Абдулла бормотал по-арабски заговоры и заклинания для отвращения сил зла.
– Демон… оставил меня, – прошептала я. – Просто удивительно. Уже второй раз. А я ещё смеялась над Эмерсоном, когда он рассказывал мне о первом случае[130]. Придётся теперь мне рассказать ему и попросить прощения за то, что я сомневалась, когда он... когда мы...
К вящему ужасу, я обнаружила, что не могу контролировать свой голос. Я спрятала лицо в ладонях.
Рука, нежная, будто женская, гладила мои волосы.
– Дочь моя, не плачь. Неужели ты веришь, что я посмел бы назвать себя человеком и другом, если бы оставил его лежать там? У меня есть план.
Абдулла никогда не говорил со мной иначе, как с формальным уважением, и не использовал ласковые слова. Я знала глубину его привязанности к Эмерсону («любовь» – не слишком сильное выражение, если не считать того, как оно искажено европейским романтизмом), но я даже не предполагала, что Абдулла по-своему любит и меня. Тронутая до глубины души, я ответила, как полагалось:
– Отец мой, я благодарю вас и призываю на вас благословение. Но что же нам делать? Он одурманен или болен, он не может двигаться. Я рассчитывала, что его сила поможет нам.
– Я боялся, что мы найдём его в таком виде, – подхватил Абдулла. – Нельзя удержать льва, не вырвав ему когти, или посадить ястреба в клетку без...
– Абдулла, я люблю и почитаю тебя, как отца, но если ты не перейдёшь к сути, я закричу.
Губы старика приоткрылись в улыбке под бородой.
– Ситт снова стала собой. Мы должны действовать быстро, пока не вернулись охранники. Мои люди ждут на перекрёстке.
– Какие люди?
– Дауд с сыновьями и внуки моих дядюшек. У них у всех много сыновей, – с гордостью добавил Абдулла. – Солнце садится, а самое подходящее время для атаки – с наступлением темноты.
Мне и в голову не приходило протестовать против этой опасной и незаконной процедуры, но когда он потянул меня за рукав, я воспротивилась:
– Я не в силах оставить его, Абдулла. Они могут унести его или убить, если на них нападут.
– Но, ситт, Эмерсон съест моё сердце, если вы...
– Он должен быть жив, чтобы съесть его. Поторопись, Абдулла. И – будь осторожен, мой дорогой друг.
Он быстро пожал мне руку и исчез. Я повернулась посмотреть и увидела, как он исчезает за стеной – так же тихо, как и появился.
Разумеется, я не намеревалась оставаться на крыше. Моей обычной силы, естественно, не хватило бы на то, чтобы поднять решётку, но, к счастью, этот вопрос уже был решён. Одна сторона тяжёлого металлического квадрата теперь лежала на краю отверстия, и мне оставалось только отбросить его в сторону. Отверстие, по-моему, было достаточно большим, чтобы я смогла пролезть. А иных вариантов не существовало: я намеревалась попасть внутрь любыми средствами.
Но не успела я приступить к действиям, как услышала, что люди возвращаются. На сей раз они беседовали гораздо тише, а через мгновение раздался ещё один голос. Он говорил по-арабски, но по акценту и командному тону я поняла, что оратор – не араб. Страх – за моего мужа, а не за себя – и ярость придали мне стойкости. Он был здесь – атаман, неизвестный злодей, совершивший это грязное деяние.
Группа остановилась у дверей, и я заколебалась; руки сжимали железо, кровоточащие пальцы не чувствовали боли. Нельзя действовать преждевременно. У них пока что нет причин подозревать, что грядёт спасение.
Тем временем говоривший переключился на английский:
– Подожди здесь, пока я не приду за тобой. Я хочу, чтобы он бодрствовал и полностью соображал, прежде чем увидит тебя.
К моему удивлению, голос, который отвечал на том же языке, был женским.
– Говорю вам, его не так легко обмануть. Он узнает, что я не...
– В этом и суть, моя дорогая – проверить правду его заявлений о потере памяти. В этом костюме, во мраке, с кляпом, скрывающим нижнюю часть лица, ты выглядишь достаточно похожей на неё, чтобы обмануть любящего супруга – достаточно, по меньшей мере, чтобы вызвать у него предательский возглас тревоги. Это даст мне предельно ясный ответ на главный вопрос. И если он поверит, что ты – это она, я, наконец, найду способ убедить его поведать мне о том, что я хочу знать.
Неразборчивое бормотание женщины вызвало насмешливый смех атамана.
– Полагаю, угрозы будет достаточно. А если нет... ну, дорогая, я не причиню тебе такого вреда, который нельзя исправить.
Всё бурное негодование, подавляемое мной на протяжении прошедших дней, теперь кипело во мне, и к нему добавилось бешеное любопытство. Я осознала то, что планировал злодей, и горела желанием увидеть своего двойника. Презренный обман может достичь цели, если копия окажется достаточно качественной.
Дверь распахнулась, в комнате посветлело – но не от солнца, которое уже опустилось за горизонт. Вошедший нёс с собой лампу. Поверьте, Читатель, я впилась взглядом в его лицо. Голос был знаком, но черты лица, видимые мной, не соответствовали моим ожиданиям: искажены тенями, замаскированы массивными чёрными усами и эспаньолкой. Я не могла быть уверена, что это – тот, о ком я подумала[131].
