– Подтвердилось, что ответственны за это ришане?
– Да.
Я ждала продолжения, и Джесмин негромко рассмеялась:
– Орайя, насколько подробно тебе ответить? Ты же больше многих других знаешь, на что они способны. Ты вряд ли хорошо помнишь, каково тебе было на их территории, но при этом хочешь поехать туда после окончания испытаний? Ну вот, это твой шанс. Сейчас тебе проще, чем когда-либо, будет заколоть этих гадов так, чтобы Ниаксия не смотрела на тебя за это косо.
Я сжала челюсти. Почему меня бесит, что она все знает – о моем прошлом, о моих планах? Почему меня бесит, что Винсент ей это рассказал?
– Орайя, я не шучу, – понизила она голос. – Поосторожнее с ним. Он симпатичный, но он – ришанин.
Мне захотелось расхохотаться ей в лицо. Можно подумать, я не знаю лучше, чем кто другой, какой осмотрительной надо быть с хорошенькими вампирскими юношами. Нет, я не доверяла Райну. Я даже не знала, нравится ли он мне. («Да неужели?» – тотчас прошептал в глубине мозга чей-то голос.) Но я знала, что не он устроил нападение. Я знала это с непоколебимой уверенностью по одной простой причине: Мише. Я видела, каким потерянным он был, когда мы нашли ее. Это любовь. Такое не подделаешь.
Джесмин неспешно удалилась, перед уходом незаметно сунув мне в карман пергамент от Винсента, и я прикусила язык.
Я оставалась у постели Мише все время до встречи с Винсентом. Она так и не заговорила с тех пор, как мы вытащили ее из апартаментов, хотя ресницы подрагивали, как будто она постоянно видит сны. Кожа у нее горела – особенно нехороший симптом для вампиров, которые обычно невосприимчивы к инфекции. Я стояла над ней с холодной влажной тряпицей, промокая сочащийся из ран гной. Закатав Мише рукава, я нахмурилась от того, что увидела. Свежие ожоги от Ночного огня на кистях и запястьях, которые в ту ночь оказались незащищенными. Но гладкая коричневая кожа ее рук тоже была вся в пятнышках от старых заживших ожогов – наслоения бессчетного количества шрамов. Одни были явно очень старые, другие намного новее, хотя и не от последней атаки.
Как она их получила?
Мои мысли прервал приглушенный всхлип. Мише пошевелилась, пальцы ее задрожали. Я опустила ее руку и наклонилась ближе. Она не могла даже повернуть голову; веки подрагивали, словно она пыталась их приоткрыть.
Видеть ее в таком состоянии оказалось для меня тяжелее, чем я ожидала. Раньше Мише порхала по дому, как бабочка, а теперь кто-то оборвал ей крылья и оставил ее здесь чахнуть.
«Вы знакомы с ней полтора месяца, – напомнил мне голос Винсента. – И она убила бы тебя на ристалище в ту же секунду, как закончится Полулуние».
Верно. И одно, и другое.
И тем не менее.
– Мише, что случилось? – мягко спросила я. – Что такое?
С огромным усилием она повернула голову, и я увидела ее лицо. Синяки неровными черными тенями легли вокруг глазных впадин и уголков рта.
– Не пришел, – простонала она. – Не ответил.
Райн. Странная, неожиданная боль задергалась у меня в сердце. Если он знал, что она пришла в себя, и его здесь не было…
– Райн вернется. Скоро.
Надеюсь.
Ее веки затрепетали, потрескавшиеся губы сложились в полуулыбку.
– Райн? Я знаю. Райн всегда возвращается.
Улыбка сникла. По щеке прочертила дорожку слеза.
– Я звала… звала… – всхлипнула Мише. – Звала и звала, а он не ответил. Бросил меня.
– Он вернется, – снова сказала я.
Но она зарыдала сильнее и громче и больше уже не могла не то что говорить – даже дышать.
Я побежала к нашим сумкам, сваленным в углу комнаты, и стала в них шарить. Аптечка была хорошо укомплектована, но не нашлось ничего сильнодействующего, что бы сейчас помогло. На глаза попались мои вещи. Я отбросила сумку Мише, подскочила к своей и достала флакон с эликсиром. Склянка была почти пуста. Оставалось не так много. Не хватит, чтобы вылечить Мише, и близко не хватит – но поддержит в ней жизнь до утра и успокоит.
Однако я колебалась. Это было одно из немногих лекарств, которые помогали мне как человеку. Я недолечила свои ожоги, а испытание Полулуния было уже на носу.
Мише мучительно всхлипнула. Этот звук резанул меня насквозь и отсек последние сомнения.
Я не могла слышать от нее такое. Не могла.
Я вернулась к Мише, запрокинула ей голову и влила в рот остатки лекарства. Не отходила от нее, пока мокрое от слез лицо не разгладилось. Мише провалилась в сон, крепкий и без сновидений, как у ребенка.
Глава двадцать седьмая
Такого Винсента я не видела никогда.
Когда я пришла, он меня уже ждал. Даже в тени крылья окрашивали его силуэт темно-красным отблеском. Верхние три пуговицы сорочки были расстегнуты, открывая печать. Струйки дыма, веющие от тонких чернильных линий, пульсировали вместе с ударами его сердца.
