— А из старых друзей никто не заходит?
— Вся наша компания — уже покойники…
— А Коплей?
— Тоже.
— А вдруг он вернулся с теми деньгами, которые причитались всем, а он один их тогда съел?
— Это будет забавно. Но он всю жизнь гонялся только за девками, за шлюхами, за любой женщиной. Любил почему-то только высоких. А в его-то годы ничего нет и ждать неоткуда. Нет, ему теперь от этих денег проку мало!
— А вдруг? Он стар, но хочет власти. И может заплатить и купить любого человека.
— Нет, назад ему пути нет.
— Почему?
— Я прикончил его. Он прострелил мне ногу, но и я не промахнулся… в окно такси… Он мертв!
— Может быть, — сказал я.
— Хотелось бы на него полюбоваться. Заодно узнаю, промахнулся я тогда или нет.
— Слыхал про Декерсона?
— Откуда? Кто он такой?
— Просто так.
— Понятия не имею. Ты еще не все узнал, зачем пришел.
Верно?
— Хорошо. Ты, старик, молодец. Салли Девон, а?
Он вытер рот тыльной стороной ладони.
— Да. Это была моя подружка.
— Я думал, что она девочка Коплея.
— Этот подонок бегал за каждой юбкой, ему было все равно, были бы ноги.
— Даже за ней?
— Конечно. Я несколько раз предупреждал его, но что толку?
Он был всегда больше ей по сердцу. Она все равно ушла бы от меня. — Он вдруг нахмурился. — Думаешь, из-за нее он подвел меня под монастырь?
— Кто знает?
— Да, этот парень был умница, что и говорить. Все продумал. После ограбления деньги — в голубой фургон. Второй такой же — в другую сторону, для отвода глаз. И потом снял дом на Касткилле. Преступление века! Ты парень грамотный, газеты читал, там все есть!
— Нет, не все! А вдруг он вылез на свет с деньгами, подбирает для себя организацию и…
— Нет, нет. Не тот парень. Для него жизнь — это бабы. А он слишком для них уже стар.
— А ты о смотрителях слышал?
— Что это?
— Они не могут делать сами, просто смотрят. Я знаю некоторых старичков, которые глотают слюнки и живут так, как будто сами это проделывают.
Я поднялся, дал ему адрес отеля и немного денег. Он продолжал хихикать чему-то своему.
Хотелось бы быть поблизости, когда он столкнется с Блэком лицом к лицу.
ГЛАВА 7
Пришлось мне еще раз побеседовать с Тоби. Его поросячьи глазки так и бегали и так испуганно вытаращивались при моем появлении, что захотелось придержать их рукой. Ты… опять?
— Декерсон, Тоби!
— Не знаю, Майкл. Оставь меня.
— Если воскресшие фарцовщики собираются в городе — будет дело. Кто-то сколачивает их в шайку. Кто дает деньги?
Он облизал сухие губы.
— Слушай… если скажу, это… твой последний визит сюда?
— Послушаем.
— Марго Мардис. Рыжая. Она была с парнем один раз. Никаких имен. Я никого тебе не называю. Она пользуется популярностью у пожилых. Она проделывает с ними что-то такое… ясно? Этот парень явился сделать одолжение, он из Чикаго. Он пока ничего не говорит, но он наготове. Кто-то сколачивает организацию и дело тут не в деньгах, а в чем-то еще, тут…
— Сколько уже набралось?
— Достаточно, чтобы можно было взять город голыми руками.
— Они все оттуда?
— Большие шишки. Из Синдиката. И вообще ты влип, парень!
Итак, кто-то умный обтяпал дело. Если это Коплей, тогда игра идет не на жизнь, а на смерть.
Я просмотрел заметки в газетах. Салли выступала по делу о тех трех миллионах как свидетель. Все ее показания свелись к тому, что она имела дела с Сони, как его подружка. Глупая, пустая, но красивая кукла. Ничего не знала о делах банды.
Сони и остальные показали, что она была только игрушкой, постельной принадлежностью. И на этом ее участие кончалось. Только один репортер вспомнил ее странную фразу на процессе.
Перед тем, как ее оправдали, она заявила, что ответственность за дело лежит на змее и она хотела бы, чтоб до нее добрались.
И тут я вспомнил.
Значит, в припадках пьянства Салли боялась, как сказала Сью, какой-то змеи, а потом злобного и коварного человека! Это одно и то же!
Теперь эта змея зашипела. Это был тот человек, который раскрутил все это дело. Тот, о котором ничего не было известно.
Блэк Коплей оказался умнее всех. Он ждал, чтобы сделать прыжок в джунгли Нью-Йорка. Он вернется сильным, умным и опасным. Самый сильный противник для меня.
Я позвонил Пату.
— Майкл, у меня для тебя новости.
— Какие?
— Арнольд Гудвин мертв.
— Что?
— Два месяца тому назад в автомобильной катастрофе около Сараготы. Его труп недавно опознали в морге.
— Это точно?
— Да.
— Тогда проще. А что с Левитом?
— Тут забавная штука. Несколько лет назад Торренс его оправдал. Он опытный юрист и сумел доказать, что тот только оборонялся. За гонорар в пятьсот тысяч долларов. Еще забавнее, что наш теперешний прокурор Чарли Форс тоже защищал Левита и тоже получил такую сумму. Вчера вечером мне позвонили и сказали, что есть кое-что о Левите.
— Откуда был звонок?
