Я поднялась и отвернулась к стене пещеры. Расстегнула верхнюю пуговицу кожаных доспехов, потом вторую.
Я дошла почти до середины, когда Райн заметил, что я делаю.
– Нет. Вообще не может быть и речи.
– Ты сам это сказал. У тебя нет выбора.
Мой голос звучал как чужой. Словно я наблюдала за собой со стороны. Я не могла поверить, что я это делаю. Ладони стали влажными – слишком быстро стучало сердце.
И все же сомнений у меня не было. Никаких.
Я расстегнула все доспехи. Прохладный воздух накинулся на мое тело, холодя пропотевшую рубашку.
Я повернулась к Райну. У него дернулся кадык и потемнели глаза.
Этот взгляд я тоже знала. Другой голод. Все быстро прошло, но ощущение на коже задержалось – заставив меня внезапно почувствовать, как много тела сейчас не прикрыто.
– Орайя, я не могу, – хрипло сказал он.
– Какие у тебя варианты? Ты умираешь на солнце. Ты умираешь безмозглым животным, выпив отравленной крови. Или ты рано или поздно умираешь здесь, ничего не предприняв. А я не собираюсь сидеть рядом с тобой и смотреть, как ты умираешь. Я просто… Я не буду это терпеть.
И он, и я сделали вид, что не заметили, как у меня слегка дрогнул голос.
Я подошла к нему. Осознавая каждый шаг – осознавая, как постепенно мы становимся ближе. Он откинулся на стену. Я села перед ним на колени, наши глаза оказались вровень, и он обшарил взглядом мое лицо.
– Ты думаешь, я не знаю? – выдавил он. – Ты думаешь, я не знаю, что это для тебя означает? Я не могу.
Может быть, следовало удивиться, что Райн понимает то, о чем я ему никогда не рассказывала, – что он сложил воедино картину моего прошлого по тем мгновениям гнева или страха, которые я выпустила за окружающую меня стену.
Может быть, следовало удивиться, когда кончик его пальца нежно провел мне по горлу не с чувством голода, а с грустью – от шрама, который там был, от этих двух маленьких неровных белых линий.
Может быть, следовало удивиться, что он знает меня больше, чем мне хотелось бы.
Но я не удивилась.
Слова были слишком слабы, чтобы передать то, что я хотела сейчас ему сказать.
Может быть, он считал, что я буду хуже о нем думать, после того как увидела его под действием жажды крови. Не стала. Да, в тот момент он был страшен. Но теперь я понимала, насколько сильно он пытался сдержаться. Так просто было поддаться ей в Лунном дворце, принять легкое решение. После Полулуния я была для него только обузой. Никто не упрекнул бы его, если бы он сделал то, что должен. И все же он предпочел остаться в тех же апартаментах, обуздывая себя все сильнее и сильнее, вместо того чтобы бросить меня или причинить мне боль. Должно быть, это было мучительно.
Предлагать себя проголодавшемуся вампиру было более чем опасно. Практически самоубийство.
И все же… Я полностью ему доверяла.
Я не знала, как произнести это вслух, и решила сказать просто:
– Райн, я не боюсь тебя.
И увидела в его глазах, как много значили для него эти слова. Как будто ему подарили то, чего он ждал всю жизнь.
Я нервно сглотнула.
– Ладно. Как… Как это лучше всего сделать?
Ему потребуется мое горло. Иногда можно запястья или локти или – меня передернуло от одной мысли – внутреннюю часть бедра тоже можно, но ему потребуется много крови и быстро, а из горла будет удобнее всего.
Я подумала, что он продолжит отказываться.
Но он сказал:
– Иди сюда. Ложись на меня.
Я подвинулась ближе, перекинула ноги ему через бедра, стараясь не думать, что сейчас я чувствовала его под собой именно так, как мне представлялось. Стараясь не думать, как хорошо, как правильно было чувствовать тепло его тела, прижатого к моему, к моим бедрам, к животу.
И старалась не замечать, что он тоже все это прекрасно заметил. Мышцы у него на шее, которая была сейчас так близко, дрогнули. Его руки сразу же очутились у меня на талии, как будто уже меня ждали.
– Вот так? – спросила я.
– Так отлично.
На самом деле было не то чтобы отлично. Я была настолько ниже ростом, что мне пришлось подвинуться чуть повыше, а ему – вытянуть шею, чтобы достать до моей.
Его пальцы провели по моему лицу, и на какое-то одно пугающее мгновение я подумала, что он собирается меня поцеловать – это было бы так легко, всего лишь повернуть голову. Но вместо этого его пальцы скользнули ниже, дотронулись до моего плеча, потом до талии, потом до висевшего на поясе кинжала. Райн вытащил его из ножен и согнул мои пальцы вокруг рукояти, потом направил лезвие так, чтобы оно смотрело ему в грудь.
– Ты все контролируешь, – сказал он. – Договорились?
Теперь я поняла. Он хотел, чтобы я сидела вот так, в этом положении, потому что тогда я смогу отстраниться, если захочу.
Я кивнула. Рука, державшая кинжал, вспотела. Интересно, слышит ли Райн, как у меня стучит сердце?
Глупая мысль. Конечно слышит. И чувствует запах.
– Ты все еще можешь отказаться, – тихо сказал он.
