Визитная карточка Гарри Карлагена открыла дверь офиса профессора Леви Зальцмана так же легко, как электронная карточка – турникет метро. Невысокий, склонный к полноте, необычайно активный непоседа, профессор-египтолог отражал свет ярких галогеновых ламп обширными залысинами, обрамленными седеющими, однако некогда черными как смоль волосами.
– Входите, входите! – рассыпаясь в любезностях, улыбался профессор. – Прошу вас, миссис!
– Мисс, – поправила его Лола.
– О, прошу извинить, мисс.
– Брэндон, – добавила девушка, бросив на своего любознательного спутника недовольный взгляд.
– Итак, чем могу служить?
– Я бы хотел, чтобы вы взглянули на это, – Гарри протянул ученому отпечатанный на фотопринтере листок.
– Ну-ка, ну-ка, что это у нас? – Леви Зальцман поправил очки в профессорской золотой оправе, сгреб в кулак бородку и принялся разглядывать изображение. – Однако! – Он перевел взгляд на Гарри. – Интересно, весьма интересно. Откуда это у вас?
– Вот эта очаровательная особа неосторожно оставила отпечаток своей нежной ладошки на кожаной обивке дивана. Так что, прежде чем сменить обивку, мне очень захотелось узнать, что это за странную записочку оставила моя девушка.
– Гарри! – пунцовая от негодования, гневно произнесла Лола.
Зальцман не обратил внимания на «снопы искр», которыми обменивались эти двое. В основном со стороны девушки. Он был сосредоточен на фотографии, хотя как-то слишком по-деловому обыденно.
– Вот как? Забавно! – хмыкнуло научное светило, ничуть не удивившись, будто на его научном пути то и дело попадались красотки, прожигавшие мебель наложением рук. И этим тут же «перевел огонь на себя».
– Я не вижу в этом ни малейшего повода для веселья! Простите, мистер Зальцман, вам что-нибудь говорят эти значки? – акцентируя каждое слово, спросила Лола.
– О, конечно, – самым примирительным тоном ответил профессор. – Насколько я мог понять, ваш… – он сделал паузу, – друг вовсе не хотел вас обидеть, просто старался разрядить обстановку.
Лола гневно поджала губки. Она чувствовала себя так, будто ее голую вытащили на сцену какой-то медицинской аудитории и сейчас начнут тыкать указкой, демонстрируя скрытые дефекты и отклонения от нормы. Истолковав ее молчание по-своему, Леви Зальцман кивнул и продолжил:
– Вот такой многолепестковый цветок лотоса, конечно, в стилизованном виде, изображали на жезле фараона на протяжении целого ряда династий. То, что цветок заключен в треугольник, тоже имеет смысл. Обращенный вверх острым углом, он обозначает мужское начало и все, что с этим связано. А вот эти иероглифы, – он ткнул указательным пальцем в карточку, – а это, должен заметить, несомненно, иероглифы. Вы не будете возражать, если я отсканирую снимок, а то трудновато разобрать? – Пока Карлаген соображал, что ответить, Леви быстро положил снимок под крышку сканера и нажал кнопку. Через несколько секунд изображение появилось на экране монитора, и профессор максимально его увеличил.
– Вот, смотрите… На самом верху треугольника расположен иероглиф «Сесен», что в переводе означает «лотос». В нижнем правом углу – изображение птицы. Это иероглиф «Ба», означающий душу или воплощение жизненной силы человека. Причем, по верованиям египтян, Ба продолжала существовать и после смерти своего хозяина, в особенности если им был какой-нибудь фараон или жрец. А вот этот знак в левом углу, – Зальцман указал своим пухлым пальцем на странный символ двух полудисков, соединенных между собой длинной прямой линией, – это иероглиф «На». Он вообще считается одним из самых редких. Во всех известных человечеству древних египетских текстах он упоминается лишь несколько раз, и то в описании сакральных действий, совершаемых в определенный момент священного ритуала, посвященного богу Солнца.
– И что он означает? – Лола пристально рассматривала увеличенный снимок выжженного изображения на экране ноутбука.
– Дословно его можно перевести как «Зажечь огонь». В итоге все сочетание символов в этом треугольнике можно прочитать как «Лотос – Душа, живущая после смерти, – Зажечь огонь».
– Весьма познавательно, – скептически хмыкнула Лола. – Быть может, вы скажете, как это поможет мне избавиться от этого проклятия с самовозгораниями?
– Самовозгорание? – ученый муж поправил очки и уставился на говорившую, будто сейчас увидел ее впервые. – Ах, ну да! Вы говорите, что испортили обшивку, коснувшись ее ладонью. Признаюсь, звучит крайне неубедительно. Советую рассказать правду.
– Это и есть правда! – возмутилась Лола Брэндон. – Вам разве Гарри не рассказал о моей проблеме?
– А, да-да, говорил. Но простите, мисс Брэндон. Я, знаете ли, не очень верю в то, что не доказано научно. Так что тут я вряд ли смогу вам чем-то помочь. При всем моем желании, даже если бы это был подтвержденный и подробно описанный факт, я ничего не смыслю в самовозгораниях.
