БОЛЬШАЯ ОХОТА. ТРАВЛЯ
1
Слух разошёлся быстро, как лесной пожар: Змеёныш идёт на север, в глубь Зоны. Теперь все знали, где его искать.
Но у Кирзы со Стопкой было преимущество, они вышли в путь первыми. Не успели снарядиться как следует — зато раньше прочих пустились по следу. Говорят, Цыган видел Змеёныша возле болота у Янтаря, значит, теперь мутант прошёл мимо Дикой территории, и если не свернул… а чего ему сворачивать?
Тогда дорога у него лишь одна.
Стопка многозначительно кивнул напарнику, и они вошли в рощу, за которой тянулся канал.
— Ему придётся пройти по мосту, — сказал Стопка. — Он мутант, но не рыба же.
— Никуда не денется, — подтвердил Кирза.
— Засядем там. — Стопка потёр потеющие ладони. Нос у него раскраснелся — сталкер успел пару раз приложиться к фляжке. Осиновая роща шелестела листьями, в пролеске собирались тени — солнце клонилось к закату.
— Не, не засядем, — вдруг упавшим голосом сказал Кирза, покачивая винтовкой.
— Чего это? — удивился напарник. — Возле моста будка есть, то есть развалины уже, там и заныкаемся, мимо не пройдёт. Да вон же видно их, глянь…
Стопка махнул рукой туда, где за редкими деревьями показался полуразрушенный плоский мост… и заткнулся. На остатках осыпавшейся бетонной тумбы возле будки сидел спиной к ним Змеёныш.
— Вот свезло так свезло, — пробормотал Стопка, схватившись за «калаш». — А, Кирзёночек? Ты чё бледный такой? Мы его нашли!
— Да тихо ты, — шикнул на него напарник. — Забыл, какой у него слух?
Передвинув оружие на грудь, они прокрались между деревьями к кустам на краю рощи. Дальше начиналось открытое пространство, ограниченное с другой стороны бетонным скосом. Мост — просто длинная плита, концами лежащая на берегах канала. В середине она осыпалась, остались лишь несколько ржавых арматурных прутьев, протянувшихся над грязной радиоактивной водой.
— Говорят, он людей и мутантов чует этим… шестым чуйством, — сказал Стопка.
— Не пойдём ближе, — решил Кирза.
— Хотя врут небось. — Стопка поднял «калаш» и тут обнаружил, что руки у него трясутся сильнее обычного. После нескольких попыток прицелиться сталкер опустил ствол.
— Стреляй ты. Кирза вздрогнул.
— Ты чего? Сам стреляй. — В отличие от Стопки, он ещё не забыл, кто спас их от слепой собаки.
— Нет, ты стреляй, не могу я.
Растопырив пальцы, Стопка сунул под нос напарнику дрожащую руку. Кирза заморгал.
— Сто тыщ, — напомнил ему напарник.
— Ну, блин… Тогда дай выпить.
— Да ты чё, ты же завязал? Кирза упёрся:
— Вытаскивай своё пойло или сам стреляй!
— Да у меня и нету, — соврал Стопка. Коньяка ему было жалко даже для напарника. Захватил бы из бара побольше водяры — да за ради бога, хоть весь пузырь пусть хлебает. А коньяк из фляжки пьяница сам пил, не бог весть какой коньяк, но Стопка его берёг.
— Жлоб ты. Я ж видел, ты у Бармена перед выходом наполнил канистру свою, — сказал Кирза брюзгливо.
Стопка нехотя вытащил из-за пазухи любимую фляжку, пригретую у живота, протянул.
— Три глотка! — предупредил он.
Кирза отвинтил пробку и припал к горлышку. Стопка осторожно развёл ветви акации, разглядывая беглеца. Змеёныш сидел в той же позе, ссутулившись, поставив локти на колени, и глядел на воду. А чего на ту воду пялиться? В канале она мутная, зеленоватая, ряска всякая плавает, да ещё мусор, трупы — короче, не на что там смотреть.
Кирза вернул фляжку. Стопка не глядя взял — и поднял глаза на напарника, ощутив, насколько легче та стала.
— Блин, да ты чё?! — пробормотал он. — Ты ж больше половины вылакал!
Напарник, не слушая, глубоко вдохнул, вытер губы тыльной стороной ладони и вдруг привалился плечом к дереву.
— Кирза, — позвал Стопка. Тот махнул рукой, сплюнул, потёр ладонями раскрасневшиеся щёки и поднял винтовку. Глаза Кирзы пьяно заблестели. Он выпрямился, расставил ноги, упёр приклад в плечо, прицелился и нажал спусковой крючок. Прогремел выстрел.
— Ага! — Сжав пальцы в кулак, Стопка радостно взмахнул рукой, но тут же изумлённо выкрикнул: — Не попал!
Пуля пронеслась возле уха Змеёныша, тот обернулся. Замершим в кустах сталкерам показалось, будто сердце в груди, ёкнув, провалилось куда-то в брюхо.
— Дави гада! — заорал Стопка, выскакивая на опушку перед мостом с автоматом наперевес. Кирза, замешкавшись, побежал за ним.
Выстрелить не успел ни тот, ни другой. Змеёныш выпрямился на бетонной тумбе, развернулся, глаза его раздражённо сверкнули — и сталкеров накрыло тёмной волной. Поток гнева толкнул их в грудь, повалил. Стопка рухнул на спину, выпучив глаза и выкатив язык, рядом боком упал Кирза, стал кататься по траве, обхватив голову.
— Уйдёт, уйдёт, гад! — хрипел Стопка. Преодолевая дрожь в ногах, он кое-как встал, покачиваясь, и увидел уходящую по мосту тонкую фигуру. Змеёныш шёл, раскинув руки, балансируя на арматуре, соединяющей целые части моста. Он был уже далеко. Стопка открыл огонь, пули зазвенели по железу, глухо застучали по бетону, а Змеёныш соскочил с ржавой балки, сделал несколько быстрых шагов — и исчез в кустах по ту сторону канала.
— Алкоголик! — взревел Стопка и ногой заехал по рёбрам всё ещё не пришедшего в себя Кирзы. — Ну, пьянь подзаборная! Промазал!
Уже второй раз Змеёныша пытались убить. Уходя всё дальше на север, беглец чувствовал, как опутывает его душная сеть преследования. Он ещё толком не понимал, что происходит, ощущал погоню на бессознательном уровне. Фон Зоны изменился. В серо-жёлтом, как старая бумага, ментальном пространстве проявились лиловые пузыри: следующие за ним сознания с жаждой убийства.
Змеёныш пока не мог разобраться, что случилось, почему всё поменялось. Ведь раньше люди были настроены благожелательно или равнодушно, пузыри их сознаний, которые он не видел глазами, но ощущал в виде психических сгустков, имели бежевый, грязно-белый или — у глупцов и пьяниц — нежно-розовый оттенок. Он помогал им, они помогали ему… Раньше Зона была расцвечена тёплыми цветами, Змеёныш купался в них, как в летнем озере.
А теперь ему было холодно, неуютно, словно посреди промозглого ноября он провалился по пояс в болото. Зона колола его чужими взглядами, каждый куст, который раньше был убежищем, стал опасностью — везде мог притаиться охотник. И Змеёныш, не отдавая себе отчёта в том, почему так поступает, уходил всё дальше, туда, где почти не было людей.
Теперь он двигался по ночам, огибая лагеря, сталкерские костры и даже заброшенные посёлки, где любили рыскать бродяги Зоны. Он пробирался самыми глухими уголками леса, самыми укромными, звериными тропами.
