– Может быть, все-таки вы позволите нам сходить за паспортами? – спросила Пульхерия.
Но следователь проигнорировал ее слова, махнул рукой и быстро выкатился из комнаты.
Корнеев увел с собой Марину и Стасика, и Пульхерия осталась на диване одна. Несмотря на то что в комнате были люди, она почувствовала себя совершенно одинокой. Все занимались обыденным для них делом и не обращали на нее никакого внимания, точно она была пустым местом. Криминалисты искали отпечатки пальцев, подбирали с пола соринки и ниточки, фотограф время от времени щелкал фотоаппаратом. Труп Оксаны Шпак упаковали в черный пластиковый мешок и на носилках вынесли из комнаты.
Вскоре вернулась Марина. Пульхерия заметила, что подруга очень бледна и вся дрожит. У нее тоскливо сжалось сердце, она обняла ее и тихо сказала:
– Мариша, успокойся, все будет хорошо. Вот увидишь.
Но особой уверенности в ее в голосе не было, и Марина это почувствовала. Из ее глаз полились слезы. Пуля подумала, что за свое легкомыслие им, может быть, придется слишком дорого заплатить.
Появился Корнеев и пригласил ее пройти с ним на кухню. Расположился он за тем же самым столом, где они час назад ели севрюгу. Ее слабый запах все еще витал в помещении.
– У вас с собой имеются какие-либо документы? – спросил он.
– К чему этот идиотский вопрос? Вы же знаете, что нет, – разозлилась Пульхерия. – Давайте, я дам вам ключи от моей квартиры? Вы пошлете кого-нибудь за нашими паспортами.
– Здесь вопросы задаю я, а вы на них просто отвечайте, если не хотите иметь неприятности.
– Будете угрожать, я вообще с вами разговаривать не буду, даже под пытками от меня ни одного слова не дождетесь.
– Пока еще вам никто не угрожает, а уж тем более, никто вас пытать не собирается. Просто отвечайте на мои вопросы, – терпеливо потребовал Корнеев, и легкая улыбка появилась в уголках его губ. – Существует порядок, который я вам не советую нарушать.
– Только что вы сказали, что нам никто не угрожает, а через секунду сами себе противоречите. Вы уж определитесь со своими угрозами: либо вы угрожаете, либо нет.
– Пульхерия Афанасьевна, не мешайте мне вести следствие… – начал закипать Корнеев.
– Откуда вы знаете мое имя? Я же вам его не называла? Следовательно, вы уже установили мою личность?
– Ваша подруга нам его сказала. Но пока для меня это пустой звук, непроверенный факт. Для соблюдения формальностей я должен хоть что-то записать в протокол. Можете назвать себя Калерией Леокадьевной или матерью Терезой.
– Мне больше нравится Мария Магдалина… – буркнула Пульхерия, – но родители назвали меня Пульхерией.
– Вот и славно. А теперь скажите, кто были ваши родители и в каком году они вас так назвали? – обрадованно спросил Корнеев и быстро застрочил ручкой по бумаге.
Смирившись, Пульхерия вяло отвечала на вопросы следователя, только на вопрос, откуда она знает Оксану Николаевну Шпак, она отвечать без адвоката отказалась. Корнеев опять загадочно улыбнулся.
В машине, куда посадили Пульхерию и Марину, омерзительно воняло. Марина закатила глаза и плечом привалилась к подруге:
– Меня сейчас вырвет.
– Тогда здесь будет вонять еще сильнее. Крепись. Дышать глубже я тебе не советую, от этих миазмов даже мне как-то не по себе. Давай лучше подумаем о чем-нибудь хорошем.
– О Суздале?
– Ой, нет, только не об этом, – криво улыбнулась Пульхерия. – С него весь этот цирк и начался.
– Тебе смешно? – изумилась Марина.
– А что остается делать? Ну попали в переплет. Ну и что? Ведь мы с тобой действительно никого не убивали, и Олег тоже ни при чем. В прокуратуре дураков не держат. Они обязательно во всем разберутся и отпустят нас. Правда, пока будут разбираться, мы с тобой испытаем несколько неприятных минут. Считай, что это такой аттракцион-страшилка «Найти настоящего убийцу».
В следственном изоляторе их завели в полупустую комнату, в которой из мебели были стол, стул и медицинская кушетка. Сопровождающий их милиционер вышел, и они остались одни. Марина села на кушетку, а Пульхерия – на стул, который поставила рядом. В комнате было душно, сильно пахло хлоркой и масляной краской. Пуля расстегнула плащ и сунула руки в карманы. Вдруг в одном из них она нащупала телефон. Это был мобильник Оксаны.
– Господи, вот уж повезло, так повезло! – радостно прошептала она.
– Ты о чем? – не поняла Марина.
– Телефон! Мы можем позвонить Кузьмину! Только бы связь работала.
Трубку долго не снимали. Наконец она услышала голос майора:
– Алло.
– Алексей Александрович, это Пульхерия Афанасьевна.
– Ну, наконец-то, я вам звоню, звоню, а вы то вне зоны досягаемости, то телефон у вас отключен.
– У меня его отобрали, я вам с чужого звоню, времени мало, в комнату в любой момент могут войти, слушайте и не перебивайте. Мы с Мариной задержаны по подозрению в убийстве Оксаны Шпак. Мы пришли к ней, а она там в своей спальне лежит. Ее задушили, – скороговоркой выпалила Пульхерия.
Кузьмин молчал и никак не реагировал на заявление Пульхерии.
