– Хорошо, иди. – Ба-Ка хлопнул младшего принца по плечу. – Ты славный парень! Я сам позабочусь о подарке.
Немолодая служанка с метелкой в руке остановилась возле стражников, охранявших первые двери покоев фараона. Те видели ее каждый вечер, но все же сурово глянули, будто спрашивая, не задумала ли она чего дурного. Служанка потупила взор. Да и то сказать, смотреть прямо на этих свирепых вояк далеко не всякий бы решился. Но так было всякий раз, когда служанка приходила выполнять свою нехитрую работу: убираться в спальне фараона. Старший из стражников кивнул ей на дверь, женщина быстрым шагом пошла к личным покоям государя. У дверей спальни эта сцена повторилась – вновь бдительные стражники не заметили ничего подозрительного ни в облике женщины, ни в ее действиях.
Она зашла, прикрыв за собой дверь и напевая довольно громко хвалебную песнь Солнцу, озаряющему благодатный Нил, и самому Нилу, дарующему плодородие земле, налитому колосу, поддерживающему жизнь человека. Не переставая петь, она приблизилась к ложу, присела на корточки и достала припрятанную ручку метлы. Несколько дней тому назад она вот так же зашла, привязав меж пальмовых листьев пару обломков черенка, затем спрятала под ложем эту ручку и вышла, сетуя, что ее метла сломалась. Теперь настало время окончательного действия, того самого, ради которого ее повелитель велел столько лет безропотно исполнять ничтожную роль при дворе узурпатора.
Продолжая напевать, она начала тихо постукивать деревяшкой по черенку своей метлы. И тот, казавшийся еще совсем недавно вырезанным из дерева, вдруг начал крошиться под ударами. Наконец «служанка» освободила из глиняной скорлупы совершенно прямое черное чешуйчатое тело. И быстро, не давая содержимому нагреться, сунула его под валик на ложе. По устам ее скользнула довольная ухмылка. Теперь у нее есть время прибрать следы и спокойно уйти. Когда придет фараон, «подарок» уже успеет согреться, но еще будет очень зол. Она критически окинула взглядом дело своих рук. Все чисто, никаких следов. Лишь бы стражники не решили зачем-нибудь лишний раз проверить спальню. Повелитель Верхнего и Нижнего Египта нынче празднует чудесное спасение племянницы и, скорее всего, придя в опочивальню, просто рухнет на ложе. Должен рухнуть, если боги, как говорит об этом ее повелитель, на их стороне. Она сгребла мусор и, все так же напевая, направилась к двери. «Следующее утро будет утром нового мира», – крутилось в ее голове.
Ба-Ка усмехнулся, глядя вслед брату. Тот, похоже, совсем безумен: возится со своими зверушками и не замечает того, что действительно важно. Образ Асо не выходил у него из головы. Как можно было не заметить такую девушку?! Как можно было думать о чем-либо другом, увидев ее?! Сообщение о том, что она при смерти, ввергло наследника престола в такую ярость, что он готов был убивать направо и налево. Убивать всех, начиная с простофили-брата и заканчивая всеми участниками сегодняшней церемонии.
Однако на грозного Микенца его ярость произвела не большее впечатление, чем прибой на морскую скалу. Повинуясь воле фараона, он попросту выбросил Ба-Ка из комнаты, где умирала дочь Хафры. Ба-Ка собрался было броситься на него с оружием в руках, но вовремя осознал, что с ним произойдет через миг, и кинулся прочь из дворца. Ему нужна была кровь, и когда он наткнулся на группу рабов, захваченных в недавнем походе к устью Нила, он получил ее в избытке. Надсмотрщики в ужасе шарахнулись от разъяренного принца, а тот наотмашь рубил своим кхопешем по спинам, головам, рукам тех, кто падал ниц или безуспешно прикрывался руками. Горячая, бьющая из изрубленных тел кровь. Под клинок старшего сына фараона попали рабы, захваченные в походе к устью Нила. «Никчемные твари, дикие, бестолковые, не пригодные ни к какой работе. Такие и созданы лишь для того, чтобы принять гнев повелителя или отрабатывать на них удар кхопешем». Горячая, бьющая из изрубленных тел кровь впитала его злость, а взамен вернула эйфорию всемогущего властителя, убивающего и калечащего живые существа по своей прихоти. И только когда последний из дюжины несчастных пал, Ба-Ка остановился, тяжело дыша, с полубезумной усмешкой на устах оглядывая место побоища.
Чуть позже прибежавший слуга доложил, что, хвала богам, Асо выжила, что благодаря чуду, явленному Тотом через своего жреца Ур Маа, волосы девушки стали не черные, а ярко-рыжие, будто восходящее Солнце. Не иначе как сам Ра отметил любимицу, и теперь ей уже ничто не угрожает. К радости обреченных, Ба-Ка сохранил жизнь тем, кто избежал смертельных ран. После грозовых туч в его жизни восходило солнце.
Размышляя об избраннице своего сердца, принц отправился в свою малую сокровищницу, дабы подобрать достойное украшение солнцевласой красавице. Конечно, теперь ей нужны совсем другие украшения – это всякому понятно. Сын фараона открыл привезенный из-за моря ларец с драгоценностями. «Пожалуй, вот это ожерелье, украшенное хризоколлами. Этот голубовато-зеленый камень ей будет к лицу». Он поднял ожерелье на ладони и поднес к свету. Несколько крупных ювел, собранных в широкий треугольный нагрудник, были окружены золотым сиянием, вниз до самой груди свисали гроздья мелких отшлифованных шариков, заканчивавшихся крупной яркой подвеской. «Хорошо бы еще подобрать к этому ожерелью браслет и диадему». Ну да ладно, если Асо понравится его подарок, он немедленно закажет их для любимой.