Стояла ночь, облака скрыли луну и звёзды, но Змеёныш шёл, ориентируясь чутьём. Его вели тени, движение воздуха, запахи, едва слышные шорохи — и блёклые пузыри, плавающие в ментальном пространстве. Вот всхрапнула невдалеке псевдоплоть, выходя на охоту, прошелестела листва над головой, а справа за кустами послышалось сопение кабанов — стая на лёжке. Змеёнышу захотелось прилечь между кабанами, прижаться к тёплому боку крупной самки, как он иногда делал, и заснуть, забыться под защитой стаи — но он шёл дальше. Этот красный клубок — молодая жарка, от которой надо держаться подальше, а ядовито-зелёная лужа — не менее опасный холодец…
Бандиты попали сюда благодаря Медведю. Они и не догадывались, что сквозь этот бурелом можно пробраться, да ещё в темноте. Однако великан, обладающий звериным чутьём, безошибочно вёл их через непролазную чащу, находя тропки и дыры, которых обычный человек не способен заметить. Гроб и Корыто ободрались, проголодались, но упорно шли за Медведем, придерживая оружие. Гроб, поблёскивая злыми глазами, молча срезал ветви тесаком, а Корыто хриплым шёпотом ругался:
— Медведь, ты куда нас завёл? Чтоб он сдох, этот Змеёныш, и та баба, которая его родила! Хотя говорят, она и так давно сдохла, так ей и надо!
В обычном лесу упавшие деревья встречаются чаще или реже, но здесь были целые завалы — в основном из огромных старых елей, не выдержавших бури. Уже давно бандиты не видели землю — везде почерневшие влажные стволы, смятые ветви, ковёр гниющей листвы, ночью казавшейся чёрной.
— Тихо! — прошипел Гроб, локтем врезав Корыту под дых. Тот, сплюнув, заткнулся. Медведь замер на груде поваленных деревьев, через которые как раз пробирался.
— Ы-а… там! — негромко выдохнул он.
— Что, Медведь? — едва слышно окликнул его Гроб.
— Чую. — Звероподобный бандит издал низкое горловое рычание. — Эта… дичь!
— Ну, чего застряли? — Корыто уселся на верхний ствол, хрустнув сучком. Было темно, лунный свет иногда проникал сквозь тучи, но застревал в густой листве над головой.
— Тс-с! — Гроб потянул из кобуры пистолет. — Медведь почуял что-то.
Ругнувшись, Корыто потянул из-за спины автомат.
— Наверно, опять водяную крысу унюхал, — брюзгливо пробормотал он. — Знаю я его вкусы.
Медведь застыл на груде стволов, вглядываясь в темноту и принюхиваясь. Ноздри его подрагивали. Далеко справа в подлеске слабо светилась жарка. Медленно-медленно Медведь потянул из чехла на спине дробовик.
Змеёныш слишком глубоко ушёл в себя, ночью он не ждал нападения, впереди был непролазный бурелом, к тому же бандиты почти не излучали кровожадных эмоций — это были привычные к убийству люди, спокойно делающие свою работу. Немного фонил Корыто — но жаждой денег, а это не опасно.
Поэтому выстрел из дробовика прогремел в безлюдном лесу, как труба архангела Гавриила. Змеёныш повалился в мелкое болотце, посреди которого стоял, и пополз. Сверху загрохотали выстрелы — Гроб и Корыто стреляли туда же, куда и Медведь. По лицу тонкими струйками текла кровь, дробь ободрала правую щеку и висок, горело раненое плечо.
Выстрелы прекратились, и Змеёныш замер в затхлой воде. Над буреломом повисла мёртвая тишина. Он не шевелился, любое движение в воде — это плеск, его услышат; нападавшие также застыли. Беглец очень слабо чувствовал их, он не мог ни атаковать, ни уйти. «Узи» висел за спиной, если он попытается достать оружие, эти трое откроют огонь на звук.
Никогда раньше Змеёныш не убивал людей: став причиной смерти отряда Мазая, он решил оберегать жизнь других и с тех пор всегда следовал своему решению.
А теперь на него охотятся. Наверное, Слон натравил сталкеров. Змеёныш понял это недавно и стремился быстрее уйти в глубь Зоны — чтобы не пришлось отбиваться. Он всё ещё не хотел убивать.
Но сейчас на него накатило раздражение. Сначала Одноглазый, потом Кирза со Стопкой, теперь эти трое… Что потом — на него будут охотиться, как на зверя, устроят облаву? Не поднимая головы, Змеёныш осторожно завёл руку за спину, потянул «узи» — и целый дождь пуль обрушился вокруг.
Это были спецы, они примерно знали, где залёг беглец, и собирались убить его во что бы то ни стало. От них не отвяжешься так просто. Когда выстрелы смолкли — бандиты берегли патроны, — Змеёныш услышат шорох, скрип стволов, тихий треск… двое поползли, окружая его. Стоило ему шевельнуться — пули вспороли воду вокруг.
Он зажмурился, понимая, что иного выхода нет. Стараясь не терять ползущих людей и того, кто прикрывал их, Змеёныш потянулся сознанием к спящим кабанам.
А те двое почти выбрались из бурелома, ещё немного — и достигнут болотца, где он лежит. Змеёныша и бандитов разделяла теперь лишь поросль молодых осинок.
Стая на лёжке казалась отсюда горсткой тлеющих углей. Змеёныш коснулся сознания вожака, задел остальных, раздувая угли, ощутил, как недовольно заворочались мутанты. До того сквозь сон они слышали выстрелы, но — слишком далеко, чтобы вскочить. А теперь огоньки их сознаний налились алым свечением, кабаны стали подниматься, всхрапывали, не понимая, почему они проснулись, кто их побеспокоил, на кого направить гнев.
Слева, метрах в десяти, треснула ветка, почти одновременно справа чавкнула болотная жижа. Змеёныш мысленно дохнул на колеблющийся огонёк сознания вожака — и гнев того полыхнул, будто в костёр плеснули бензина.
Трое бандитов вскинули оружие, когда услышали впереди топот и треск ветвей. Разбуженные мутанты в ярости ломились сквозь лес, раздирая кусты, топча поваленные стволы. И бежали они сюда. Люди открыли огонь в четыре ствола — Корыто стрелял с обеих рук.
Змеёныш оказался между кабанами и наёмниками. Мутанты мчались к болоту, чтобы растоптать того, кто нарушил их покой. Змеёныш пополз с линии огня, вжимаясь в жижу, не забывая подхлёстывать ярость кабанов. И вдруг ощутил новые сигналы: услышав топот стаи, вокруг просыпались другие мутанты. Псевдоплоть, устроившаяся в корнях поваленного дерева… Небольшая стая псевдособак, спящих посреди полянки… Вскочив, они помчались следом не разбирая дороги, испугавшись, как при выбросе.
— Что такое?! — крикнул Корыто, выхватывая из кобуры пистолет. — Это гон, что ли?!
Гроб молча стрелял. Медведь, стоявший впереди, попятился, вдруг бросил дробовик, развернулся и побежал.
Его смяли первым. Змеёныш едва успел, выдрав ноги из чавкающей грязи, запрыгнуть на ближайшее дерево, когда волна мутантов вынеслась из чащи. Болотную жижу взбили десятки ног и лап — кабаны, псевдопсы, крысы, плоть живым тараном врезались в бурелом. Змеёныш разглядел огромного косматого человека, которого мутанты подмяли; забравшись повыше, прижался к стволу и обхватил его руками. Дерево содрогалось, шелестя кроной, на ветках трепетала листва.
— Врёшь, не возьмёшь!!! — орал вконец ошалевший Корыто, стреляя из пистолета и орудуя ножом. Огромный кабан сбил его мощным толчком в грудь, отбросил, Корыто ударился затылком о дерево, но не сдался — отшвырнув бесполезный пистолет, вонзил два ножа в брюхо и бок мутанта.
Гроб отбивался от повалившей его псевдоплоти. Он выпустил ей в грудь пять пуль, плоть навалилась на него, яростно хрипя, из разверстой пасти на лицо клочьями падала пена. Бандит извивался, пытаясь выбраться из-под мутанта, а псевдоплоть беспорядочно щёлкала клешнями, ничего уже не соображая. Гроб взвыл, когда мутант раскромсал ему плечо.
И тут же на грудь вскочил кабан. Хрустнули рёбра, бандит выгнулся, разинув рот в немом крике, — и умер через мгновение.
Корыту повезло меньше. Гон закончился, мутанты разбежались, кто-то ещё дёргался, застряв в буреломе. Змеёныш соскользнул с дерева и неслышно исчез в чаще. А Корыто всё хрипел, пытаясь подняться, кровь из разодранного лба заливала глаза, в ушах шумело.
— Выходи! — хрипел он и надсадно кашлял, плюясь красными брызгами. — Кто на меня, а?!
Его никто не трогал, никого не осталось возле осиновой рощицы, потревоженное болотце успокаивалось, рябь улеглась, жижа застыла. Тучи разошлись, выглянула луна, свет отразился в неподвижной глянцево-чёрной глади.
Корыто умирал долго. Клыки кабана распороли живот, когти псевдопса взрезали грудь — бандит валялся у болота, раскинув руки, тело уже холодело, а полные муки глаза ещё смотрели в светлеющее небо.
2
Ворон, Чубатый, Хрен и Гоха, услышав про облаву, не мешкали ни секунды. Забыв про хабар, на который надеялись в этой ходке, они свернули от Армейских складов к западу, миновали Дикие территории.
— Шумят, что Змеёныш идёт к северу, — пыхтел Чубатый довольно. Его огромный рюкзак стучал по пояснице при каждом шаге — шли быстро. Большой тёмный чуб закрывал левый глаз сталкера. — А мы, выходит, наперерез ему…
— Значицца, так выходит, — соглашался Ворон. Почему его так назвали — никто уже и не помнил. Был он светлой масти, почти пепельный блондин, и ни во внешности, ни в одежде не имелось ничего мрачного, зловещего, да хотя бы даже чёрного — обычная защитной окраски куртка, брезентовые штаны и рыжие ботинки с высокими берцами.
— Слышь, парни, — низкорослый коротконогий Гоха едва поспевал за остальными. — Слышь, а как мы его поймаем-то? Вдруг он куда свернул или там засел в засаде, или в схроне где остался, или вообще обратно пошёл? Ворон, ты почему думаешь, что Змеёныш нас именно там ждать будет, куда ты указал?
Хрен хлопнул Гоху по бритому кумполу.
— Ты не только сам мелкий, у тебя и мозги мелкие, — приятным баритоном сказал он. — Командира слушать надо было.
— Ах ты хрен моржовый! — взвился Гоха. — Да я тя счас в труху покрошу!
Хрен лишь ухмыльнулся в ответ.
— Тихо! — прикрикнул Ворон. — Для тупых и для Гохи в третий раз повторяю: слышали, как стреляли ночью в чаще за Янтарём, наутро патруль из лагеря научников нашёл там трёх мёртвых бандитов. Мутанты их потоптали. Усёк?
— Так чего решили, что это он? — не врубался Гоха, почти бегом догоняя товарищей. Длинноногие напарники шли быстро, торопясь наперерез ста тысячам иностранных валютных единиц.
Хрен опять ухмыльнулся.
— Не, Ворон, ну скажи, мал мозг у человека? Не томи приятеля, поясни, а то мысль у Гохи больше мозга — не помещается в голове, вот и сообразить не может.
— Ну, блин, я таки щас тебя урою! — подпрыгнул Гоха.
— Да тихо вы! — опять прикрикнул Ворон. Он привык к постоянным перепалкам напарников и реагировал так, для порядка. — Гоха, что тебе неясно?
— Так, может, бандиты под гон попали? — Гоха уже начинал задыхаться.
Хрен заржал, к нему присоединился Чубатый. Ворон вздохнул.
— Выброса-то не было, Гоха, откуда гон? Неоткуда ему взяться. Мутантов поднял Змеёныш. Он с ними дружит, вот они по дружбе и затоптали для него тех бандитов. Видать, хотели бандиты его пристрелить и наши денежки заграбастать, а оно вон как вышло…
Некоторое время сталкеры молча шли вдоль огороженных старых складов. Поверх забора протянулась колючая проволока, давно проржавевшая, за ним торчали крыши строений. В одном месте бетонный блок раскрошился, и сквозь решётку арматуры виднелась ветка старой узкоколейки.
Гоха всё никак не мог поймать ускользающую мысль, но наконец поймал и озаботился:
— Э, а на нас он мутантов не пустит? Напарникам не приходило это в голову, и они дружно возмутились.
— Дурак ты, Гоха! Нас же четверо, и все при стволах, балда.
— Ну так и что… — начат Гоха и замолчал, когда слева между холмами показался заброшенный завод.
— Немного осталось, — заметил Чубатый.
— Вперёд! — поддержал его Хрен.
— Давайте чуток передохнём, — взмолился Гоха. — Я вам не паровоз так мчаться.
Ворон переглянулся с Хреном и смилостивился:
— Лады, десять минут перекур.
Гоха, скинув рюкзак, сел в траву, прислонился спиной к дереву и вытянул гудящие ноги.
— Ох, устал. Ну вы кони! Так бежать…
Хрен засмеялся, присаживаясь рядом. Чубатый рюкзак снял, но садиться не стал — прикурил сигарету и, повернувшись к компании спиной, уставился на ограждающую завод бетонную стену. Ворон расставил ноги, наклонившись, упёрся ладонями в колени, начат глубоко и ровно дышать, считая на выдохе: два… четыре…
Придя в себя, Гоха покрутил головой.
— Слушайте, одного не пойму: зачем вообще на Змеёныша охотиться? Он же, говорят, талисман Зоны. Удачу приносит сталкерам. И от мутантов их спасает. А?
Хмыкнул Хрен, остальные просто посмотрели на товарища.
— Эх, Гоха, — сказал наконец Чубатый. — И как тебя ещё псевдоплоть не съела?
— А чё я такого сказал? — обиделся маленький сталкер.
— Да тебе и говорить не надо, и так видно, что дурак, — не выдержал Хрен.
— Погодь, дай разъясню, — остановил его Ворон. — Гоха, мы вообще-то при оружии, от мутантов сами спасёмся. Тебя Змеёныш спасал хоть раз? Нет? Вот и меня тоже. И Хрена, и Чубатого. А столько бабок за всю жизнь не увидим, если одними артефактами промышлять будем. Мы ж обычные сталкеры, не Слон, который может за чью-то голову сто кусков отвалить. Сечёшь? Это ведь шанс, который ваще один-единственный раз в жизни бывает. Другого такого случая у тебя не будет ни-ког-да, — раздельно закончил он. И добавил: — Подъём!
Бодрой рысью они пустились между холмами дальше. Тропа упиралась в дорогу, за которой высилась ободранная стена, когда-то крашенная казённой жёлтой краской. Теперь краска облупилась, местами слезла совсем, местами ещё висела неряшливыми хлопьями. Вдоль стены росли акация и шиповник, среди листьев виднелись красные ягоды.
Из-за угла завода вывернул отряд — человек шесть-восемь. Сталкеры уже вышли на дорогу, отряд оказался за спиной — они бы и не заметили, может, да их окликнули.
— Кто?! — Ворон резко обернулся, вскидывая «калаш». Чубатый с Гохой и Хреном последовали его примеру. Отряд быстро приближался по дороге, шелестя травой и кустами, проросшими из трещин в асфальте.
— Освободи дорогу! — опять крикнул Заточка, шедший впереди вместе с Волей. Оба держали сталкеров под прицелом.
— Долговцы, — сказал Чубатый, поправляя лямки своего огромного рюкзака.
— Вижу, — огрызнулся Ворон. — С каких пор они тут распоряжаются? Это не их территория!