Лола сердито посмотрела на Гарри:
– Я так и знала, еще одна бесполезная попытка. – Она развернулась и собралась уйти, не поблагодарив профессора и даже не попрощавшись.
– Подожди, покажи ему лепесток. – Гарри ухватил ее за предплечье.
– Какой лепесток? – заинтересовался Зальцман. Взгляд девушки в ответ на просьбу своего бывшего жениха мог бы убить его наповал, будь тот послабее духом. Этот взгляд, очевидно, указывал на какой-то секрет, который долгое время берегли от посторонних глаз. Леви нутром почуял, что это не просто очередная парочка ненормальных с толстым кошельком и тощими мозгами, которые верят в возгорания и прочую мистику, что это реальный шанс и ему сейчас откроется что-то действительно интересное, что-то, что они, в силу ограниченности своего образования и сообразительности, просто не в состоянии понять.
– Будет эта попытка бесполезной или нет, зависит только от тебя, дорогая… Ну же!.. – настаивал Карлаген.
Лола вздохнула, расстегнула пуговицу блузки и вытащила красный, будто дышащий огнем кристалл. Зальцман уставился на него как на новое чудо света. Он никогда не видел ничего подобного. Все археологические находки были слишком испорчены временем, а ювелирные украшения, которые ему попадались на глаза, были слишком избитыми. Но этот кристалл был чем-то особенным. В нем сочетались природная простота, непосредственность и одухотворенность с рукотворной симметрией и изменчивостью. И это касалось не только его формы, но в особенности цвета и свечения, идущего изнутри.
– Великолепно, просто великолепно! – профессор Зальцман потер одну о другую пухлые ладошки. – Давно он у вас?
– Сколько я себя помню.
– Очень хорошо. А каким образом он у вас появился?
– Не скажу точно, я тогда была совсем крохой. Это как-то связано с автокатастрофой, в которой погибли мои родители. – Лола была недовольна расспросами, но она уговаривала себя, что это все-таки должен быть настоящий ученый, а не те беспомощно заумные психоаналитики, которых ей немало пришлось повидать.
– Ну так что, господин Зальцман, по силам ли вам эта загадка? – Гарри видел нетерпение Лолы и решил вернуть профессора с мечтательных небес на землю.
Леви на минуту задумался. Деньги. Женщина, с которой он встречался, очень любила их и легко находила им применение. А у него их никогда не было в достаточном количестве. Эти люди, конечно, ненормальные. Ну кто еще всерьез будет верить в волшебников, духов и таинственные силы? Но он чуял запах денег, идущий от Карлагена. Ему хотелось удержать этих людей. Кто знает, может, ему удастся выстроить комбинацию с хорошей порцией наличных в качестве триумфального финала. И раз уж они верят во всю эту чепуху, тем лучше для него. И он кое-что вспомнил.
– Вы знаете, совсем недавно моя коллега привезла из экспедиции в Египет один чрезвычайно ценный папирус, так называемый «Свиток Ур Маа». По нашей информации, этот Ур Маа был верховным жрецом Тота и советником нескольких фараонов. Должно быть, весьма известный в свое время мудрец и маг. С его именем связывают ожесточенную борьбу против так называемой секты Апопа. Но вам это, должно быть, неинтересно.
Так вот, в этом свитке рассказывается о некоем жезле, именуемом Ратгарна. Он имел вид кристаллического цветка лотоса с лепестками, похожими на ваш. Этот артефакт был даром Тота своему верховному жрецу и давал огромную власть и нечеловеческие возможности обладателю. С его помощью якобы можно управлять стихиями и переселять души смертных. Пока непонятно, что произошло дальше – мы еще бьемся над переводом, но жезл был утрачен. Вполне может быть, это всего лишь легенда. Но если вы утверждаете, что своими глазами видели возгорания, глядя на ваш чудо-лепесток, я подумал: ну а вдруг? Вдруг этот лепесток – часть того самого жезла? Если хотите, мы можем вместе поехать в хранилище и пересмотреть этот папирус. Может быть, в нем мы и найдем разгадку вашей тайны. Смею вас заверить, мисс Миранда Палмер, которая работает с этим бесценным артефактом, – уникальный специалист и египтолог, равных ей во всем мире можно счесть по пальцам. Уверен, если мои предположения верны, то с ее помощью мы наверняка отыщем истину. В целом я настроен весьма оптимистично.
Лола метнула на профессора недоверчивый взгляд, но тот его не заметил. Он изо всех сил старался не спугнуть «дичь», не выдать своего вдруг возникшего интереса предательским блеском глаз.
– Хорошо, – наконец выдавила она, – спускайтесь, я вас сейчас догоню.
Двери лифта открылись, выпуская очередную порцию студентов и преподавателей. Но эти двое не относились ни к первым, ни ко вторым.
– Вот видишь, я же говорил, что в университете нам помогут.
– Ну если бы мы не пошли к синьоре Габриеле, то вместо перевода этих странных речей местные знатоки могли бы только руками разводить и рожи строить.
– Ничего, ничего, сейчас мы найдем кафедру египтологии, там профессор Зальцман объяснит, что это за «урмаа» такая и что значит «Стань малым предо мной и станешь великим пред всеми». А если б мы не приехали сюда, до сих пор бы гадали, что это за язык.