Этот звук вторил чему-то внутри меня, что я не умела распознать.
Я схватилась за живот. Под пальцами пузырилась кровь. Но я ее не чувствовала. Чувствовала только грубый пепел Салине – или того, что осталось от Салине.
Я думала о тысячах людей, горящих в энергии Астериса.
Я думала об их легких, иссыхающих в том ядовитом дыму.
О маленьком мальчике и маленькой девочке, которых помнила лишь смутно, и позволяла себе помечтать, как они где-то живут. Теперь я думала об их телах, лежащих глубоко под осколками войны, которой они не хотели.
Райн закрыл за нами дверь. Я споткнулась, чуть не упав на колени, отчего он резко вышел из прострации и приобнял меня. Я сжалась.
– Надо тебя подлатать, – сказал он, не дав мне возразить.
У меня не было сил сопротивляться. Он взял меня на руки, отнес в мою комнату и положил на кровать. Стал рыться в наших вещах в поисках чего-то.
Я таращилась в потолок. Закрывая глаза, видела на внутренней стороне век руины.
Города больше нет. Нет. Нет.
– Лекарства хватит, – сказал Райн, радуясь тому, что у него хорошие новости и повод отвлечься.
Вернувшись, он сел на кровать и вылил зелье мне на живот. Я не дрогнула, когда моя открытая рана зашипела и запузырилась, сплавляя плоть с плотью.
Я знала, что горе Райна было таким же, как у меня. И даже больше. Мне хотелось прикрыть рукой эту рану в его сердце, хотя моя собственная рана грозила разорвать меня пополам.
Когда он отставил пузырек, я уронила ладонь на его руку. Она теперь ощущалась под моими пальцами такой знакомой, с узловатыми суставами, со шрамами и жесткими волосками.
Он не шевелился. Потом медленно перевернул ладонь, сомкнул пальцы вокруг моих и описал по моей руке кружок большим пальцем.
Это было так уютно… так же, как чувствовать его губы на шее.
Я хотела сказать, что прошу у него прощения. За то, что сделал мой отец обоим нашим народам.
«Это война, – прошептал Винсент у меня в ухе. – Власть требует безжалостности. Чего ты от меня ожидала? В наших сердцах течет черная кровь».
И хуже всего было то, что я эту необходимость понимала. Понимала, но все равно ее ненавидела.
– А я ведь чуть не отправил туда Мише, – сказал Райн. – Через две недели она могла бы оказаться там.
От этой мысли мне стало еще поганее.
Я почувствовала, как дернулась простыня, когда вторая его рука сомкнулась в кулак.
– Твой отец, – сквозь зубы проговорил Райн, – конченое чудовище.
На какое-то мгновение я согласилась. Но так же быстро внутри поднялась и зароптала волна раскаяния.
Я наверняка чего-то не знала. Винсент стал бы так поступать, только если бы у него не было выбора. Только если ришане уже устроили что-то похуже или собирались устроить.
Он не стал бы так со мной. Зная, что я собираюсь делать. Зная, зачем я вообще полезла в этот жестокий турнир.
Не стал бы.
– Должна быть какая-то причина. Наверняка у него не было выбора.
Мне были отвратительны на вкус эти слова. Я ненавидела себя за то, что вообще их произношу.
Голос Райна был холоден и тверд.
– Пятьсот тысяч. Полмиллиона жизней. Мне начхать, какая у него могла быть причина. Какое объяснение может заставить это принять?
Никакого. Не было такого объяснения.
– Мы не знаем, что произошло.
– Я знаю достаточно, – рявкнул он. – Я видел руины. Я чувствовал запах костей там, в пыли. Орайя, этого достаточно. Уже хватит.
Я ногтями впивалась Райну в кожу, пальцы дрожали. У меня заболели челюсти, так плотно я их сжала.
А потом голос в моей голове прошептал: «Он прав. Разве этого недостаточно?»
Это не был голос Винсента.
Это был мой голос.
Грань между гневом и печалью тонка. Я на себе узнала, что страх может стать яростью, но ярость легко разбивается, оставляя опустошенность. У меня по сердцу паутиной побежали трещины.
– Должно быть что-то такое, чего я не понимаю. Не мог же он… Не стал бы…
– Почему же не стал бы? – зло бросил Райн, скривив рот в презрительной усмешке. – Жизни ришан. Жизни людей. Они разве для него чего-то стоят? Почему тебе так трудно поверить?
– Потому что я собиралась вернуться ради них.
Я не хотела произносить это вслух. Но словам не терпелось выплеснуться.
– …Потому что он знал. Когда я стала бы его кориатой, я собиралась вернуться, и он знал, что я…
Райн остолбенел. Он стиснул мне руку, потом резко отпустил, встал прямой, как палка.
– Кориатой? – тихо переспросил он.
Я захлопнула рот.
«Не говори ему», – прошептал мне в ухо Винсент.
Но я уже позволила Райну узнать слишком много. Как всегда позволяла ему. И как всегда позволял мне он. И он не мог притвориться, что не слышал сказанного мной, забыть то, что я ему открыла.
– Кориатой?! – В его голосе звенела опасность, как в звуке вынимаемого из ножен меча. – Ты собиралась просить Ниаксию о связи Кориатиса?!
Сарказм въелся в каждый слог, бередя мои живые раны.