Хрен пожал плечами, осторожно расстёгивая кобуру. Отряд группировки не выглядел миролюбиво, хотя явной агрессии не выказывал.
— Чего им надо? — пробормотал он.
— Не нравится мне этот, с рыбьими глазами, — поёжился Гоха.
— Дорога одна на всех! — крикнул Ворон в ответ. Заточка переглянулся с капитаном Власовым, который, выйдя вперёд, поравнялся с Волей.
— Соперники, — прошипел порученец. — Конкуренты, обогнать хотят!
Власов, не изменившись в лице, достал пистолет.
— Куда идёте, кто такие? — крикнул Заточка. Между ними и сталкерами осталось метров пятнадцать.
— Тебе какое дело? — откликнулся Ворон. — Мы свободные бродяги, куда хотим, туда идём.
— Точно за Змеёнышем, — прищурившись, шепнул Заточка.
— Слышь, мужики, а если они тоже, того? — негромко сказал Гоха. — Сейчас ведь обойдут нас, а Змеёныш, может, рядом совсем… Они деньги себе заграбастают, а нам хрен псевдособачий!
— Бегом! — велел Ворон. Развернувшись, четверо сталкеров припустили по дороге, Гоха бежал сзади, быстро перебирая короткими ножками.
— Стоять! — гаркнул Заточка, рванувшись следом. — Стоять, сказал!
Долговцы побежали — все, кроме Власова. Капитан поднял пистолет и вдавил спусковой крючок. Выстрел гулко раскатился по окрестностям, Гоха споткнулся, упал на асфальт, ткнулся в него лбом. Ворон и Чубатый оглянулись. Хрен, развернувшись, вскинул автомат. Загремела очередь.
Долговцы попадали, кто-то откатился в кусты у забора, кто-то в канаву, идущую вдоль дороги, только Власов и Заточка остались стоять: первый расставил ноги и вытянул руку с пистолетом, второй опустился на одно колено. Выстрел — и Хрен отшатнулся, упал на рюкзак, перекатившись набок, замер. Долговцы открыли огонь из укрытия, Чубатый с Вороном прыгнули в канаву.
Власов, слегка пригнувшись, отбежал к стене. Заточка лихорадочно перезаряжал автомат, его захлестнула горячка боя. Ай да Власов, ай да сукин сын! Точно первый будет в погоне за мутантом! Первоначальная неприязнь к капитану сменялась удивлением и своеобразным восхищением. Хоть и выглядел Власов снулой рыбой, а действовал быстро, уверенно и безжалостно.
Воля, переглянувшись с Шустрым, начал пробираться вдоль кустов к залёгшим в канаве сталкерам. Шустрый пополз по высокой траве в обход.
— Прикрывайте! — велел Власов. Кабан, кивнув, встал из кустов, поднял «Печенег» и открыл огонь. Мироныч вскинул СВД. Выстрелы с той стороны затихли: сталкеры не могли и носа высунуть из своих укрытий.
Пользуясь этим, Воля подобрался к трупам и укрылся за ними. Осторожно выглянув, увидел, как колышется трава за канавой — там, где залегли сталкеры. Потянул из-за спины автомат, приподнял руку, чтобы дать отмашку.
Пулемёт смолк. Воля высунул ствол из-за мёртвого тела, подобрался. Противники не показывались. Боятся, ясное дело…
А потом всё случилось очень быстро. Метнулся из травы Шустрый, прыгнул на спину одному сталкеру. Второй, статный блондин, вскочил, направив на долговца «калаш», Воля вдавил крючок, но это оказалось ни к чему — в лоб блондина вошла пуля: Мироныч был начеку.
Шустрый и Чубатый покатились в канаву. Воля, перебежав дорогу, встал на обочине, направил автомат вниз, но стрелять не решился.
Впрочем, это и не понадобилось: нож вошёл в горло, плеснула ярко-красная, насыщенная кислородом кровь. Шустрый подскочил, отпустив врага, тот свалился в растущий на дне канавы иван-чай, дёрнулся пару раз и затих. Воля дважды выстрелил в него. Шустрый наклонился, перевернул — сталкер был мёртв.
Заточка, ёжась, прошёлся вокруг трупов на дороге, заглянул в канаву. Лихорадка боя прошла, и он ощутил непонятное смущение. Зачем было их убивать? Это ж свои братаны, сталкеры… Ну, припугнуть, по башке прикладом стукнуть, нос расквасить — дело житейское. Но вот такая быстрая кровавая расправа… Порученец оглянулся на капитана Власова и увидел, что тот смотрит на него. В серых рыбьих глазах Заточке почудились насмешка и презрение.
— Три минуты отдыха, — приказал капитан, отворачиваясь. — Скиньте тела в канаву.
Волоча ноги, Змеёныш вышел на край просеки, увидел бетонные постройки впереди и остановился. После столкновения с бандитами на болоте он шёл больше суток и едва не падал. Понимая, что если сейчас свалится, то встать уже не сможет, Змеёныш опёрся о ствол берёзы, вглядываясь одновременно в реальное и ментальное пространства. Перед ним была грузовая железнодорожная станция, естественно, давно заброшенная. В отличие от леса вокруг там нет людей и мутантов, только где-то с краю прячется слепая собака со щенками. Змеёныш поковылял вперёд.
Собака оказалась слабой, истощённой, с перебитой лапой — она едва могла охотиться и лежала под платформой за административным зданием. Рядом копошились двое щенков. Когда Змеёныш влез под низкую платформу, сложенную из бетонных плит, собака заворчала, но скорее жалуясь, чем предупреждая. Сил нападать у неё не было.
Под плитами царил сумрак, вдоль колеи росла густая трава. Змеёныш отполз немного, сел на пахнущий мазутом гравий, достал из кармана последнюю краюху, оставшуюся от еды Одноглазого, разломил и кинул корку мутанту. Остальное медленно съел. Собака, жадно сожрав хлеб, тихо скулила. Змеёныш лёг на гравий, поворочался, продавливая под собой ямку, закрыл глаза.
Когда он заснул, где-то неподалёку тихо зарокотал дизельный двигатель.
— Всем сообщил? — Мировой оглянулся на Кручу. Человек-скала был вял и отвечал неохотно.
— Да всем, — отозвался тот. — Третий раз спрашиваешь.
Покинув схрон, отряд быстро обогнул Армейские склады. В лесу за ними сделали первую остановку, и Круча стал крутить ручки радиостанции, чтобы выйти на связь с наводчиками.
Кипяток по-турецки сидел возле своего рюкзака, положив на колени автомат.
— Я вообще-то против, командир. — Он сцепил пальцы, вытянув перед собой руки, зевнул и вывернул ладони, хрустнув суставами. — Делиться с кем-то… Нас и так шестеро, это меньше, чем по двадцать тыщ на брата.
— Я — Круча, приём, — повторял басом человек-скала. — Оружейник, слышишь меня? Приём. Я — Круча, Лапша, приём…
Рыжий с Дылдой открыли две банки консервов и пустили по кругу, а Телёнок, бросив рюкзак, ходил по поляне, вглядываясь в лес. Мировой оттолкнул протянутую Рыжим банку. Рыжий обиделся:
— Ты чего, командир? Все из одной жрать будем.
— Как мы найдём Змеёныша, Кипяток? — сердито спросил Мировой, не обращая на него внимания. — Ты что, придумал план, вычислил место и сообразил, как сделать засаду?
— Сталкеры не доверяют друг другу, — медленно проговорил Дылда, пальцами вынимая куски тушёнки и отправляя в рот.
— Ну так правильно! — воскликнул Кипяток. — И чего?
Дылда прожевал и продолжил с видимым усилием:
— А того, что никто не выдаст, где…
— Короче, никто никому не скажет за здорово живёшь, где Змеёныш, — оборвал его Мировой. — Потому что сказать — значит отдать награду другому.