— Из автомата. Но он висел на стене, а не в будке. Наверное, в баре.
Я положил трубку и спрятал лицо в ладони. Хитро, очень хитро, но должна быть ниточка. Я задумался. Зазвонил телефон.
— Это Джеральдина. Майкл, сейчас же к нам скорее!
— Что такое?
— Скорее! — Она повесила трубку.
Я вышел под дождь, написав Велде записку, поднял воротник и помахал такси. Сидя в машине, я снова стал перебирать эти страшные семь лет. Забыть их было не просто.
Джеральдина встретила меня на пороге.
— Что?
— Комната… Домик Сью… Сгорел…
— Что с крошкой?
— Она наверху. Все в порядке.
От домика остались одни руины. Мы вернулись в дом и Джеральдина приготовила по коктейлю и, повернувшись ко мне, заявила:
— Сегодня Сью ворвалась к отцу, крича, что он убийца. Кричала, что это сказала мать. Но теперь ее комната сгорела и она искала все какое-то письмо среди старых вещей.
— Разбуди ее.
Ее спальня была похожа на детскую и одновременно на комнату взрослой девушки: куклы, плюшевые зверята, микрофон, балетные туфельки, пуховки, коробки конфет.
— Сью…
Она лежала на кровати, прижимая к себе полуобгоревшего мишку.
— Сью… Это ты подожгла дом?
— Я сжигала мамины бумаги. Я не хотела, чтобы он видел ее вещи.
— Что произошло?
— Все начало гореть, а мне стало так чудесно. Я пела и плясала в огне, мне было хорошо.
— Но ты не нарочно?
— Нет, специально! Пусть не смотрит на ее вещи.
— Она говорила, что ее убила змея?
— Он, Змея, убил маму.
— Кто он, котенок?
— Она говорила, что змея убьет ее.
— Спи.
Джеральдина опустила тяжелые портьеры и включила торшер. Мы сидели, прихлебывая из высоких стаканов коктейль.
— Майкл, это ужасно! Если Сью не прекратит своих обвинений, то… ведь это год выборов! Такой скандал! Ты знаешь, какая грызня идет в партиях? Ведь это главный штат в стране, и отсюда губернатор легко может шагнуть в Белый дом или влиять на политику страны. Надо положить конец проделкам Сью.
— Политика для тебя так важна?
— Как жизнь, Майкл. Я положила на весы всю свою жизнь.
— Тебе рано умирать, тебе бы быть мужчиной.
— Для женщины тоже есть место в политике.
— Чушь!
Тебе нравятся просто женщины?
— Они должны быть такими.
— Тогда я буду просто женщиной для тебя. — Она поставила недопитый стакан на столик, потом взяла мой и аккуратно поставила рядом. Ее пальцы пробежали по маленьким пуговкам кофты, потом запутались на секунду в кружевах лифчика, она отбросила его на пол. Я видел, как вздымалась розовая мякоть ее действительно прекрасной груди, как напрягались мускулы живота, и неповторимый запах женщины обволакивал ее всю в ожидании мужчины.
— Ну и… как?
— Чудо!
Мои руки скользнули к ее бедрам и осторожно стали гладить их упругие округлости пониже, где они расходились. Она откинулась на подушки, я медленно, осторожно спустил молнию и рывком подмял ее под себя.
Она слабо застонала от удовольствия и ее грудь стала упругой под моими жадными нетерпеливыми пальцами…
Она заснула и даже во сне тянулась ко мне. Может быть, завтра она опять будет ненавидеть меня. Но вряд ли…
По дороге домой я подумал, что же скажет Велда, если узнает? И порадовался, что номер отдельный. Теперь мне нужно было выспаться.
Когда я вошел, в гостиной играла музыка и горел торшер. Я рассмеялся. Велда была начеку, но сон перехитрил ее. Она спала на кушетке, уткнувшись щекой в подушку. Я лег в кровать в одиночестве. Она еще возьмет свое!
Почему-то я встал и, подойдя ближе к кушетке, почувствовал, как замерло у меня сердце. Она лежала, прижавшись щекой к подушке, а по другой бежала струя черной, запекшейся крови от виска поперек лба. Я схватил ее за руку, она слабо застонала и открыла глаза. Говорить она не могла, но в ее глазах я увидел ужас. Я обернулся.
Он стоял у стены, прижимая руку к животу, держа в другой пистолет, нацеленный мне прямо в голову.
В конце концов Каниа нашел меня. В его глазах была смерть — моя и его. Я видел, что у него началась гангрена и чувствовал запах гниющего мяса и крови, впитавшейся в одежду. Его рот скривился в оскале, обнажая десны. Он был еще молод, но сейчас выглядел старым, как смерть.
Он перевел дуло на мой живот. Он знал, что не промахнется.
— Ты влепил мне пулю в кишки. Теперь попробуй сам. Только тронься с места и я разнесу тебе башку.
— Она жива?
— Какое тебе дело? Ты сейчас умрешь!
— Что с ней?
Его лицо было маской ненависти и боли.
— Я скажу тебе свой план: ей хватит одной пули, как и тебе.
Потом я выйду на улицу и умру на дожде, на траве, в парке.
Я так всегда хотел.
Велда повернулась, шепча мое имя. Она, должно быть, вошла, когда он был здесь. Он грозил ей оружием и заставил ждать. Он ударил ее по голове. Теперь он собирается убить ее вместе со мной.