Для Винсента было необычно оставлять на виду крылья и печать. Они внушали робость, но не это заставило мои внутренности сжаться.
Винсент всегда был спокоен – жесток, когда надо, этого не отнять, но всегда элегантно сдержан. А сейчас – один взгляд на его лицо, и я увидела словно кого-то чужого, такого, кто позволяет гневу безудержно клокотать. Обычно его состояние было гладким темным морем, безмятежная поверхность которого скрывала таящиеся глубоко внизу ужасы. Теперь же оно бурлило от вздымающихся волн и кружащих плавников.
Когда я смотрела на Винсента, я всегда чувствовала себя в безопасности. Но сегодня что-то у меня внутри с ужасом отшатнулось – словно я, восьмилетняя, напомнила себе: «Он похож на твоего отца, но это не он».
Винсент повернулся ко мне, и его взгляд смягчился. С долгим вздохом облегчения он расслабил плечи, и тогда я тоже.
Тот, кто смотрел на меня так, не мог быть кем-то иным, только моим отцом. И, богиня, как же я обрадовалась, увидев его.
Он оглядел меня с ног до головы.
– Ты не ранена?
Я покачала головой.
– В главную волну нападения не попала?
Я с трудом удержалась, чтобы не сболтнуть правду.
«Конечно же не попала, меня там не было, я убивала вампиров в человеческих кварталах вместе с ришанским напарником!»
Вряд ли Винсент был бы в восторге.
– Не попала, – ответила я. – Повезло.
– Не хотел я, чтобы ты увидела такие времена. Я знал, что они придут, но молил, чтобы ты их не застала.
– Это ришане? – тихо спросила я. – Ты уверен?
Почему-то я услышала голос Райна, который сегодня мне с такой убежденностью сказал: «Ришане этого не делали».
– Уверен.
– Где-то еще они напали?
У него дернулся кадык.
– Да. Но в каком-то смысле это просто подарок. Я очень долго ждал случая разделаться с ними раз и навсегда. И я этот случай не упущу.
Он повернулся ко мне всем телом, и тусклый свет упал ему на лицо. Луна осветила созвездие красно-черных брызг у него на рубашке и на горле – вампирская кровь. Чернота испачкала его запястья, у самых манжет, и задержалась под ногтями. Наверное, он поспешно вытер лицо и руки, прежде чем прийти сюда. Но если он пытался скрыть от меня, чем занимался последние два дня, то тут его постигла неудача.
Страх, внезапный и мощный, сковал мне грудь.
Я потеряла Илану. Не знаю, пережила бы я еще и потерю Винсента.
Если ришане и впрямь наступали, он будет их главной мишенью. Каждый ришанский бунтовщик в Доме Ночи понимал, что победа в их войне будет достигнута убийством либо миллиона вампиров-хиажей… либо всего одного: Винсента. У него не было детей – он на своей шкуре знал, как опасны сильные отпрыски. Это означало, что у клана хиажей не было наследника. Некому передать силу клана хиажей ночерожденных. Некому ею воспользоваться.
Когда между кланами начиналась война, убить наследника и всех, кто теоретически мог унаследовать власть, становилось конечной целью воюющих.
По сути дела, именно это сделал и Винсент двести лет назад. Он воспользовался даром от Ниаксии – своим призом за победу в Кеджари, – чтобы увеличить собственную силу и лишить силы ришанскую линию наследования. А затем, пользуясь этой невероятной мощью, убил всех ришан, связанных линией наследования, и всех хиажей, стоявших выше его в его собственной линии наследования. В сущности, каждый король ночерожденных короновался на троне из трупов.
Взгляд Винсента устремился куда-то вдаль, словно король тоже размышлял о том дне, и ужасная мысль засвербела у меня внутри.
Ришане восставали и прежде, но не так. Сейчас они сражались за победу.
– Ты считаешь, у них снова появился наследник? – спросила я.
Всю линию наследования Винсент уничтожил два века назад. Но Ниаксия, какой бы равнодушной она ни была, не позволила вымереть ни тому, ни другому клану. Ей нравилось, когда ее дети устраивают потасовку. Однажды она дарует печать наследника другому ришанину. В последний раз, когда это произошло, ждать пришлось больше трехсот лет. Но через двести – тоже вполне возможно.
Если у ришан вновь появился наследник клана, они были намного опаснее, чем если бы его не было. В прошлом они были известны мелкими бунтами – вроде того, что привел меня к Винсенту. Но тогда были неорганизованные группировки, которыми руководили только гнев и жажда мести. Они не смогли бы править, даже если бы одержали победу.
Но если у ришан снова появился наследник – абсолютно все менялось.
Винсент стиснул челюсти, и я поняла, что он много думает над этим вопросом.
– Это возможно. Если он есть, мы узнаем.
Проклятье.
– Если так и есть, – продолжил он, – ты мне потребуешься, как только установится связь. У нас будет свобода и сила завоевать их территории. Освободить их. – Он печально улыбнулся. – Я знаю, как долго ты этого хотела. Жалею только о том, что это вынужденно произойдет в таких обстоятельствах.
Мысль вскружила мне голову. Всю жизнь я жила в страхе и осторожности – и вот наконец возможность оставить свой след в этом мире, и не сломанными ногтями, а зубами, которые умеют кусать так же глубоко, как их зубы.