— Ну так да! — Кипяток подпрыгнул от нетерпения. — А я о чём же! Не станет нам никто помогать! Или диверсию наведут, дезу подкинут — забредём хрен знает куда…
— Оружейник, это Круча! Слышу тебя хорошо, приём. Да, понял, передам, приём. Считай, деньги твои, приём!
Мировой резко повернулся:
— Где он?
Круча стащил наушники.
— Оружейник видел, как Змеёныш на рассвете зашёл на старую грузовую станцию.
— Это же у нас за спиной. — Командир отряда выпрямился, покрутив головой, одёрнул военную куртку. — Подъём! Пять минут на сборы!
— Погодите, что за грузовая станция? — Недовольство Кипятка как рукой сняло.
— Оружейник видел, как Змеёныш залезал под платформу, — упаковывая рюкзак, сказан Круча. — Он как раз перегонял свой вагончик.
Дылда закопал консервные банки и обёртку военного пайка, вытер пальцы о куртку.
— А кто сказал, что Змеёныш ещё там…
Отряд уже был готов. Мировой дал отмашку. Впереди пошёл, приплясывая от возбуждения с «калашом» наизготовку, Кипяток, за ним Круча, Мировой и Рыжий с Телёнком. Дылда топал последним.
— Змеёныш идёт двое суток. Должен же он когда-то отдыхать? — бросил командир.
Железные ворота станции были покорёжены, створка висела на одной петле, другую затянули «ржавые волосы». Проход остался небольшой, только-только чтобы втиснуться, не задевая аномальное растение. Перед воротами Мировой остановил свою группу.
— Платформа там одна, короткая, возле административного здания. Оно в жёлтое выкрашено, остальные постройки серые, бетонные, не ошибётесь. Двигаемся так. — Стволом автомата он начертил в пыли план. — Круча, обходишь платформу справа, Рыжий, Дылда — огибаете администрацию и встаёте слева, чтобы Змеёныш не убежал. Я пройду через холл и буду страховать сверху. Кипяток, берёшь Телёнка, заходите от путей. Обойдёте погрузчик и тепловоз, потом стреляете в Змеёныша. Но постарайтесь поближе подобраться. Вопросы?
Вопросов не оказалось, и сталкеры стали по очереди входить в ворота. Мировой, протиснувшись последним, оказался на квадратной площадке для грузового транспорта. Прямо тянулись несколько путей, на второй колее стоял старый тепловоз… и тихо гудел. Телёнок схватился за «калаш».
— Чего это он?!
Все тут же подняли оружие. Мировой проследил за взглядом Телёнка и опустил ствол.
— Эта машина ещё со второго взрыва тут, — пояснит он. — Стоит на одном месте и гудит.
В кабине горел свет. Над тепловозом с единственным вагоном, полным ярко-жёлтого песка, нависал погрузочный кран — большая решётчатая «П».
— А гам кто-то есть, ну, внутри? — уточнил Телёнок. Кипяток ухмыльнулся во весь рот.
— А ты проверь!
— Сам проверяй, — отозвался Телёнок. — Шутник-переросток!
— Тихо! — шёпотом приказал Мировой. — К тепловозу не подходить. Действуем согласно плану. Все готовы? Пошли. Нет, стоп! Круча, радиостанцию тут оставь, мешать будет.
Круча мог бы ещё две станции утащить, но приказа послушался, стянул лямки чехла и опустил на асфальт. Передвинул на грудь автомат.
— Если только Змеёныш дёрнется — стрелять на поражение. — Мировой окинул своих людей взглядом. — Теперь пошли!
Змеёнышу снилось, что он завяз в болоте и к нему со всех сторон приближаются морские ежи, у которых почему-то выросли глаза на стебельках и прорезались зубастые пасти. Во сне Змеёныш точно знал, что зубы очень ядовитые, и бултыхался в зловонной жиже, пытаясь выбраться, но только глубже увязал. Он бился — и не мог вырваться из смертельных объятий трясины, тянул руки, чтобы схватиться за нависающую над ним еловую лапу…
…Он дёрнулся и проснулся. Ломило в затылке, очень хотелось пить, голова совсем мутная, будто дыма туда напустили. Зажмурившись, Змеёныш ладонями сдавил виски, всё ещё ощущая морских ежей, которые катились к нему с разных сторон.
Слепая собака негромко заскулила, и он окончательно пришёл в себя. Никакие это не ежи — он во сне так ощутил людей! Их шестеро, и они окружают платформу.
Щенкам передалось беспокойство матери, они завозились, хрустя гравием, начали тыкаться мордочками в отвисший живот собаки. Если преследователи начнут стрелять по нему, то заденут собаку, сообразил Змеёныш. Он встал на корточки, упираясь ладонями в колючий, липкий от мазута гравий, прислушался к внутренним ощущениям. Лилово-чёрные сознания приближались от вокзала и от путей, слева и сверху — они спешили к нему, как пауки. Змеёныш склонил голову, замер, раздумывая, и метнулся вправо, быстро перебирая руками и ногами.
И упёрся взглядом в защитной окраски поношенные штаны. Змеёныш резко выпрямился, в грудь уставился ствол автомата. Почему он не почувствовал человека?!
Круча от неожиданности едва не открыл огонь, решив, что это псевдопёс или, того хуже, молодой кровосос вылетел из-под платформы.
— Ты! — выдохнул сталкер, слегка отступив. На него уставились тёмные глаза — вроде и человеческие, но очень странные. — Змеёныш… Беги, я прикрою.
Помедлив, Змеёныш кивнул на платформу.
— Там собака со щенками, не трогайте её.
— Ты сейчас не о мутантах переживай.
Ещё секунду они смотрели друг на друга, потом Змеёныш сорвался с места. Круча не успел разобрать, куда он делся, секунда — и беглец пропал, будто растворился в воздухе между бетонными строениями. Сталкер развернулся, поднимая оружие, к нему бежал Мировой.
— Ты видел его?
— Глаза отвёл, мутант, — прогудел Круча. — Проскочил мимо!
— Сюда! — крикнул Мировой, оборачиваясь, и махнул рукой. С другой стороны платформы вынырнули Дылда с Рыжим, Поспешили к ним. Из-за вагона показались Кипяток и Телёнок. — Внимательно смотреть, он где-то здесь!
Растянувшись небольшой цепью, наёмники пошли вдоль путей, оглядываясь, водя стволами из стороны в сторону.
— Куда он мог исчезнуть? — гудел Круча с искренним удивлением. — Точно не на станцию, я б заметил…
— Вон! — звонко крикнул Телёнок, указывая вверх. Все подняли головы.
— Ну, блин, мутант! — воскликнул Кипяток с суеверным ужасом. Высоко над ними Змеёныш балансировал, шагая по краю погрузочного крана, опорами которому служили два мощных решётчатых столба.
— Как он туда залез? — пробормотал Мировой, поднимая автомат.
Командир не успел выстрелить. Громкая очередь распорола воздух, заглушив гудение тепловоза. Змеёныш упал на балку — и тут же внизу упал Рыжий. Он повалился на шпалы, нелепо раскинув руки, котелок на рюкзаке лязгнул о рельс. Мировой, пригнувшись, прыгнул к платформе, Круча опустился на гравий и пополз за ним. Стреляли с другой стороны путей, там из пролома в бетонной стене выныривали фигуры в камуфляже.
— Долговцы! — крикнул Телёнок.
Дылда с Кипятком бросились в колею, залегли между рельсов и открыли огонь. Долговцы попрятались за грузовую платформу, стоящую на последнем пути, Мировой со своего места видел рюкзак одного из них. Тщательно прицелившись, он выстрелил — и услышал протяжный крик.
— Откуда они взялись, кровосос побери?! — хрипло спросил командир у лежащего рядом Кручи.