Окрыленный этими мыслями, Ба-Ка направился к отдаленному дворцу, где размещался брат фараона. У ворот шумели и размахивали кулаками какие-то чужестранцы. Стоявший в воротах Микенец что-то громко кричал им – должно быть, на их родном языке. Увидев сына фараона, он махнул ему рукой, чтобы пока никуда не уходил. Но тот лишь презрительно скривился. Он всегда недолюбливал Микенца за тот вес, который этот чужестранец имел в глазах отца, прямо сказать, куда больший, чем его собственный, за то презрение, которое сквозило в каждом его слове и жесте. Никакого внимания не обращая на гримасы наследника фараона, Микенец уперся, не желая открывать ворота. Там, за стеной, горланили чужаки, их были сотни, и к ним прибывали все новые подкрепления. Однако для Ба-Ка сейчас было вопросом принципа доказать, кто слуга, кто господин не в меру властному сторожевому псу. Он кричал, требовал, грозился спрыгнуть вниз в самую гущу мятежников. В конце концов, отогнав бунтовщиков от ворот, Микенец выделил ему четверых стражников с факелами, презрительно сплюнул вслед, провожая взглядом.
До отдаленного дворца, служившего резиденцией фараонов еще в годы прежней династии, Ба-Ка добрался без приключений. Тем более что вскоре его крошечный эскорт догнал большой отряд городской стражи, почитавший за честь сопроводить наследника престола к его дяде. Увидев престолонаследника, охрана старой резиденции без лишних вопросов почтительно расступилась, но сомкнула щиты перед его эскортом. Нечего вооруженным чужакам делать во дворце в столь поздний час.
Вышедший навстречу принцу слуга поинтересовался, что следует доложить брату государя, но Ба-Ка отмахнулся, спросил о здоровье милой кузины и, уточнив, где находятся апартаменты Асо, отправился туда. Слуга пытался было объяснить, что для восстановления сил Ур Маа напоил девушку сонным снадобьем, так что вряд ли она сейчас проснется, как ни буди. Но никакие заверения не могли остановить своенравного принца. Он сунул в руку слуге несколько монет и отправился в покои Асо. Дворец был почти пуст: закон недвусмысленно запрещал наместникам провинций являться в столицу во главе своих войск. Никаких крупных отрядов, кроме личных телохранителей. На весь коридор, все его закоулки и повороты Ба-Ка увидел лишь одного охранника, да и тот выскочил ему навстречу из-за колонны с таким сонным лицом, что иллюзий по поводу его боеспособности не оставалось никаких. Ба-Ка прошел мимо него, подошел к заветной двери и прислушался. Из комнаты не было слышно ни звука.
Сын фараона, стараясь не шуметь, вошел в опочивальню. Робкий огонек дрожал на фитильке глиняной светильни, выхватывая из темноты очертания предметов. Он сделал несколько шагов к постели девушки, стараясь ни обо что не споткнуться, не зашуметь. Асо спала, ее дыхание было негромким, ровным и мерным, как у совершенно здорового человека. Не знай он, что совсем недавно она была при смерти, никогда бы не поверил. Волосы ее разметались по валику изголовья. Тело, накрытое тонким покрывалом, кое-где сбившимся и открывавшим нескромному взору где часть ноги, где обнаженное плечо, притягивало Ба-Ка, так что у него не было силы противиться вожделению. Он склонился, поставил масляную лампу близ ложа, провел рукой по нежной щеке. Спящая даже не шелохнулась. Тогда пальцы его скользнули к девичьей груди. Задыхаясь от вожделения, он сжал ее, ощутив ладонью юную упругость. Никогда и никого наследник величайшего из престолов Ойкумены не хотел так, как Асо. Он сжал вновь, чувствуя, как напрягается сосок. Изо всех сил сдерживая себя, чтобы не наброситься на девушку и без промедления утолить свой голод, он медленно стянул с нее тончайшее покрывало. Белый лик ночного светила висел в звездном небе, давая вполне достаточно сияния, чтобы любоваться прекрасным обнаженным телом избранницы.
У Ба-Ка зашумело в ушах. «Она моя, только моя!» Он осторожно коснулся ее лодыжки, кончиками пальцев повел выше, до бедра, по сводящему его с ума изгибу ягодицы и положил ладонь на ее тонкую талию. Его колотила неведомая прежде нервная дрожь. Казалось, что, если он прямо сейчас не овладеет ею, внутренний жар испепелит его. «Ведь если она все равно станет моей, – вдруг мелькнуло в его возбужденном мозгу, – то оно бы и к лучшему – овладеть ею сейчас, не дожидаясь положенных согласий и церемоний. Если станет известно, что она была моей, никто иной не пожелает брать ее в жены». Он прильнул к телу своей жертвы губами и начал жарко целовать его. Асо чуть заметно шевельнулась, как показалось Ба-Ка, отзываясь на его ласки. Это движение убило последние сомнения и терзания наследника фараона. Он обрушился на нее, как падает голодный коршун на добычу, впился поцелуем в губы, подмял под себя, страстно приникая всем телом к ее упругой плоти. «Моя, никому не отдам!» – в безумии шептал он, но та, казалось, не слышала и не чувствовала ничего. Душа ее находилась где-то на грани миров, странствуя там, куда запрещен доступ простым смертным, где обитают прозрение и слышны голоса богов. «Моя! – продолжал шептать Ба-Ка, зажимая ей рот ладонью. Но Асо и не пыталась кричать. – Только моя!» Когда исступление обожгло его тело, лишая на мгновение всяких сил и воли, в голове осторожно шелохнулась мысль, что он сделал что-то не то. Но мысль эта была тут же изгнана с позором. Ба-Ка приподнялся на локтях.