– Потому что я хочу, чтобы ты полностью реализовала себя, – сказал он наконец. – Хочу, чтобы ты была сильной. Могущественной. И еще я хочу… Чтобы ты была моей дочерью. Во всех смыслах. Потому что, змейка, ты больше похожа на меня, чем когда-либо походила на них.
Он был прав, и это было отвратительно.
Мой голос прозвучал сдавленно, почти срываясь.
– Сегодня я этого стыжусь.
Эти слова поразили Винсента, как удар в сердце. На его лице на долю секунды промелькнула обида и немедленно сменилась ледяным гневом.
Винсент-отец исчез.
Винсент-король подошел ко мне, и с каждым медленным шагом хищника в его серебристых глазах росла ярость.
– Стыдишься? – тихо повторил он. – Стыдишься?! Я дал тебе все. Я сделал тебя тем, что ты есть. Я мог тебя убить. Многие считали, что мне следовало так поступить. А ты… ты говоришь, что меня стыдишься?!
Я была неплохим бойцом, но не настолько искусным, как Винсент. Когда он схватил меня за руку, я не успела даже шевельнуться. Ну и еще для меня оказалось полной неожиданностью, когда он жестко вывернул ее и швырнул меня об стену. Он стоял так близко, что я видела каждую линию пульсирующей печати наследника, каждый сияющий всплеск магии, поднимающийся от каждого чернильного штриха, такого же резкого, как полные ненависти черты его лица.
– Кем бы ты предпочла быть, если не хочешь быть моей дочерью?
Его ногти впивались в мою кожу сильнее и сильнее – так, что показалась кровь.
– Хочешь вместо этого быть моим врагом? Это бы ты предпочла?
Раньше я никогда, ни разу в жизни не боялась Винсента. Но теперь испугалась.
Он смотрел на меня не как на дочь. Он смотрел на меня даже не как на человека. Хуже.
Он смотрел на меня как на угрозу.
– Винсент, отпусти меня.
Я хотела, чтобы голос не дрогнул, но не вышло.
– Отпусти меня.
Но может быть, дрогнувший голос и спас меня, потому что Винсент-король сразу исчез, а Винсент-отец устрашился сам себя.
По его лицу прокатилась волна ужаса. Винсент опустил взгляд на свою руку, которая плотно обхватывала мой локоть, на красную кровь и пурпурные синяки, выступившие под его железными пальцами.
Он выпустил меня и отошел назад, провел ладонью по волосам.
Его трясло.
– Орайя, я… я…
Он не стал бы извиняться. Король ночерожденных ни перед кем не извиняется. А если собирался, то мне не хотелось этого слышать. Мне не хотелось больше ничего от него слышать.
Я думала, он остановит меня, когда я открыла дверь.
Но он не остановил.
Теперь здесь их было больше, чем когда-либо. Из-за того, что мы с Райном со времени Полулуния не имели возможности приходить в человеческие кварталы, здесь все кишело вампирами. Они двигались лениво. Убивать их было легко.
Раньше я бы порадовалась. По крайней мере, можно было облегчить неприятные мысли в голове, снова и снова втыкая клинок в грудь. Но сейчас я лишь становилась злее. Они настолько о нас не задумывались, что им даже не приходило в голову осторожничать. Но если я и обретала радость в том, чтобы видеть умирающий свет у них в глазах, она была недолгой и с каждым разом слабее предыдущей.
Четвертого за ночь я убила в переулке рядом с пабом, куда захаживали мы с Райном. Ночь выдалась очень длинной. Наверное, уже скоро рассвет.
Я не могла заставить себя об этом тревожиться. Ни о том, ни о другом.
С этим вампиром я не забавлялась. Сразу в сердце. Он так испугался, что в конце описался. Пришлось отступить в сторону, чтобы не угодить в лужу у него под ногами.
Он нацеливался на ребенка. На маленькую девочку. Готовился лезть за ней в окно. Такое случалось редко. Мне почти не встречалось такого, чтобы они были готовы ползти за своей добычей в дома.
Тело опустилось на землю и безвольно растянулось в грязи. Я встала рядом с ним на колени, чтобы вытащить оружие.
Он считал, что эти люди принадлежат ему по праву. Их дома – не дома, а звериные логова, которые можно обшарить. Клетки с курами, куда можно запустить руки и достать добычу. Может быть, облако смерти над этими последними неделями заставило их считать, что нет никакой защиты кварталов, никаких последствий.
«Это домашний скот», – шипел мне Винсент.
Только сейчас мне пришло в голову, что люди как раз и содержались здесь в качестве домашнего скота. Человеческие кварталы были не для того, чтобы защищать людей. А чтобы их разводить. Потому что это же, проклятье, будет обидно, если в Доме Ночи не останется людей. Как же тогда попить крови?
У меня побелели от напряжения пальцы, которыми я стискивала рукоять клинка, торчавшего из груди моей жертвы.
Этот урод чувствовал беспомощность пять секунд. Пять секунд из нескольких веков своей жизни. Тогда как нас в ней воспитывали, ее вытатуировали на наших душах, на все краткое время нашего жалкого существования.
Я перестала ненавидеть себя за всю свою человеческую слабость.
Нет, теперь я ненавидела за эту слабость – их!