Тот не отвечал, раздвинув траву, смотрел куда-то. Мировой выглянул — и увидел, что Змеёныш ползёт по мосту, распластавшись на ржавой балке. Наёмник поднял автомат… Ударом мощной ладони Круча впечатал его голову в гравий. Пуля, просвистев над макушкой, раскрошила бетон в глубине под платформой. Из-за спины раздался жалобный скулёж.
Кипяток тоже заметил пробирающегося по крану Змеёныша, и гнев вскипел в его груди. Их добыча, жирный кусок в сто тысяч, убегает! Он встал на колени, целясь, дал длинную очередь — и повалился лицом на рельсы, оросив кровью шпалы. Мировой с Кручей не целясь выстрелили в сторону долговцев.
Змеёныш прыгнул. С двух сторон несколько человек ждали этого, и воздух над заброшенной станцией огласила канонада. Никто не разобрал, попал он или нет, — гибкое тело свалилось в открытый вагон, скатилось по песку к ржавому борту.
Присевший за платформой Заточка повернул голову влево, вправо, осматривая отряд. Мироныч лежал на спине, раскрыв рот, глядел в небо мёртвыми глазами.
— Эй, Власов… — начал Заточка, но капитан поднял руку, и он смолк.
— Окружаем, — приказал Власов. — Петля — ползком влево, вокруг платформы, прикроем. Воля — вправо, за ту платформу. Видишь этот дом?
— Администрация местная, — кивнул Воля.
— Сзади там пожарная лестница должна быть. На крышу, оттуда глядишь на меня, по сигналу огонь.
— Есть! — откликнулся Воля, и Петля кивнул. Мировой понял, что дела плохи, когда заметил, как один из долговцев нырнул за платформу. Кипяток с Рыжим, видимо, мертвы — Рыжий так точно, — Змеёныш куда-то подевался. Мировой, обычно не склонный к отвлечённым размышлениям, вдруг ясно понял: это наказание. За то, что пошёл против совести. наёмник выстрелил, заменил опустевший магазин, достал гранату и, поймав испуганный взгляд оглянувшегося Телёнка, выкрикнул:
— Отступайте! Прикрываем! — после чего, приподнявшись, дал длинную очередь, затем взмахнул рукой.
Круча тоже открыл огонь. За грузовой платформой Заточка присел, когда вокруг застучали пули. Улёгшись, попытался выстрелить снизу, между колёсами, но там всё было засыпано землёй, платформа, по сути, лежала на ней, а не стояла на колёсах. Воля, низко пригнувшись, бежал к углу административного здания, Петля полз вдоль передка гудящего тепловоза.
— Щас разделаем их! — кровожадно сказал Заточка присевшему рядом Кабану. За последние дни помощник Слона ощутил вкус к убийствам.
Сквозь разбитое боковое окно Змеёныш ввалился в кабину тепловоза, присев, огляделся. Выстрелы грохотали где-то рядом, его могли заметить в любое мгновение. Змеёныш подался вперёд, разглядывая широкий пульт, рычаги и рукояти, датчики. Под полом гудело, тепловоз мелко дрожал. На корточках Змеёныш подобрался к рычагам — некоторые были стёрты, ими пользовались чаще.
Неподалёку взорвалась граната, тут же под носом тепловоза дико заорали. Змеёныш рванул рычаг, потёртый сильнее других, провернул какую-то рукоять, другую, ударил по кнопкам… Он действовал наугад, следуя лишь советам хорошо развитой интуиции. Раздалось шипение, когда отключился пневматический тормоз. Понятия не имея о том, что делает, Змеёныш перекинул рукоять забора скорости. Прыгнула стрелка на одном датчике, мигнули ребристые кругляши из прозрачного пластика — и тепловоз дёрнулся.
Заточка, после взрыва гранаты распластавшийся на земле, сначала услышал истошный вопль Петли, а потом ощутил, как дрогнула земля. Он поднялся на колени, увидел Петлю, посечённого осколками разорвавшейся гранаты, — и тут что-то большое надвинулось на десантника, закрыло… Поезд! Этот чёртов состав на один вагон поехал! Порученец вскочил. На лице повернувшегося к нему Власова впервые возникло подобие человеческого чувства.
— Что происхо… — начал он.
— Уходит, тварюка! — взвизгнул Заточка и метнулся к тепловозу. Он не мог знать точно, кто забрался в кабину, — но кто, кроме мутанта, способен запустить этот аномальный тепловоз?! Заточка вспрыгнул на подножку, заглянул в разбитое окно, увидел Змеёныша прямо перед собой, вскинул пистолет и выстрелил. Змеёныш, краем глаза заметив движение сбоку, развернулся. Пуля ударила в плечо, он отшатнулся, но прежде чем порученец выстрелил во второй раз, подался вперёд и врезал ему в челюсть. Подошвы соскользнули, Заточка отпрыгнул, чтоб не затянуло под колёса, выпустив пистолет, покатился по насыпи.
Тепловоз медленно, тяжело набирал ход. Со скрежетом он расплющил лежащий на путях лист жести, дальше ветка полого повернула, мимо понеслись деревья. Несколько сосенок проросли между шпалами — покатый передок смял их, сломал, как спички. Прижимая ладонь к плечу, Змеёныш сел, вытянул ноги. Через голову стянув рубаху, оглядел плечо, оторвал рукав и стянул рану. Опираясь о пульт управления, он поднялся, поглядел вперёд — и схватился за рычаги.
Дылда с Телёнком волокли раненого Кипятка к воротам, Мировой и Круча прикрывали их короткими очередями. Впрочем, долговцы не преследовали — когда тепловоз поехал, в отступающих наёмников выстрелили лишь несколько раз. Сталкеры добрались до опушки, углубились в лес и лишь когда едва не напоролись на жарку, тихо гудящую возле замшелой коряги, остановились. Телёнок с оханьем упал на землю, Дылда, осторожно уложив Кипятка, присел на корточки, рядом с ним опустился Круча и тяжело уставился на командира.
— Прекращаем охоту, — сказал тот и отвернулся.
Заточка, скрежеща зубами, подскочил к долговцам и выпучил глаза, увидев Петлю — живого! Посеченный осколками сталкер лежал на спине и дёргал ногой от боли. Штанина была срезана, Воля с Кабаном перетягивали бедро жгутом. Капитан Власов повернулся к порученцу.
— Где он?
— На поезде уехал!
— Кабан, помогай Петле, — приказал Власов. — Остальные — за мной.
Он побежал по шпалам, Заточка и долговцы устремились следом. За краем станции рельсы полого изгибались, исчезая за сосновой рощей. Заточка, урча от ярости, рванулся за тепловозом, и тут из-за деревьев донёсся треск гравия и низкий рокот.
Увидев, что пути искорёжены взрывом, Змеёныш схватился за рычаги, но было поздно. Передние колёса продавили изогнутые спиралью рельсы, вмяли — и тепловоз с разгону выехал на гравий. Затрещало, загрохотало, колёса полностью ушли в мелкие камни, машина встала, кренясь. Хромая, Змеёныш добрался до окна, перевалился через край и выпал наружу. Заскрежетала, выламываясь, сцепка, гружённый песком вагон приподняло. Змеёныш скатился по выпуклому гладкому борту, упал на камни, вскочил и похромал прочь.
Спустя пару минут к стоящему под углом сорок пять градусов тепловозу вышли долговцы. В это время Змеёныш был уже далеко.
3
Он шатался, часто падал, но заставлял себя вставать и идти дальше. Беглец повернул на северо-запад, чтобы забраться в самую глушь леса за Янтарём и переждать, залечить раны, да хотя бы отоспаться. Если его ловят на северном направлении, то к западу, возможно, не станут искать. Там и артефактов почти нет, поэтому туда никто не заходит, никто не увидит его и не сдаст охотникам.