Поставив лампу на стол, он наклонился над Эмерсоном и грубо потряс его. Ответа не последовало. Выпрямившись, монстр выругался и повернулся к дверям:
– Я же сказал, чтобы ты держалась подальше!
Голос женщины был почти неразборчив:
– Он лежит так неподвижно.
– Последняя доза опиума, вероятно, была слишком сильной. Ничего, я заставлю его проснуться и проклясть это мгновение.
Он взял иглу и погрузил её в бутылку. Шёпот возобновился:
– Слишком большая доза. Он умрёт.
– Нет, пока это не соответствует моим целям, – последовал жёсткий ответ. – Вернись на место. Он скоро очнётся.
Я заставляла себя смотреть и оставаться недвижимой. Игла вошла в вену с небрежным мастерством, указывающим на определённый медицинский навык. Я не могла не отметить этого, хотя всё внутри меня сжималось от отвращения и ненависти. Что бы это ни было за вещество, оно оказало эффект. Спустя несколько мгновений Эмерсон пошевелился. И первое, что он произнёс – слабое, но искреннее ругательство. Слёзы заволокли мне глаза, и я пообещала себе, что больше никогда не буду жаловаться, какие бы выражения ни пришли ему в голову.
Злодей рассмеялся:
– Проснулись, да? Ещё пару слов, если вас не затруднит. Я хочу увериться, что вы в состоянии оценить то удовольствие, которое я приготовил для вас.
Эмерсон не замедлил с подробным описанием предполагаемого происхождения своего похитителя. Человек вновь рассмеялся.
– Отлично. Я полагаю, вы по-прежнему не желаете почтить меня своим доверием?
– Наш разговор становится утомительным, – ответил Эмерсон. – Сколько раз я должен повторять, что не имею ни малейшего представления, о чём вы говорите? Даже если бы я мог предоставить сведения, которые вы желаете получить, то не стал бы: вы мне не нравитесь.
– Откажитесь от надежды на спасение. – Голос другого человека оледенел. Носком туфли он указал на квадратный предмет, который (теперь я различила) был деревянным люком или крышкой. – Помните, что находится внизу, или тоже забыли?
– Вы повторяетесь, – последовал скучающий ответ. – Не знаю, откуда вы черпаете эти мелодраматические выходки. Из какого-то романа, скорее всего.
Этот комментарий, похоже, чуть не лишил негодяя рассудка. Он рванулся вперёд, и на мгновение я подумала, что он ударит беспомощного заключённого. Овладев собой с усилием, из-за которого его поднятая рука задрожала, он прошипел:
– Колодец, по крайней мере, сорока футов глубиной. Если кто-то попытается пробиться сюда, охранник предоставит вам возможность измерить его точную глубину.
– Да, да, вы уже говорили, – зевнул Эмерсон.
– Хорошо. Посмотрим, не найдётся ли у меня способ убедить вас передумать.
Оставив лампу на столе, он направился к двери. Глаза Эмерсона следовали за ним, казавшись чёрными, а не синими, из-за расширенных зрачков. Через мгновение дверь снова открылась, и мужчина вошёл, толкая перед собой более хрупкую фигуру.
Она обманула бы даже МЕНЯ. Её костюм был точной копией моей старой рабочей формы: турецкие брюки, сапоги и так далее – даже пояс с висящими инструментами. Чёрные, как смоль, волосы спадали на плечи, создавая впечатление изнеможения после борьбы. Предполагаемый похититель, держа руки женщины плотно прижатыми к бокам, не подходил близко к свету, так что черты трудно было разглядеть, даже если бы белая ткань не закрывала нижнюю часть лица.
– К вам посетитель, сэр, – сказал неизвестный, насмешливо пародируя манеры дворецкого. – Разве у вас не найдётся ласковое приветствие для своей жены?
Лицо Эмерсона оставалось бесстрастным. Только его глаза скользнули по женской фигуре с макушки до сапог и обратно.
– Кажется, это женщина, – произнёс он, вызывающе растягивая слова. – Трудно сразу определить в такой диковинной одежде...
– Вы утверждаете, что не признаёте свою жену?
– У меня нет жены, – терпеливо сказал Эмерсон. – Я многое забыл, но уж в этом-то я уверен.
– Вы противоречите себе, профессор. Как вы можете быть уверены, если заявляете, что страдаете от амнезии?
С потрескавшихся губ Эмерсона сорвался смешок.
– Что бы ни случилось с моим разумом, едва ли я мог забыть что-либо настолько монументально глупое. Даже в моменты наивысшей слабости я не стал бы чёртовым болваном, обременившим себя женой. – Сузив глаза, он продолжал:– Она, случайно, не та женщина, которая вчера принесла мне еду и воду... или накануне... не помню.
Его глаза закрылись. Женщина склонила голову – надеюсь, от стыда. Державший её ослабил хватку. Она отпрянула от стены и сорвала тряпку с лица.
– Он потерял сознание, – прошептала она – Позвольте мне дать ему что-нибудь – хотя бы воды…
Уперев кулаки в бёдра, злодей окинул её взглядом, сардонически улыбаясь.