– Такой, как сейчас, мне не хватит сил, – бросила я. – И он это знал не хуже меня.
Райн лишь рассмеялся, глухо и зло.
– Связь Кориатиса! Ты собиралась стать кориатой Винсента и отправиться в поход на Салине освобождать человеческих родичей. Ты собиралась привязать себя к нему, чтобы потом пойти и стать героем.
Он смеялся надо мной? Или эта мечта была такой несусветной блажью, что сама звучала как насмешка?
– Все мы делаем то, что должно…
– Орайя, ты, чтоб тебя, слишком для этого умна. Ты знаешь, сколько людей оставалось в Салине? Почти никого. Потому что твой отец последние двадцать лет забирал их, как забирал все остальные запасы Салине.
Запасы. Как будто люди – фрукты или зерно.
Нет. Это неправда.
– Ришанская территория охранялась. Он не мог…
– «Охранялась»! – презрительно бросил Райн. – Так же «охранялась», как человеческие кварталы?
Правда в его словах пробивала все слои моей брони, как отточенный клинок.
Когда у меня сжимались пальцы, я снова чувствовала на ладонях шершавый пепел, который когда-то был городом Салине.
Я никогда не видела Райна таким. От гнева заострились все его черты. Не так, как было у него под действием жажды крови, – тогда это пугало, а сейчас завораживало. Он стал неподвижен, все тело застыло, даже дыхание стало неестественно ровным. Словно все мускулы объединились, чтобы сдержать бьющуюся внутри дикую силу, заметную лишь по огню, что разгорался в его ржаво-красных глазах.
– Он отправил тебя на Кеджари, – сказал он, – взяв обещание вести себя по-геройски, и это для того, чтобы он мог тебя использовать?! Вот для чего все задумывалось?
«Он тебя заставляет», – говорила мне Илана.
Я была безумно зла на Винсента. Никогда так не злилась. Но все равно так быстро встала на его защиту, словно все нападки на него ударяли и по мне. Я вскочила и была вознаграждена за это уколом боли в только что затянувшийся живот.
– Использовать? – фыркнула я. – Он отдает мне свою силу! Дает мне…
– Нельзя быть такой наивной. Отдает тебе свою силу – и забирает твою. Совершает сделку с богиней, чтобы ты не смогла впредь причинить ему никакого вреда, чтобы никогда не пошла против него. И с такой целью посылает тебя в эту мерзкую помойку. Какой праведный, любящий отец…
Оружие оказалось у меня в руке раньше, чем я успела себя остановить.
– Хватит! – прошипела я. – Достаточно!
Винсент дал мне все.
Он забрал меня к себе, хотя мог не забирать. Он заботился обо мне, когда никто больше этого не делал. Он сделал меня сильнее, даже если мне этого не хотелось. Он превратил меня в того, кого можно бояться.
И главное, он меня любил.
Я это знала. Райн ничего не мог мне сказать, чтобы убедить в обратном. Любовь Винсента была таким же непреложным фактом, как луна в небе.
Райн даже не взглянул на мои мечи. Он только встретился со мной взглядом. И подошел на шаг ближе.
– Он их всех убил, – тихо сказал Райн.
И на долю мгновения гнев в его глазах рассеялся, превратившись в скорбь. Скорбь по ришанам, его народу. Скорбь по людям – моему народу. И скорбь по мне.
– Убил всех. Они были для него ничто – лишь инструмент или помехи на пути. Не важно, что он тебе обещал и что именно говорил на словах. Истина – вот.
Вид его печали глубоко ранил меня. Я покачала головой, слова застряли в горле.
– Ты должна задать себе несколько тяжелых вопросов. Орайя, почему он тебя боится? Что он от всего этого получит?
Боится меня! Какое там! Что мог Винсент рассчитывать получить от меня? Чем еще мог быть этот план, как не свидетельством его любви – стремлением сделать меня во всем такой же сильной и могущественной, как он? Я была человеком. Мне ему предложить было нечего.
Но тревога Райна за меня, слишком острая, чтобы быть поддельной, ударила в такие места, которые я не могла защитить. Он поднял руку, словно чтобы погладить меня по щеке. Отчасти я жаждала этого прикосновения. Жаждала дать себе распасться на кусочки и позволить ему удержать их вместе.
Но я отстранилась.
– Не могу, – сдавленно произнесла я, даже зная, что он заслуживает большего. – Я… просто не могу.
Я распахнула дверь, и Райн не остановил меня.
Он не последовал за мной, пока я стремительно шла по залу быстрыми шагами. Я вышла из Лунного дворца и отправилась дальше, прямо, мимо нашего с Винсентом места встречи.
Нет, хватит мне уже ждать, пока придет отец. Хватит ждать возможности встретиться на его условиях.
На этот раз я шла к нему.
Я шла, шла и шла, пока не добралась до замка Винсента.
Глава сорок третья
Это изменился замок или изменилась я?
Раньше это место всегда заставляло меня почувствовать себя маленькой, увериться, будто я слишком слаба и недолговечна, чтобы жить где-то внутри этой грандиозной, непоколебимой силы. Но возможно, грубость я принимала за силу, а застой – за вневременность.
Как вообще я могла не заметить, что его элегантный розовый аромат слегка отдает гнильцой? Как я не замечала, что он маскирует кислый запа