Одну группу преследователей Змеёныш ощутил задолго до их появления — несмотря на рану, он был настороже. Сталкеры не заметили его, лежащего за кустами буквально в двух шагах, прошли мимо. А Змеёныш ещё долго помнил их жгучее лилово-чёрное излучение. Все люди, попадающиеся теперь на пути, охвачены жаждой убийства.
Он мог понять, почему его смерти желает Слон, но все эти охотники? Они лишь жаждали заполучить деньги, которые Змеёныша никогда не интересовали, которых он вообще не ценил — просто шершавые бумажки с цифрами и рисунками. Мазай когда-то объяснял ему, для чего нужны деньги: их изобрели ради удобства, это просто единица измерения, мера стоимости товаров или услуг. Но Змеёныш не мог проникнуться ценностью денег. Для него они не значили ничего, и выходило, что все эти люди хотят убить его ради никчёмной вещи, ерунды, бессмысленных бумажных прямоугольников.
Змеёныш забрался в самую глубь какого-то болота, от усталости и боли почти ничего не видя вокруг, едва обходя редкие аномалии. Пахло стоячей водой и плесенью. Змеёныш выполз на сушу под вечер, вцепившись в траву, весь облепленный ряской, ткнулся лицом в землю и замер. Было тихо и спокойно, но расслабляться рано — надо найти укрытие, где его не тронут ни люди, ни мутанты, когда он потеряет сознание. А оно уже начинало отключаться, порою ему слышались чьи-то голоса, неясные тени мелькали вокруг, вставали лица из прошлого…
Неподалёку зарычал псевдопёс. Змеёныш напряг последние силы, поднялся, шатаясь. Где-то за кустами текла река, доносился плеск воды, а впереди на поляне стояла вросшая в землю избушка.
Из-за кустов выскочили три псевдопса, побежали к Змеёнышу, рыча. Он сосредоточился, пытаясь поднять в себе волну, при помощи которой сбил с ног Кирзу и Стопку, — но сил не было. Попробовал взять мутантов под контроль — не вышло, хотя они остановились, не добежав до человека, заворчали, поджали обрубки хвостов и сели перед ним.
Последнее усилие добило его, Змеёныш покачнулся, но как-то устоял. Едва переставляя ноги, прошёл между псевдопсами, добрёл до избушки. Смеркалось, стало холодно, его пробирал озноб. Змеёныш остановился перед приоткрытой дверью. У него не осталось сил даже на то, чтобы удивиться. Наверное, здесь никто не живёт, слишком глухие места. Змеёныш навалился на дверь плечом, та распахнулась с тяжёлым скрипом. В избушке было совсем темно. Понимая, что ещё несколько секунд, и он свалится, Змеёныш оглянулся — псевдопсы сидели на том же месте, повернув к нему морды, — прикрыл дверь за собой и шагнул к лежанке, смутно видневшейся под стеной. Ещё один неверный шаг. Ещё. Глаза привыкали к тусклому освещению, из теней выступали предметы обстановки: грубо сколоченный стол, полка на стене, высокий табурет, самодельное деревянное кресло в углу, фигура в кресле…
Змеёныш замер. Там сидел кровосос и в упор смотрел на гостя. Змеёныш напрягся, пытаясь увидеть сознание мутанта, но в ментальном пространстве была глухая пустота, лишь тени клубились в нём — всё быстрее, быстрее… Глаза кровососа блеснули, в полутьме Змеёнышу показалось, что щупальца его шевельнулись. А потом пол ушёл из-под ног, и Змеёныш упал лицом вниз.
Он пришёл в себя на лежанке, укрытый тонким одеялом, с влажной повязкой на лбу. Приподнялся на локте, пытаясь сквозь мутную пелену разглядеть, что вокруг. Увидел маленькое окошко, полутёмное помещение с низким потолком, стол, кресло… В кресле сидел кровосос и топорщил щупальца. Змеёныш откинулся на подушку и опять потерял сознание.
Его лихорадило всю ночь, бросало то в жар, то в холод, иногда он плакал, как ребёнок, иногда кричал, выл, щёлкал зубами и сыпал проклятиями. Пару раз ненадолго приходил в себя, но не мог понять, где находится, а потом пугающие видения теснее обступали лежанку, и Змеёныш опять проваливался в бред. Он не чувствовал, как чьи-то руки переворачивают его, обтирают грудь и спину водой с уксусом, меняют холодную тряпку на лбу. В очередной раз ненадолго придя в себя, Змеёныш разглядел в предрассветных сумерках брёвна потолка, между которыми торчал почерневший от времени мох. Позже эти чёрные пряди преследовали его в бреду, опутывали, стягивали горло и грудь, мешая дышать, Змеёныш срывал их, но они вырастали снова и снова, лезли отовсюду, окружали и засасывали, как трясина. А потом знакомый голос бормотал что-то успокаивающее, пропитанной уксусом тряпкой стирали мох с тела, и приходило тяжёлое забытьё — до нового приступа.
Очнулся Змеёныш поздним утром. Сознание было на удивление чистым, в голове ещё немного гудело, по телу разливалась слабость — но он открыл глаза и смог разглядеть низкий потолок, полку с кружками и жестяными банками на стене, связку трав в углу. Змеёныш приподнялся, сел, медленно стянул с себя одеяло. Кровосос сидел в кресле под стеной, выпуклые стекляшки глаз поблёскивали в лучах солнца, льющихся сквозь окно.
Скрипнула дверь.
— Очнулся? — спросил знакомый голос.
Змеёныш поднял голову — в избушку вошёл патлатый мужик с клочковатой седой бородой и кустистыми бровями. Поставил под стеной ружьё, неторопливо пересёк комнату, по дороге взяв со стола дымящуюся кружку, сел на краю лежанки.
— Мазай, — сказал Змеёныш.
— Это бульон, выпей, тебе сейчас в самый раз.
Змеёныш обхватил кружку ладонями, сделал несколько глотков. Горячий, наваристый бульон наполнил его теплом. Откинувшись на подушку, Змеёныш сказал:
— Мазай, ты… Я думал, ты мёртв.
— Некоторое время и я так думал, — откликнулся хозяин, усмехнувшись в бороду.
— Но как ты оказался тут? Варвара сказала, что ты погиб в холодце.
Мазай качнул головой.
— А! Вот как Заточка объяснил Слону, почему без меня вернулся. Не погиб я, как видишь. Ладно, ты пей, это бульон из тушёнки и всяких полезных кореньев.
— Как ты здесь очутился? — Змеёныш кивнул на чучело кровососа.
— Этот-то… — улыбнулся Мазай. — Он меня чуть не прикончил. Я тогда еле ушёл от Заточки, раненый, сюда приполз — а тут он. В этой избушке жил. Старый был, дряхлый, но сильный ещё.
Змеёныш допил бульон, выпрямился на лежанке, и Мазай взял у него кружку.
— Пулю из плеча я вытащил, рану стянул хорошо. Кровь уже не идёт. Попробуй встать. Посидишь на солнце, придёшь в себя.
Змеёныш спустил ноги на пол, нашёл свои ботинки возле топчана. Пальцы дрожали от слабости, голова ещё кружилась, но он сумел завязать шнурки. Мазай помог встать, поддерживая, вывел наружу. Показал влево, на невысокий холм.
— Видишь трава с красными листьями? Это кровянка. Редкая штука. Я выпил отвар из неё и дал кровососу себя укусить.
Змеёныш недоверчиво смотрел на Мазая.
— Ты выжил после укуса кровососа?
— Ну да. Кровянка ядовитая, но для людей куда меньше, чем для кровососов. Он сдох, а я оклемался.
Два дня валялся на лавке, пока в себя не пришёл. Короче, я теперь жив, а он чучело. Набил его, чтобы память была: редко кому удаётся с кровососом таким способом разделаться, и о каждом случае легенды в Зоне ходят. Ну и потом… я же один, а так вроде компания какая-то. — Мазай смущённо почесал затылок. — Я иногда даже разговариваю с ним.
