Мы были финалистами Кеджари. Нам придется причинить друг другу боль. Даже если мы зашли так далеко.
– Что тебя так оскорбляет? – бросила я в ответ. – То, что я говорю очевидные вещи вслух? Ты вампир. Я человек. Может быть, нам не нравится это говорить, но это правда. Посмотри на себя. Думаешь, я, провались оно все, не вижу тебя насквозь?
Я расстроилась. У меня участился пульс. У Райна на щеке билась жилка. Ноздри раздувались. Даже сейчас я видела… Голод, тлеющий под обидой.
– Воображаемый мир прекрасен, но он не реален, – сказала я. – И я не хочу очнуться оттого, что ты разрываешь мне горло.
Я тут же пожалела о своих словах. Но пожалела потому, что они были жестоки, и потому, что от страшной, ребячьей обиды на лице Райна у меня заныла душа.
А не потому, что они были неправдой. Не были.
Можно подумать, только ему хочется притвориться, будто все не так. В этот момент я желала одного: прожить всю свою жизнь так, как мы жили эти последние несколько недель. Строя нечто вроде своего дома в этом гадком, темном дворце.
Мне этого настолько хотелось, что я даже… даже подумывала, не смогу ли я помочь Райну. Хотя это и была дурацкая мысль. Хотя человек, отдающий себя вампиру, так долго лишенному пищи, обрекает себя практически на верную смерть, как бы ни были чисты у вампира намерения. И все же, когда я увидела это выражение его лица, его отчаяние, мне захотелось об этом подумать.
Глупое, наивное ребячество.
Но Райн уже шагнул назад, выпрямил спину, прижал к телу побелевшие кулаки. Он отошел на несколько шагов, словно даже в гневе понял, что мне нужно сохранять между нами расстояние побольше.
– Прекрасно, – ледяным голосом произнес он. – Ты права. Мы вели себя глупо. Если хочешь, чтобы я ушел, я уйду. Тебе лучше не приближаться к тому коридору. Я пошел.
Мне уже хотелось взять свои слова назад. Сердце начали забирать знакомые тиски страха. Я боялась не Райна, я боялась оставаться без него и боялась всего того, что почувствую, когда он уйдет.
– Хорошо, – сказала я, борясь со всеми чувствами.
Никто из нас не знал, что добавить.
Райн пошел в свою комнату, собрал вещи, отодвинул комод от двери ровно настолько, чтобы протиснуться мимо него, а потом повернулся ко мне.
В воздухе повис миллион несказанных слов.
Он произнес только:
– Придвинь обратно, когда я уйду. Я…
И не стал договаривать.
Я поняла это чувство, потому что и сама сейчас делала то же самое. Сдерживалась, чтобы не сказать все эти «не уходи», «мне будет тебя не хватать», «прости».
«Это же дурь, – говорила я себе. – Он просто уходит в другое жилье, вот и все».
Но я знала – мы оба знали, – что как только Райн уйдет, как только он станет просто одним из участников Кеджари, что-то между нами изменится непоправимо.
– Я… – снова начал он, не смог договорить и подытожил: – Увидимся на следующем испытании.
И ушел, не успела я сказать ни слова.
Глава тридцать седьмая
В ту ночь впервые за долгое время мне снилось, что с неба исчезла луна.
Кровать, расшатанная и дешевая, была огромной для моего крошечного тела. Я закопалась в одеяла, натянув их на нос. Йона и Лисан спали или делали вид, что спят.
Мама торопливо шептала: «Погаси немедленно лампу, ты же знаешь, что они придут, ты же знаешь…»
Мне тоже было страшно. Но я подумала: «Нельзя бояться!» – и выскользнула из-под одеял. Я тихо-тихо подошла к окну. Моего роста едва хватало, чтобы дотянуться до его края. Я схватилась за потрескавшийся подоконник и вгляделась в небо.
Однажды я видела мертвого червяка, которого облепили столько муравьев, что он превратился в сплошную шевелящуюся черную массу. Вот таким сейчас выглядело небо. Пульсирующее покрывало черноты.
Только в небе были не муравьи. Там были крылья.
«Орайя!»
Мама произнесла мое имя так, как она произносила его, когда была напугана.
«Орайя, отойди от…»
Воздух ударил в легкие жестко, словно это была морская вода. Только хуже, потому что он словно выедал меня изнутри.
Все тело сотрясал кашель. Я едва пришла в сознание и уже опять почти его теряла, перекатившись на четвереньки и содрогаясь в конвульсиях. Из глаз капали слезы, желудок болел, в глазах помутилось настолько, что я больше услышала, чем увидела, как на землю проливается струйка рвоты. Я пыталась проморгаться, но тщетно.
Я подняла голову.
Неудивительно, что мне приснилась та ночь, потому что эта выглядела точно такой же. Неясное извивающееся движение сплошной леденящей темени.
Меня окружали деревья – высокие, редкие и чахлые, только у самых верхушек росло несколько длинных ветвей с тонкими, как иглы, концами. Земля под ладонями была жесткой, песчаной. Повсюду валялись камни. Все это – пыль, камни, деревья – казалось черным; очерченные лунным светом контуры накладывались на оттенки темно-пепельного. От земли поднимались столбики дыма, горячие и жгучие. Когда порывом ветра один такой столбик отнесло в меня, я вскрикнула от боли и отпрянула. Кожу обожгло, будто кислотой.