– Алло, алло, Алексей Александрович, вы меня слышите? Ну чего вы молчите?
– Я не молчу, я пытаюсь осмыслить услышанное, – отозвался Кузьмин и с досадой добавил, – даже и не знаю, что вам сказать.
– Вытащите нас с Мариной отсюда. Я-то ничего, держусь, а моей подруге совсем плохо.
– А может, хорошо, что все так получилось? Проведете ночку в изоляторе, будет время подумать, поразмышлять о смысле жизни и ценностях бытия.
– Вы шутите? – ужаснулась Пульхерия.
– Нет, я совершенно серьезно. Я же предупреждал вас. Советовал вам сидеть дома перед телевизором. Штыкин тоже велел вам оставаться под домашним арестом.
– А вы откуда знаете? – с подозрением спросила она.
– Не важно. Неужели вы так до конца и не поняли, что влипли в очень, я подчеркиваю, очень скверную историю?
Неожиданно дверь распахнулась и на пороге возникла женщина в милицейской форме. Она была гренадерского роста, с узкими бедрами и широкими плечами. Огромные, словно футбольные мячи, груди распирали милицейский китель; казалось, металлические форменные пуговицы вот-вот отлетят в стороны, и они вырвутся наружу. Все остальные женские половые признаки у нее были не столь роскошными и очень походили на мужские: грубый голос, огромные ступни и руки, широкое некрасивое лицо с тяжелым каменным подбородком, крючковатым носом и тонкими губами.
– Телефон отключить! – сердито рявкнула она.
Пульхерия вздрогнула, мобильный выпал у нее из рук и исчез под кушеткой.
– Достать и положить мне на стол! – скомандовала женщина.
Марина вскочила, полезла под кушетку и исчезла там же, где и телефон. Она долго не появлялась. Было слышно, что она что-то там бормочет и чертыхается. Наконец вылезла вся в пыли и паутине. Телефон был тоже пыльным и грязным. Марина с почтительной вежливостью положила его на стол и вернулась на кушетку.
– Это что такое? – завопила женщина.
– Что же вы так кричите? Говорите потише, – поморщившись, попросила Пульхерия, – у меня от вашего командного голоса голова начала болеть. Нам здесь всю ночь кантоваться, все-таки у вас здесь не пансионат. Отправьте нас в камеру побыстрее, и дело с концом.
Женщина, опешив, ненадолго замолчала, хватая ртом воздух, словно рыба, выброшенная на берег. Потом подбежала к двери, рывком распахнула ее и, выбежав в коридор, заорала во всю мощь своих легких:
– Корнеев, ты кого ко мне доставил?
Появился испуганный Корнеев.
– Они проходят по делу о зверском убийстве. А что?
– Эти две заразы ведут себя не как убийцы, а так, словно они сюда с инспекцией прибыли! – продолжала грохотать женщина.
– Мы никого не убивали! – подала голос Марина, привстав с кушетки.
– Все поначалу так говорят, а потом во всем сознаются. Надо будет, признаетесь в убийстве Тутанхамона. У нас здесь умеют уговаривать, – недобро усмехнулась милиционерша.
– Будете бить или примените пытки? – спросила Пульхерия.
– Зачем вас пытать? Вы и без пыток сами во всем сознаетесь, – с ненавистью пообещала милиционерша. – К вам в камеру, к примеру, придут делать дезинфекцию и на пол насыплют сантиметровый слой хлорки, так вы уже через десять минут сознаетесь в убийстве Тутанхамона и заговоре с целью свержения египетского правительства.
– Да мы готовы сознаться в убийстве Тутанхамона и заговоре уже сейчас, даже без хлорки. Только девушку мы не убивали! – запальчиво воскликнула Марина. – Ведите нас в свой каземат, заковывайте в кандалы, вздергивайте на дыбу, но я еще раз повторяю, мы девушку не убивали!
– Тихо! – крикнул следователь Корнеев. – Успокойтесь! Никто никого на дыбу вздергивать не собирается…
– Тогда сыпьте вашу хлорку на наши душевные раны… – никак не могла успокоиться Марина.
– И хлорки не будет. Нина Гавриловна у нас так шутит.
– Какие у нее, однако, злые шутки, – пробурчала Пульхерия.
– Они не злые, а профессиональные, – примирительно пояснил Корнеев. – Она вас сейчас быстренько оформит, вы еще к ужину успеете.
– А что у вас на ужин? – полюбопытствовала Марина.
– Винегрет с селедкой, – с гордостью объявила Нина Гавриловна, словно говорила о салате оливье и селедке под шубой.
– Спасибо, ешьте сами, – усмехнулась Пульхерия, – свеклу польете касторкой, а туалет закроете до утра. Мы уж лучше попостимся.
– Тебе-то уж точно пост не помешает, – презрительно усмехнулась милиционерша.
– Да и вы не фотомодель, – съязвила Марина.
– Так, хватит! – свирепо гаркнула Нина Гавриловна. – Займемся делом. Доставайте все из карманов и выкладывайте мне на стол.
У Марины в карманах оказалось пусто, даже носового платка не было, а у Пульхерии, кроме телефона, были ключи, две сторублевки и немного мелочи, а также малюсенький лимон, который она сорвала с деревца, стоявшего напротив квартиры Оксаны Шпак.
Ключи, телефон и деньги Нина Гавриловна внесла в опись, а лимон понюхала, скривилась и отложила в сторону. Все вещи она сложила в полиэтиленовый пакет, потом уставилась на маленький желтый плод и после недолгого раздумья хотела бросить его туда же, но Пульхерия ее опередила: