Некоторые учёные считают Эхнатона морально извращённым, физически неполноценным, и осуждают его религиозную реформацию, рассматривая её, как циничный политический манёвр. Это, конечно, вздор. Не намерена извиняться за то, что предпочитаю более возвышенную интерпретацию.
Уверена, что Читатель не пропустил предыдущие абзацы. Цель литературы – улучшить понимание, а не обеспечить праздное развлечение.
В день прибытия мы все столпились у перил, наблюдая, как члены экипажа, маневрируя, подводят дахабию к причалу в деревне Хаджи Кандиль. Отдых вернул Эмерсону здоровье, загар и кипучую энергию, он снова почти что стал самим собой – за исключением проклятой бороды. Кроме того, он пребывал в превосходном настроении, и, хотя я чуть не захлёбывалась от желания, но не собиралась возобновлять разговор по поводу мистера Винси и Берты. Однако мы с Сайрусом подробно обсудили этот вопрос и договорились об определённых мерах предосторожности.
На набережной нас уже ожидали двадцать верных мужчин из Азийеха, маленькой деревушки недалеко от Каира, производившей на свет наилучших землекопов в Египте. Я послала Абдуллу, чтобы привезти их в Амарну, и вид этих пышущих жизнью, улыбающихся лиц придал мне бо́льшую уверенность, чем это мог бы сделать воинский отряд. Они годами работали на нас, Эмерсон лично обучил их, и они были преданы ему душой и телом.
Эмерсон перелез через поручни и спрыгнул на берег. Он всё ещё хлопал друзей по спинам, пожимал руки и расточал горячие объятия, когда я присоединилась к группе. Но не второй на берегу по счёту.
Анубис опередил меня, спустившись по трапу.
Абдулла отвёл меня в сторону и показал на кота, тщательно исследовавшего каждую пару ног в сандалиях.
– Разве вы не избавились от этого четвероногого африта, Ситт Хаким? Он предал Эмерсона...
– Если и так, то это непреднамеренно, Абдулла. Кошек нельзя обучить заводить людей в засады или принудить к чему-либо, что им не по душе. Анубис очень привязался к Эмерсону, он оставался с ним у подножия постели всё время его болезни. Послушай, Абдулла, предупредил ли ты других мужчин, что Эмерсону по-прежнему угрожает опасность от человека, называвшего себя Шланге, и рассказал ли им о предметах, которые они не должны упоминать?
– Например, о том, что вы являетесь женой Отца Проклятий? – Абдулла произнёс эти слова с сарказмом, достойным самого Эмерсона, и его выдающийся ястребиный нос критически сморщился. – Я сказал им, ситт. Они будут подчиняться, равно как и любому другому приказу, который вы отдадите, хотя и не понимают причин. Я тоже. По-моему, это глупый способ вернуть человеку память.
– Попозже мы поговорим наедине, Абдулла, – вмешался Сайрус, присоединившись к нам. – Но полагаю, что нам пора идти. Когда говорит Ситт Хаким, весь мир слушает и повинуется.
– Никто не знает этого лучше меня, – ответил Абдулла. Крик Эмерсона заставил всех собраться вокруг:
– Абдулла устроил для нас лагерь, – объявил он.
– И вымыл ослов, – добавил Абдулла.
Эмерсон уставился на него.
– Вымыл ослов? Зачем?
– По моему приказу, – объяснила я. – Малютки вечно в ужасном состоянии, покрыты язвами и страдают от ненадлежащего ухода. Я не позволю... Ну, к делу это не относится. Вы не снизойдёте до того, чтобы сказать нам, куда мы отправляемся, чем вы намерены заняться, и почему потребовалось разбивать лагерь, когда у нас есть дахабия?
Эмерсон, повернувшись, остановил взгляд на мне.
– Я не собираюсь оставаться на этой чёртовой лодке. Это слишком далеко от гробниц.
– Каких гробниц? – спросила я, тяжело наступая на ногу Сайрусу, чтобы предупредить любые возражения с его стороны.
– Всех гробниц. Южная группа в трёх милях отсюда, а северная группа – и того дальше. Есть ещё одна интересная местность в углублении за тем низким холмом рядом с центром скальной дуги.
– Там нет гробниц, – возразил я. – Разве что кирпичная кладка...
Эмерсон нетерпеливо отмахнулся.
– Я приму окончательное решение вечером. На сегодня моя задача – совершить предварительный осмотр, и чем скорее вы прекратите спорить, тем быстрее мы получим результаты. Всё ясно? Возражения есть? – Он внезапно повернулся к стоявшему вблизи Рене. Никаких возражений не последовало.
Ещё до того, как закончился день, исчезли все сомнения относительно физического состояния Эмерсона. Он объявил, что нам не нужны ослы – заявление, с которым никто не согласился, но все, кроме меня, были слишком запуганы, чтобы возражать. Я прекрасно понимала, что он проверяет своих спутников – особенно меня – и тоже не возражала. Мы прошли почти двадцать миль, считая перпендикулярные расстояния, которые пришлось преодолевать, карабкаясь по грудам скалистых осыпей и ползая вверх и вниз по скалам.
