Вампиры – красивые существа.
Это почти всегда так. У них мягкая и гладкая кожа, яркие и эффектные черты лица, голоса сладкие и мелодичные. Они часто отличаются такой красотой, какая оставляет отметину в душе, – такой, какая снова и снова приходит к тебе, когда по ночам ты лежишь в постели без сна, думая о форме этих губ.
Девушка научилась быть к этому равнодушной. Ей все время твердили, что нужно видеть в существах, окружающих ее, смертельно опасных чудовищ. Только повзрослев, она начала считать их опасными не в том смысле, в котором они были чудовищами, а в том, в каком они таковыми не были.
Скажем прямо: она была умная девушка. Она умела выживать.
Но все живые существа жаждут любви. Разве это недостаток?
Однажды ночью девушка встретила юношу-вампира. Она редко беседовала с царедворцами отца. Но этот юноша тоже выглядел чужаком. Он был молод, всего на несколько лет старше ее. Он оказался самым потрясающим существом, которого она когда-либо видела: его лицо безупречно сочетало суровые углы и мягкие изгибы, нарисованные теплыми оттенками, намекая на то, кем он когда-то был.
Да, она встретила обращенного.
Он был одиноким юношей. Она – одинокой девушкой. Разве удивительно, что между ними возникло чувство?
Может, он и сам не понимал, каким оружием была его внешность.
Может, его влекло к этой девушке потому, что она напоминала ему, кем он когда-то был.
Может, он даже считал, что любит ее.
Девушка никогда особо не задумывалась о любви. Ей не давали книжек про принцесс, она не мечтала о поцелуе возлюбленного, который спасет ее от злосчастной жизни. Но воспоминания о губах этого юноши посещали ее по ночам. Если любовь – это желать кого-то, то, наверное, это была она.
Девушка была очень и очень молода. В чем-то сурова. В чем-то беспомощно наивна. Она не до конца понимала, что вампиры влекут к себе так, как влекут серебристые зубья капкана. Их красота – подзывающая рука, что обещает нежные ласки.
Маленькой змейке было очень одиноко. Она скользнула прямо в эти прекрасные, изящные пальцы. Даже не заметив когтей.
Глава двадцать третья
Я предполагала, что, если нам очень и очень повезет, мы с Райном сможем не поубивать друг друга, но я не ожидала, что у нас хорошо получится действовать сообща.
Первые несколько ночей в кварталах были далеки от успешных. Помогало то, что у нас была общая цель, важная для нас обоих, но мы все равно друг на друга натыкались. Стена его тела умудрялась оказываться у меня на пути всякий раз, когда мне надо было двигаться быстро. Его удары всегда выводили цель с моей линии атаки в самый неподходящий момент. Один примечательно болезненный случай был, когда крыло Райна ударило меня так сильно, что отбросило в стену, как муху.
Но в целях недостатка не было. В мое отсутствие вампиры внутреннего города радостно превратили квартал в свои охотничьи угодья. Мы продолжали тренироваться, шаг за шагом разрушая между нами барьер.
Через пять ночей практики я поняла, что мы проделали весь маршрут и ни разу ни один из нас случайно – или намеренно – не задел другого.
Через шесть ночей я поняла, что за все время мы даже не наступили друг другу на ногу.
Через семь ночей мы сумели дополнить друг друга, ликвидировав одну цель с безупречной точностью. Мы тогда уставились друг на друга, вытаращив глаза, словно оба узрели чудо и не хотели спугнуть его, назвав вслух. Конечно, после этого остаток ночи мы путались друг у друга под ногами, но и это уже неплохо.
На восьмую ночь я держалась в стороне и просто наблюдала за его работой. К тому времени я уже начала интуитивно понимать, как он движется, и когда следила за ним, держала эти наблюдения в уме и делала выводы.
Когда я впервые встретила Райна, я считала, что он полагается на свой рост и силу. Я жестоко ошибалась. Все это было лишь обманкой. Он постоянно применял магию, спрятанную в каждом движении и ударе и замаскированную показным варварством. Если наблюдать невнимательно, можно было подумать, что он просто атакует противника гигантским мечом из Ночной стали и побеждает одной грубой техникой, – и это бы означало недооценить Райна.
Там было гораздо больше. Эти удары были сокрушительны потому, что Райн с каждым из них использовал и свой вес, и скорость, и магию. Они вовсе не были грубы и примитивны – в них была стратегия. Он знал, когда ударить, где и с какой силой. Тонкий расчет.
Меня осенило, когда он выдергивал меч из груди обмякшего трупа.
Райн взглянул на меня через плечо, изогнув бровь:
– Ну как? Нравится?
– Ты специально так делаешь?
– Так?
Он показал на тело, выпрямился и вытер клинок. Всполохи магической тени на металле вздрагивали по всей длине, когда по ним пробегала ткань.
– Ну да, пожалуй.
– Это спектакль. Твой стиль боя – спектакль. Ты стараешься, чтобы все выглядело проще, чем на самом деле.
Он на секунду замер – не исключено, что в удивлении, – и обернулся:
– А ты и впрямь внимательно смотрела. Я польщен.
– Зачем ты скрываешь, что используешь магию?
Он вложил меч в ножны и не стал отвечать.
– Что дальше? – спросил он. – Южная окраина?