– Прекрати это повторять, – отрезала я.
Он тихонько засмеялся:
– Ох, принцесса!
И, словно восприняв это как сигнал, притянул меня ближе – его руки скользнули мне на спину, качнули меня вперед, пока наши тела не оказались прижаты друг к другу и между ними был только кинжал, который я сжимала в руке.
Мне казалось, я готова к тому, что произойдет, но я не была готова к тому, каким нежным окажется это движение. Словно он бережно держал в руках что-то драгоценное.
Я запрокинула голову назад, старательно вглядываясь в темноту камня. И еще старательнее, когда ощутила на чувствительной коже шеи дыхание Райна.
– Сильно больно не будет. Но ты можешь почувствовать… мм…
– Я знаю, – резко перебила я.
Возбуждение. Вот что он пытался мне объяснить.
Яд вампира оказывает на человеческую жертву подавляющий эффект. Биологическая цель – сделать ее мягкой и податливой. Иногда он проявляет себя как мутный, опьяняющий дурман, как было с укусом министера – учитывая его возраст, расположение укуса и мое отвращение. Но чаще действие яда проявлялось в виде сильной сексуальной реакции.
Особенно когда и так уже чувствуешь…
Я не стала додумывать эту мысль.
– Давай уже! – прикрикнула я.
Он усмехнулся:
– Как пожелаете, принцесса. – И потянулся к моей шее.
Все мышцы напряглись. Я приготовилась к боли. Но вместо этого почувствовала только нежность. Мягкое прикосновение его губ к моей плоти, легчайшее касание языка, словно просившего разрешения войти.
Моя скованность растворилась дрожью.
– Тебе ничего не грозит, – прошептал он, не отрывая губ от моей кожи.
И укусил.
Это было быстро и сильно, его клыки глубоко вонзились один раз и сразу попали в цель.
Он испустил невольный стон, который завибрировал по всему моему телу.
Яд не мог подействовать так быстро. И все же у меня затрепетали ресницы. Остатки сомнений рассеялись под теплым прикосновением его рта, ощущением его тела, прижатого к моему. Мои груди, внезапно ставшие очень чувствительными, выступили под тонкой тканью рубашки – так плотно прижатые к его груди, что я чувствовала все вдохи, прерывистые и ускоряющиеся. Его язык прокатился по моей коже, когда он принял свой первый глоток, одним томительным, медленным движением.
Я представила себе, что так бы я чувствовала его и внутри. Глубоко и всепоглощающе.
Подо мной образовалась недвусмысленная твердость.
Я вжималась ладонью в стену за его плечом – последнее препятствие, которое удерживало меня. И я по-прежнему не отпускала кинжал, хотя уже немного ослабила хватку и он уже не был так плотно прижат к его груди.
У меня задвигались бедра – я ничего не могла с этим поделать, когда внизу возникло крепкое подтверждение его желания, – и Райн, не отрываясь от моего горла, прерывисто выдохнул.
На этот раз я вторила ему эхом. Стон вырвался из меня вместе со сдавленным выдохом. Мы так точно расположились, что, когда я подвинулась, я прижалась по всей длине к этой твердой выпуклости, чувствуя ее даже через тяжелую ткань штанов. И от этого касания, которому мешало столько слоев, по позвоночнику полетели искры. Каждый нерв молил, просил, требовал: «Еще!»
Мало…
Яд съел последние остатки самоконтроля и выпустил на свободу волну желания, которая опустошила меня, ничего не оставив.
Мне хотелось разорвать мешавшую нам ткань. Мне хотелось пробежать руками, губами, языком по каждому дюйму его кожи, попробовать вкус каждого шрама. Мне хотелось отдать ему всю мою плоть целиком, чтобы он делал это – вот это, совершенно невообразимо замечательное, – с каждой частичкой меня. Мне хотелось, чтобы Райн оказался внутри меня, уводя так глубоко, чтобы я забыла даже собственное имя и чтобы он напомнил мне его в момент экстаза. Я хотела видеть, как он потеряет голову.
Его руки схватили меня крепче, притянули ближе одним лихорадочным рывком, словно он пытался сдержаться, но не мог. Моя рубашка оказалась зажата у него в кулаке, словно он пытался не сорвать ее с меня. Он впивался глубже, проводя языком по моей коже так, словно занимался со мной любовью.
Я уже не помнила, что делаю. Я снова пошевелила бедрами и уже не скрывала своего стона.
И на этот раз он двигался вместе со мной.
Я выпустила кинжал, и он упал с оглушительным лязгом, которого я не слышала. Освободившуюся руку я прижала к его груди, потому что хотела еще больше коснуться его даже через кожу его доспеха, почувствовать, как убыстряется биение его сердца в такт моему.
Мне не хотелось останавливаться. Я хотела отдать ему всю себя.
И самым пугающим – то, что насторожило бы меня, если бы в этот момент у меня не отказал мозг, – самым пугающим было то, что это не от яда. Нет, все это уже было где-то там, кипело внутри. А сейчас только перелилось через край.
Я отняла руку от стены, чтобы схватиться за его плечо, прижать крепче, и снова задвигалась на нем – было не сдержаться. Тело состояло из нервов и острого желания, незащищенное, нежное, вожделеющее – отчаянно вожделеющее его.