Самый простой способ описать эту хиджру[166] – представить область полукругом, при этом Нил образует прямую сторону. Скалы высокой пустынной кривой изгибаются, как лук, и на крайнем северном и южном концах почти касаются берега реки. Хаджи Кандиль расположена несколько южнее середины прямой линии, поэтому мы находились в трёх милях от ближайшего участка скал.
Тропа вела через деревню и окружающие поля на равнину – волнистую, бесплодную поверхность, заваленную галькой и черепками. Разрушенные основы священного города Эхнатона были занесены песком. Он покрывал всё расстояние от северной части равнины до южной. Та часть, которую мы раскопали за время пребывания в Амарне, лежала дальше к югу, но я была уверен, что медленная, неумолимая рука природы восстановила место в первозданном виде и похоронила все доказательства нашего труда, как и трудов древних строителей.
Эмерсон быстрым шагом шёл по равнине. Ускорив темп, я догнала его.
– Как я понимаю, Эмерсон, мы едем к северным гробницам?
– Нет, – сказал Эмерсон.
Я взглянула на Сайруса, который пожал плечами, улыбнулся и жестом пригласил меня идти с ним. Мы позволили Эмерсону уйти вперёд, Абдулла чуть ли не наступал ему на пятки. Никто больше не жаждал оказаться в одной компании с ним.
Тем не менее, фактически мы посетили некоторые из северных гробниц, но только после того, как Эмерсон заметил ещё один памятник, который вознамерился подробно изучить в этом сезоне.
По скалистому периметру своего города Эхнатон вырезал ряд памятных знаков, определяющих границы его владений и посвящённых своему богу. Мы с Эмерсоном нашли и скопировали три из них. Эти стелы, как их называют, были одинаковой формы. Внизу – полукруг с длинной иероглифической надписью, выше – барельеф, изображающий правителя с семьёй, поклоняющихся своему богу Атону в виде солнечного диска, который отбрасывает лучи, заканчивающиеся маленькими человеческими руками. Статуи королевской семьи стояли с обеих сторон. Большинство пограничных стел практически разрушилось, а некоторые были преднамеренно уничтожены врагами правителя-еретика после его смерти и восстановления старых богов, которых он отвергал.
– Здесь две серии надписей, одна из которых более ранняя, чем другая, – сказал Эмерсон. Уперев руки в бёдра, он стоял с непокрытой головой в солнечном свете, глядя вверх на возвышавшуюся над нами скалу. – Вот одна из ранних, где с родителями стоят две принцессы. На более поздних стелах изображены три дочери.
Сайрус стащил с головы тропический шлем и стал им обмахиваться.
– Не пойму, чёрт побери, как вам это удаётся. Верхушка клятой горы в добрых тридцати футах от земли, а скала абсолютно отвесная.
– К ним не приблизишься иначе, как сверху, – согласился Эмерсон. Он обернулся. Чарли пытался спрятаться за Абдуллой, чьи высокий рост и развевающиеся одежды предлагали достаточно просторное убежище, но глаза Эмерсона смотрели прямо на юношу. Затем с жестоким юмором Эмерсон произнёс:
– Пограничные стелы – ваша ответственность, Холли. Здоровый молодой человек – такой, как вы – должен получать удовольствие от копирования текстов, болтаясь на конце верёвки.
Крутой путь привёл нас к уступу, на котором находилась северная группа гробниц знати. С момента их обнаружения они были уязвимы для бесчинств времени и расхитителей могил. Недавно Ведомство Древностей поставило железные ворота на подходе к самым интересным из них. Эмерсон изучил эти ворота, которых ещё не было в наше время, с критическим любопытством.
– Это не американская поговорка – о том, чтобы запереть дверь конюшни после того, как лошадь уже украли? Ну, лучше уж поздно, чем никогда. У кого есть ключи?
– Я могу раздобыть их, – ответил Сайрус. – Поскольку я не знал...
– Возможно, они понадобятся мне позже, – последовала короткая реплика.
Эмерсон отказывался произнести хотя бы слово, пока мы не достигли лагеря Абдуллы. Зная Абдуллу, я не удивилась, увидев, что его усилия состояли в том, чтобы поставить несколько палаток и собрать верблюжий навоз для костра.
– Очень мило, Абдулла, – сказала я. Реис, исподволь бросавший на меня взгляды, расслабился, но снова напрягся, когда я продолжила: – Конечно, ничто не может сравниться с хорошей, удобной гробницей[167]. Почему мы не...
– Потому что мы не собираемся работать в гробницах, – сказал Эмерсон. – Здешняя местность равноудалена от обеих групп, северной и южной.
– Здешняя? – повторил с негодованием Сайрус. – Что за дерь... глупости – тратить время на эту область? Здесь нет никаких домов – слишком далеко от главного города, и никто не находил ни малейших доказательств существования гробниц.
Красиво очерченные губы Эмерсона – ныне, увы, практически скрытые от моих любящих глаз под чёрной щетиной – насмешливо изогнулись.
– Большинство моих коллег не найдут гробницу, даже если рухнут в неё. Я же говорил вам, Вандергельт, объяснения придётся подождать до вечера. У нас впереди ещё долгий путь. Следуйте за мной.
Солнце теперь стояло прямо над головой, и мы уже шли (если можно так выразиться) несколько часов подряд.