, не признав с первого взгляда крышу тира. Ему даже на мгновение показалось, что он находится где-то в другом месте. Да нет же, вот она крыша, и створчатая железная дверь на второй этаж в сохранности, как и парапет немного покусанный выстрелами деревянных солдат Урфин Джюса. Но, вместе с тем, наведённый тут порядок изменил это место до неузнаваемости. Ни бумажечки, ни пылинки, веревки в аккуратных бухтах, ленты свернуты и упорядочены, как книги в библиотеке педанта. Над ним сооружен навес. По правую руку у самого парапета стоит, чистит «Утес», рядом столбиками выстроилась остальная команда, с упоением слушающая, как Великан на полном серьезе рассказывает устройство крупнокалиберного пулемёта «Утес», причем в мельчайших подробностях. Заметив, что Змей проснулся. Глыба, встав по стойке смирно, словно крупный Соборный колокол пробасил: