Нет, оружие не могло меня от этого защитить. Я не была уверена, хотела ли я этой защиты. Мое сердце было открыто, кровоточило и было отвратительно, по-человечески хрупким.
Но когда лунный свет упал на лицо Райна, я стала вглядываться в каждую черточку. Я очень хорошо изучила это лицо, но все равно обнаруживала что-то новое и притягательное каждый раз, когда смотрела на него. А сейчас оно словно само было болью и тоской.
Меня тянуло к нему. И я так устала от потерь.
Когда я приблизилась, я еще не знала, что собираюсь сделать или сказать.
Но я обвила его шею руками и поцеловала его.
Глава сорок четвертая
Райн встретил мой поцелуй с таким пылом, что непонятно было, кто начал первым. Его руки сомкнулись вокруг меня, плотно притянув к себе, и мы вдвоем сделали несколько неровных шагов, пока моя спина не наткнулась на стену. Райн искал ртом мой рот, словно хотел изучить каждую частичку меня, – забирал мои губы, верхнюю, нижнюю, а теплый и мягкий язык и требовал, и отдавал.
Глубоко из его горла поднялся стон – и дрожью пронесся по всему моему телу. Я была зажата между Райном и стеной. Его рука скользнула по моей талии вниз, и я прильнула к этому прикосновению. Мало. Все равно мало. Искра, которую мы зажгли в пещере, не погасла, мы ее только притушили. И сейчас она с неистовством возродилась, жарче и убийственнее, чем была. Мне ничего так не хотелось, как сгореть в ней заживо.
Рука его продолжила движение, распласталась по бедру, перешла на ягодицы, и вдруг мои ноги поднялись, сомкнулись вокруг его тела, и от ощущения крепкого давления между бедрами у меня перехватило дыхание.
Проклятье! На этот раз мне нужно было больше. И чтобы как можно меньше лишнего между нами. Мне так этого хотелось, что даже было наплевать, что обнажить себя перед ним придется и мне.
Его поцелуй замедлился, стал глубже, из лихорадочного превратился в нежный.
Я просунула между нами руку за пояс его штанов, провела вниз по его животу и еще ниже.
Его губы сложились в улыбку, не отрываясь от моих.
– Осторожнее, принцесса.
Я поцеловала его – поцеловала эту улыбку. Не поцеловать было бы кощунством.
– Почему?
– Потому что я не хочу, чтобы наш первый раз произошел в переулке, в трех футах от кучи кишок.
С этим было не поспорить. Но – стыдно признаться – часть меня настолько его хотела, что я бы сделала это и здесь, просто чтобы погрузиться еще в одно первобытное наслаждение. Сперва кровь, потом секс. Может, я все же была вампиром в большей степени, чем мне казалось.
Его свободная рука бережно легла мне на шею. Следующий поцелуй получился иным: мягким. Напомнил мне то, как Райн целовал в пещере мою шею. Нежно и заботливо.
У меня сжалось сердце. Ничего вампирского. Ничего кровожадного и холодного.
– Орайя, посмотри на меня.
Я открыла глаза. Наши носы соприкоснулись. Лунный свет освещал каждую царапинку на его коже. От этого света зрачки чуть сузились, и в этих холодных лучах радужка вокруг них была почти фиолетовой.
– Скажи мне хоть что-нибудь честно, – тихо проговорил он.
Хоть что-нибудь честно.
Самое ужасное из честного состояло в том, что с Райном честно было все – всегда. Он видел меня насквозь. Понимал все мои сложности и дурацкую раздвоенность. Я была честной, даже когда не собиралась. Он не страшился темных сторон моей натуры и не порицал мою сострадательность.
И еще, мысль о том, чтобы погибнуть, так и не узнав его полностью, была мучительна.
И как мне было что-то из этого произнести? Нужна ли ему была такая честность? Да и способна ли я сама была вытащить ее наружу из моей кровоточащей души, не распустив все швы?
– Может быть, мы завтра умрем, – сказала я. – Покажи мне то, для чего стоит жить.
Секундная пауза, словно в этом ответе было что-то болезненное. И губы его изогнулись.
– Ты оказываешь на меня давление.
Он снова меня поцеловал – на этот раз не требуя, а обещая.
– Но я готов. Мы полетим. Надо обогнать рассвет.
Райн украдкой целовал меня, когда мы летели. И когда с первыми лучами солнца приземлились в Лунном дворце. Эти поцелуи были осторожными и нежными и сопровождались легкими касаниями его зубов, как предвосхищение нашего бурного утра. Когда мы вернулись в апартаменты, мое сердце бешено билось о ребра, а дыхание было частым. Странно кружилась голова – все чувства притупились от интенсивности моего желания и обострились от предвкушения того, как оно удовлетворится. Я не в состоянии была признаться себе, сколько раз и в каких мелких подробностях представляла, каково это будет: попробовать Райна на вкус, прикоснуться к нему, почувствовать его внутри.
Но реальность, конечно, не походила на фантазии. Она оказалась более коварной и более опьяняющей.
Дверь закрылась. Я прислонилась к стене, глядя, как Райн запирает замок. Даже движение мышц его руки было великолепно, все жилы вибрировали, как струны в оркестре, тонкие и изящные.
Каким же потрясающим он мне казался!
Райн запер дверь и повернулся ко мне. Долгие несколько секунд не говорил ничего. Думал ли о том же, что и я? Представлял себе, как пройдет последняя ночь, которую мы проведем вместе?
Последняя.
Матерь, как же я старалась не думать об этом слове. События, происходившие в эти дни, изгнали его из мыслей. Но правды было не избежать.
Последнее испытание – завтра ночью.
И Райн, и я – в финале.
Редко, крайне редко на Кеджари оставался в живых более чем один участник.
Райн первым прервал повисшую тишину. Он приблизился ко мне, пробежал кончиками пальцев мне по носу, потом по рту и подбородку.
– Принцесса, что такое?
Я не могла ему солгать, поэтому вместо ответа сказала:
– Поцелуй меня.
И – да хранит его клятая Ниаксия – он так и сделал.
Я чуть не таяла под этим поцелуем. Мне хотелось обернуться вокруг его тела, как плющ забирает под себя камень. Я открыла ему губы, сомкнула руки вокруг шеи. Его пальцы стиснули мне волосы, слегка натянув.
Его рука замерла, большой палец водил по волосам, поцелуй стал медленнее, и я подумала, что Райн, возможно, тоже вспоминает пир и мои волосы вокруг его пальцев.
Мне и тогда хотелось, чтобы он меня не отпускал. Может, в тот момент я и поняла, что мне теперь всегда будет этого хотеться, пусть я и страшилась признаться себе.
Может, страшилась и сейчас.
Мои зубы сомкнулись на его губе, вызвав у Райана удовлетворенный вздох. Его руки шарили по моему телу – спустились вниз по спине, ягодицам, задержались на бедрах, словно он запоминал мои очертания. У него были такие большие руки, что кончики пальцев подобрались мучительно близко к средоточию желания. Но все же недостаточно близко.
Его губы медленно изогнулись в улыбке, а пальцы не спеша двигались выше… впивались глубже.
– У тебя слишком толстые доспехи.
Что в нем было такого, что я так осмелела? Я поцеловала его, потом скользнула рукой вниз, по груди, животу, вниз. Даже через слои одежды он отвечал на мое касание так же легко, как я отвечала на его. Невероятное, мощное ощущение – чувствовать, как он подрагивает под моими руками. Слушать едва ощутимое содрогание в его дыхании.
– У тебя тоже, – прошептала я, не отрываясь от его губ.
Должно было пугать, что он настолько дико меня хочет.
Но не пугало. Только распаляло мое собственное желание до исступления.
Он прижал меня сильнее, туже стянув мне волосы, и запечатал мой рот поцелуем, таким внезапным и страстным, что все померкло. Он наклонился, выпустил мои волосы и, обхватив ягодицы руками, поднял меня. Я целовала его губы, подбородок, шею, а он отнес меня в свою комнату, и мы вдвоем упали на кровать. Он накрыл меня широким торсом. Я высвободила руки, чтобы заняться его доспехами. Дело предстояло непростое – все эти пуговицы и ремни, через которые пробираться вслепую было особенно трудно.
Через несколько секунд он рассмеялся, оторвавшись от моих губ.
– Не получается?
Он отстранился, чтобы посмотреть на меня, – и, богиня, я уже затосковала по его губам. Но не успела я посетовать, как замерла от его красоты. Уже наступило утро, и хотя шторы были задернуты, легкий намек на солнечный свет проскользнул через ткань и обрисовал его силуэт золотым поцелуем. Я раньше не замечала, сколько рыжины в его волосах – и крыльях, которые так и остались расправленными. Я невольно дотронулась до них, отчего Райн резко втянул воздух. Они оказались мягче, чем я себе представляла.
Он деликатно отвел мою руку.
– Оставим до следующего раза.
– Это… щекотно?
– Можно сказать и так, – усмехнулся он.
Если он рассчитывал этим ответом меня удержать, у него ничего не получилось. К моему разочарованию, оставив облачко дыма, крылья исчезли. И он наклонился, словно для нового поцелуя, но остановился, вбирая меня глазами так же, как только что делала я.
Его руки потянулись к пуговице на моем доспехе.
– Можно я?
Я сглотнула.
Мне этого хотелось – Матерь, как мне этого хотелось, до скользкой боли внизу. Но что-то во всем этом странно меня тревожило, заставляло сердце биться в грудной клетке, словно пойманная птица. Мне не нравилось так это воспринимать. Но память о том одном-единственном случае, когда я это делала, все еще не отпускала – вырезанная на моем теле карта, которую нельзя было стереть.
– Ты первый, – прошептала я.
Райн сел. И медленно, пуговица за пуговицей его доспех раскрылся. Два полотнища потертой в боях кожи разошлись, открыв самое потрясающее тело, которое я когда-либо видела. Когда он скинул куртку с плеч, свет заиграл на его коже, и я испытала ревность – оттого, как этот свет заполнял трещинки и углубления, как целовал зарубцевавшиеся раны, как вздрогнул на темных волосках у него на груди и ниже пупка и исчез под низкой талией брюк.
Я перестала дышать. Он поймал мой взгляд и взбесил меня ухмылкой, по которой я поняла, что он прекрасно знает, о чем я думаю.