Я схватила мечи и держала их наготове. В лесу что-то зашевелилось – слишком далеко, было не разобрать, но звук не оставлял сомнений. Хриплое, тяжелое дыхание и пронзительные крики. И тошнотворный звук разрываемой плоти.
Сознание путалось то ли от дыма, то ли от той неизвестной магии, которая принесла нас сюда. Но я заставила себя сквозь туман в голове попытаться собрать в кучу происходящее.
Это испытание Полумесяца. Наверняка. Мы были не в амфитеатре – даже не в Сивринаже, по крайней мере не в тех его частях, где я бывала, – но по времени все сходилось, и испытание Полумесяца часто было совершенно не похоже ни на что.
Но цель?
Шаги. Я обернулась, и тут же в меня что-то врезалось, повалив обратно на камни. Я не смогла разобрать лица нападавшего – вокруг было темно, размыто, из земли пыхал дым, каждой струей надувая мне доспехи. Я лихорадочно замахала мечами, разя плоть.
Обычно яда хватало, чтобы по крайней мере их замедлить, но мой противник был, кажется, совершенно невосприимчив к боли. Жажда крови? Если так, то я такой сильной еще не видела – чтобы он настолько не ощущал собственного тела.
Я со всей силы вонзила меч в бок нападавшему, и от этого мой противник наконец пошатнулся. Он споткнулся, упал на землю, словно разом сказались все полученные раны, и я прижала его сверху.
Он был еще жив. И скоро должен был очнуться. Я проткнула ему грудь и, пока доделывала дело, с трудом уворачивалась от рук и ног, которыми он размахивал во все стороны. Так изголодавшийся волк делает последний в жизни рывок. Они действительно превращались в животных, когда дела шли настолько плохо.
Я с чавкающим звуком выдернула меч из тела, как раз когда ко мне покатилась волна того ядовитого дыма. Пришлось отскочить, оставив ему на съедение труп.
Надо сообразить, где я. Надо…
Сзади что-то захрустело по сухим сучьям. Я развернулась. Глаза пытались ощупать темноту. Я видела только какие-то силуэты в отдалении. Вампиры, схватка. И кто-то на четырех ногах. Демоны? Меня так хорошо натренировали всегда ожидать худшего, что ум немедленно начал представлять себе возможные опасности. Когда я подкралась ближе и поняла, что это не хищники, а добыча – олень, бьющийся в руках полутемных фигур вампиров, – я почувствовала облегчение.
Хорошо. Олени – это великолепно. Идеальная пища, чтобы отвлечь голодающих вампиров. Голодовка продлилась так долго, что у них не было иного выбора, как наброситься на любую кровь, которую они почувствуют. И я была рада, что эти унюхали оленя первым.
Надо было выбираться отсюда, и побыстрее. Потом, когда я окажусь одна, можно будет сообразить, какова моя цель, найти Райна и…
Я остановила себя, сдержав приступ острой тоски. Имя Райна пролетело в голове без моего разрешения. Но мы расстались. Испытание Полулуния закончилось. Я, конечно, не буду искать повода с ним сразиться, но…
Я еще не ушла с опушки, когда позади раздался омерзительный звук. Урчащий стон – жуткая, противоестественная смесь животного и вампирского.
Быстро нырнув в подлесок, я стала разглядывать этих существ издали.
Глаза привыкли к темноте, да еще и луна вновь показалась из-за мутного облачка. Холодный свет окрасил финал кровавой сцены. Два вампира присели на корточки между острыми камнями, а перед ними лежал уже освежеванный труп оленя. Один из них пытался встать, но никак не мог – руки и ноги сокращались сильными спазмами. Второй пробовал дотянуться до спутника и тоже не мог, словно не слушались мышцы.
Первый, двигаясь странно и нетвердо, наскочил на второго. Ночь прорезали звериные крики.
Я отпрянула.
Это… это был не голод. Жажда крови делала вампиров нечистоплотными, но не превращала в безмозглых зверей. Эти выглядели так, словно уже не контролировали свое тело.
Два вампира выли, разрывая друг друга на части. Потерявшие рассудок, бесчувственные, озверевшие. Они шли друг на друга не как воины, а как животные, забыв о валявшейся у их ног туше оленя…
Туша оленя.
Вдруг одним щелчком все встало на место. Я в ужасе огляделась. Обвела взглядом лес, источавший смерть, но при этом странным образом изобилующий легкой, беспомощной добычей.
Отравленной, заранее пойманной добычей.
Ниаксия морила их голодом, а теперь преподносила смертоносные подарки, от которых у них не будет воли отказаться.
Райн!
Из головы исчезло все, кроме его имени. Все, что я себе говорила, любая ложь, за которой я скрывала свою тревогу, улетучилась.
Я больше не размышляла. Я просто побежала.
Отыскать вампиров было нетрудно. Нас рассыпали по всему лесу, но они вели себя громко – жажда крови сделала их неосторожными, а яд, который содержался в животных, превратил их во что-то еще более страшное.
Я нашла Райна неподалеку от опушки и сразу его узнала, даже в темноте, даже на таком расстоянии. Я настолько хорошо изучила его очертания, что каждый изгиб был для меня привычен, как родной язык.