– Ты хочешь, чтобы тебя считали дикарем?
Он резко остановился, подняв бровь с выражением, которое, как я теперь знала, означало: «Орайя сказала что-то забавное, возможно непреднамеренно».
– Дикарем?
Не знаю, что было такого смешного в моем слове.
– Да. Даже когда в зале для пиров ты действовал грубой силой, это была только сила, а не мастерство.
– Ты считаешь, у меня есть мастерство? Это лестно. Так что, южная окраина?
– Мне кажется, ты нарочно пытаешься показать, что у тебя его нет.
– Ну, значит, южная окраина.
Он пошел дальше.
– Возможно, я прячу свою магию по той же причине, что и ты прячешь свою.
Мне приходилось делать три шага, чтобы угнаться за его двумя.
– Тебе не положено было знать про мою магию. И не положено знать, почему я ее скрывала.
– А я знаю, почему ты ее скрывала.
Мне пришлось напрячься, чтобы не выказать удивления.
Губы его расплылись в улыбке.
– Ты прятала ее потому, что сама не знала, на что способна. Ты выкинула меня в окно совершенно случайно.
На этот раз – Матерь, побереги мое лицо! – потрясение проявилось раньше, чем я сумела его скрыть.
– Это не…
– Послушай, принцесса, ты много чего умеешь. Но ты точно не актриса. Теперь пойдем. Теряем лунный свет.
Разрази его богиня, мне столько всего сразу хотелось сказать – и главное: «Ты, чтоб тебя, все знал – и устроил передо мной весь этот спектакль?!» Но я промолчала, вытащила мечи и пошла следом за ним.
Не знаю, как я восприняла то, что он наблюдал за мной так же пристально, как я за ним.
Мне не нравилось, когда за мной наблюдают, – и еще меньше нравилось, когда понимают мои намерения. Но даже мне пришлось признать, что в этом есть неоспоримые преимущества. Вскоре мы с Райном действовали так слаженно, словно знали друг друга много лет.
Мы взаимно изучили наши боевые стили и разобрались, где открываться, чтобы подстроиться друг под друга. Потребовалось работать без передышки, с момента, когда солнце садилось, до того момента, как горизонт начинал кровоточить розовым в преддверии восхода. Было много синяков, резких проклятий и ноющих мышц. Однако нам все равно еще предстояло пройти очень долгий путь.
Но Райн, неохотно это признаю, был прав в ту ночь, когда впервые предложил мне стать союзниками: из нас получилась хорошая команда.
После того как мы возвращались из кварталов, я каждый день занималась с Мише практической магией. Это шло… не так успешно. С Райном мы ежедневно добивались заметного улучшения даже в самые неудачные вылазки. Однако магия моя была неуловима и непредсказуема. Иногда, при поддержке Мише, я умудрялась выманить на кончики пальцев маленькие сгустки тени или Ночного огня. Часто не получалось даже искорки. И ни разу я даже близко не подобралась к тому, чтобы вызвать ту силу, которой вышвырнула Райна из окна.
Я была рада, что мы занимаемся в моей спальне, где меня не мог видеть Райн. Такого унижения я бы не перенесла.
– Ты проигрываешь, еще не начав, – сказала Мише после одной долгой ночи, за которую мне вообще не удалось вызвать магию, даже слабую. – Она знает, когда у тебя плохой настрой.
– У меня хороший настрой, – проворчала я.
– Ты ее боишься, а она боится тебя, – трещала Мише. – Тебе просто надо… ну… ухватить ее! Открыться сердцем.
Она широко раскинула руки, лучась от восторга, словно предложила безупречное и совершенно логичное руководство к действию.
Я посмотрела на нее каменным взглядом, вздохнула и безуспешно попробовала еще пятнадцать раз, после чего в бессильной ярости сдалась.
На самом деле, несмотря на все мое ворчание, я восхищалась Мише. Не ее вина, что моя магия была слишком норовиста, чтобы приспособить ее к делу. Мише была терпеливым и целеустремленным наставником, с невероятным пониманием магии. Она управляла пламенем и светом с небрежной легкостью, так, словно они были продолжением ее тела.
Я считала, что смогу научиться чему-то у Мише, потому что она тоже опиралась на магию, которая традиционно не принадлежала области ее силы. Но поняла я только то, что Мише, вероятно, была каким-то чудом природы, поскольку ей вообще не приходилось прилагать усилия.
Однажды, когда любопытство стало сильнее меня, я спросила:
– Как ты вообще начала? С огнем?
– Просто это… во мне.
– Ну хорошо. Но… как? Как ты об этом узнала? Как обнаружила?
Мише посмотрела на меня непонимающе, нахмурилась, словно я попросила ее описать, как она начала дышать.
– Она просто есть. Как и твоя.
– Не думаю.
– Да точно! – запротестовала она.
Но ее все же не было.
Винсент тоже не помог. Его совет был противоположным и был изложен в скупом наставлении насчет мышечного контроля и формы, и прежде всего сосредоточенности, сосредоточенности и сосредоточенности. За эти недели я видела его лишь несколько раз и потом все реже и реже. Иногда я была слишком занята, чтобы прийти на наше место встречи. Порой я ждала его по часу, а он не появлялся. С каждым визитом он был все более рассеянным и отстраненным, и узел у меня в животе сжимался туже.