Я вытащила клинок из тела, но вместо того, чтобы вложить в ножны, ударила еще раз. Капли черной крови обрызгали мне лицо. Потянуть на себя. Теперь еще раз. Еще. Еще. Каждый удар встречал все меньше сопротивления, из-за того что трескались кости и разрубалось мясо.
«Как я их ненавижу, как я их ненавижу, КАК Я ИХ НЕНАВИЖУ…»
– Орайя! Прекрати!
Как только руки коснулись моих плеч, я в ту же секунду развернулась и сделала выпад, не успев себя остановить.
Я пришла в этот мир сражаясь. И покину его сражаясь. И буду сражаться, чтобы защитить все свои уязвимые места, а сейчас я чувствовала, что все тело – и душа – были как открытая рана, которую надо защитить.
Я хотела драться.
Райн, конечно, это понимал. И конечно, знал меня достаточно хорошо, чтобы парировать каждое мое движение, пока наконец я не ударилась спиной о стену, а моя рука была зажата его прочной хваткой.
Он наклонился надо мной, уперев одну руку в стену у меня над плечом, а другой удерживая мое запястье, крепко, но аккуратно.
Меня удивило, что в его глазах я увидела облегчение. Он головой показал на тело, которое превратилось в кровавое месиво.
– Я оценил твою тщательность, но, мне кажется, он мертв.
Его взгляд смягчился, когда он снова посмотрел на меня.
Я изо всех сил старалась не замечать и не придавать значения тому, что они впитывали меня так же, как он впитывал солнечный свет.
– Уже почти рассвет, – сказал он. – Я тебя везде искал.
Он не спросил: «Все ли у тебя в порядке?»
Но я слышала это в его голосе.
Не в порядке. И мне не нужна была такая мягкость. Она слишком близко подбиралась ко всему, что я пыталась защитить.
Его пальцы передвинулись, накрыв отметины, которые оставили у меня на руке ногти Винсента. Эти отметины болели больше, чем обычно болят такие мелкие ранки. Я чуть поморщилась, едва заметно, но Райн все равно обратил внимание. Он посмотрел на мою руку, и взгляд его потяжелел.
– Откуда это?
– Какая разница?
– Есть разница. Это он?
Я замялась чуть дольше, чем следовало, прежде чем произнести:
– Один урод из трущоб.
– Чушь собачья!
Он скривил рот. Чистая ненависть. Словно эти несколько кровавых отметинок составляли не меньшее преступление, чем уничтожение Салине.
Мне это не понравилось.
Я не заслуживала, чтобы меня так защищали. Мне не понравилось отвращение на его лице. Стало обидно за Винсента.
Я выдернула руку.
– Ты мне оставил раны похуже. Я не принцесса, которую надо защищать. Как бы ты меня ни называл.
– Я знаю.
Два слова, и столько рассудительности на этом выразительном лице. Я уже научилась смотреть сквозь маски, и под ними все было кристально ясно. Слишком ясно.
– Прекрати, – зашипела я.
– Прекратить – что?
– Не смотри на меня так.
– Как я на тебя смотрю?
Я оттолкнула его. Не знала, что на это ответить. Слишком много вариантов. Я видела их в глазах Райна.
– Как будто жалеешь меня.
Он фыркнул. Я отвела взгляд, но услышала усмешку.
– Думаешь, я тебя жалею? Не жалею, Орайя. Я лишь считаю, что ты заслуживаешь лучшего.
По мне, это как раз таки было типичной жалостью. А если то была не жалость, значит нечто другое – и более реальное. И это мне не нравилось еще сильнее.
Я резко обернулась:
– Что ты здесь забыл?
Мой тон был откровенно желчным. Райн такого не заслужил. Он ничего плохого не сделал, наоборот, был ко мне добр. Я же могла только драться.
Однако выражение обиды на его лице меня обезоружило.
Но он стиснул челюсти и сказал:
– Я знаю, в чем дело, и с тобой в этом не участвую. Если хочешь, чтобы тебя вышвырнули из Кеджари за то, что ты не вернулась в Лунный дворец до рассвета, – прекрасно. Мешать не стану.
– Вот и хорошо. Тебе же проще. Что ж, может, ты и впрямь заслуживаешь победы больше, чем я. Какое тебе до меня дело?
Райн уже было собрался уходить. Мой голос прозвучал слабее, чем раньше. Обиженный вид Райна лишил мои укусы яда. Теперь я снова была маленьким ребенком, который огрызается на чудовищ слабыми человеческими зубами.
Он остановился. Медленно обернулся.
– Какое мне до тебя дело? – с негодованием переспросил он.
Вообще-то, я понимала, что вопрос звучит смешно. Хотя не должен, потому что у Райна были все причины дать мне потерять контроль над собой и оказаться дисквалифицированной или убитой. Я была его врагом во всех смыслах слова: дочерью короля, которого он ненавидит; выросшая в клане, который уничтожил его клан; соперник в борьбе за титул, который может выиграть только один.
Райн подошел на шаг ближе и пристально в меня всмотрелся.
– Какое мне до тебя дело? – хрипло повторил он. – Орайя, ты дура?
Я не ожидала отчаяния в его голосе. Словно он молил о помощи.
– А может, это я дурак.
Нет. Мы оба.
Я прекрасно знала, почему Райну есть до меня дело. И по той же причине мне есть дело до него. Я не дышала. Меч скользнул обратно в ножны.