Змеёныш опустился на низкую лавку возле избушки, подставил лицо тёплому солнцу. День выдался на удивление ясный, редкость в Зоне. Облака плыли лишь у горизонта.
— Как ты живёшь? — спросил он. Змеёнышу здесь понравилось: очень тихо, спокойно, плещет за кустами река, едва слышно шелестят на ветру листья кровянки, иногда только хрустнет, сломавшись, сухая ветка где-то в лесу.
Мазай присел рядом. Из-за дома выскочил псевдопёс, подбежал к сталкеру и ткнулся мордой в колени. Мазай стал чесать мутанта за ушами.
— Приручил вот. Кинулась их мамаша на меня, а я не понял, что она щенков прикрывала, и пристрелил. Потом слышу — повизгивают под корягой. Пришлось взять к себе. Ко мне привыкли, не трогают, а других мутантов отваживают от дома.
— Тут есть люди? — спросил Змеёныш, касаясь ноющего плеча.
— Никого нет. Глухомань, сталкеры сюда не заходят. Но болото это необычное — после каждого выброса аномалии появляются. Дальше посёлок заброшенный, я там в подвале выброс пережидаю, а как обратно иду — всегда три-четыре аномалии в болоте вылезли, ну и артефакты бывают. Соберу сколько-нибудь — и иду к людям, меняю на еду, на одежду, на оружие…
— Ты на людях бываешь, и никто не узнал тебя? — недоверчиво спросил Змеёныш. — Обязательно пошёл бы слух, что ты выжил! Я… переживал…
— Да я зарос, видишь. — Мазай смущённо подёргал себя за бороду. — И когда спрашивают, называюсь Отшельником. Мало ли таких в Зоне? Никому не интересно, кем я был раньше… — Мазай покосился на гостя и спросил: — Ну хорошо, а теперь скажи: как ты сюда забрёл?
— На меня охотятся, — сказал Змеёныш. Мазай сразу посерьёзнел.
— Идём в дом, — сказал он. — Пока есть будем, расскажешь.
На обед была молодая картошка, жареные лисички и консервированная фасоль. Стуча ложкой о миску, Мазай изучал измученное лицо гостя. Змеёныш был сосредоточен, ел мало, без охоты, уставившись в стол перед собой. Только за чаем начал рассказывать. Мазай узнал про Оксану, Слона, о том, что произошло на бревне, ведущем через пограничный овраг, услышал про облаву.
— Что ты собираешься делать? — помолчав, спросил он.
Змеёныш откинулся на стуле, посмотрел на кровососа в кресле, на хозяина.
— В покое меня не оставят. Или они меня убьют, или я их. Поэтому я…
— Не торопись, — сказал Мазай, — лучше обдумай всё сначала. Обдумай и… не надо мараться.
— Мараться?! — Змеёныш вскинул голову. — Да они… это они убили Оксану! Они, а не я. И теперь за это охотятся на меня!
Хозяин достал из кармана кусок газеты, положил на стол, развернул — там лежал табак. Он скрутил самокрутку, почиркал спичкой, раскурил. Избушку наполнил дух крепкого самосада. Всё это время Мазай о чём-то размышлял, сведя брови над переносицей.
— Тебе не предлагаю, ты вряд ли курить начал. Змеёныш покачал головой, и тогда Мазай заговорил:
— Хорошо, ты им отомстишь — и что дальше? Что от этого изменится? Ну пусть умрут те, кого ты ненавидишь. И что? Думаешь, твоя жизнь станет счастливее?
— Да, — сказал Змеёныш, подумав. — Или… или нет. Не знаю, это не важно. Не важно, что станет с моей жизнью, главное, что это будет справедливо.
Мазай затянулся, выпустил в потолок клуб сизого дыма.
— Нет никакой справедливости, — сказал он. — Справедливость относительна. Для одного справедливо то, для другого это, и разные справедливости противоречат друг другу. Ты же всё равно шёл на север? Пойдём вместе, вдвоём в Зоне веселее. Уйдём за ЧАЭС, куда-нибудь, где никто не живёт, где никто не будет знать ни тебя, ни меня. Тут хорошо, но я засиделся на одном месте, скучно уже стало…
— Ты не понимаешь! — перебил Змеёныш. Тёмные глаза его сверкнули. — Эти люди хуже зверей. А как с тобой Слон обошёлся, помнишь? Теперь ты в этой глуши живёшь, в избе кровососа, а Слон жиреет, и совесть ему спать не мешает. Я отомщу за Оксану — и за тебя тоже.
Щурясь, Мазай посмотрел в окно, где солнечный свет стал глуше — набежали облака.
— Я ведь тоже хотел отомстить, — негромко сказал он. — Хотел убить Слона. Пробраться в Лесной Дом, подкараулить… но не сделал этого. Не потому что боялся, просто понял: месть бессмысленна. Это просто удовлетворение твоих эмоций, а все разговоры про справедливость — выдумывание оправданий.
Змеёныш, уставившись в стену, катал по столу последнюю картофелину.
— Я не знаю, — признался он наконец. — Мне не хочется никого убивать. Вернее, хочется — но только Слона. У этих людей, которые охотятся на меня, такое излучение… чёрно-жёлтое, мутное. Злобное. А у меня… — он положил ладонь на лоб, — у меня этого нет. Вернее, оно возникает, только когда я вспоминаю о Слоне. Ведь он застрелил Оксану. Когда я убегал… чем дальше, тем всё сильнее ощущал себя зверем. Как будто я становился мутантом, в голове почти не было мыслей, хотелось рычать, бросаться на людей, грызть их… И ещё я стал забывать слова. Только теперь, когда поговорил с тобой, это прошло. Но они же не оставят меня в покое. Пойдут по моему следу даже за ЧАЭС. Наверное, Слон обещал много денег, раз столько людей охотятся за мной. Люди хуже мутантов, потому что из-за денег готовы на всё.
Мазай раздавил окурок о край стола, положил на спичечный коробок.
— Послушай, что я тебе скажу. Больше не буду уговаривать. Это глупо звучит, напыщенно, но… Месть иссушает душу. Понимаешь? Если ты сделаешь это, убьёшь Слона, — как станешь жить дальше? Ты больше не будешь получать удовольствия от простых вещей, которые и составляют жизнь. От солнца, от природы, от движения, от… от познания. — Он кивнул на полочку у себя за спиной, где стопкой лежали книги.
Змеёныш хлопнул по столу, встал, собираясь сказать что-то резкое, но вместо этого повалился на стул, обхватив голову, и замер. Мазай ждал. Прошла минута, другая… Змеёныш поднял на него взгляд.
— Ты прав, — тихо сказал он. — Давай уйдём отсюда вдвоём.
— Вот и хорошо. Я соберусь быстро — через два часа выйдем. За три-четыре дня пройдём мимо Армейских складов, дальше Лиманск и Рыжий лес, там опаснее, но сталкеров меньше. Охота там может захлебнуться. Значит, идём?
Змеёныш кивнул. На дворе заворчал псевдопёс.
— Это ещё что? — нахмурился Мазай. — Сиди тут, я гляну.
Сняв висящее на стене ружьё, он шагнул к двери. Змеёныш вскочил.
— Нет, стой!
Но Мазай уже открыл дверь, поднимая оружие.
Два выстрела слились в один. Змеёныш бросился к Мазаю и успел подхватить его. Сквозь дверной проём он увидел стоящего далеко от избушки Заточку с автоматом. Пуля из ружья Мазая ранила высокого мощного долговца, шагнувшего из кустов с пулемётом в руках, — великан медленно валился набок.
Мазай захрипел, судорожно дёргая левой рукой. Ногой захлопнув дверь, Змеёныш оттащил его от порога. Он уже ощутил шесть наполненных агрессией и жаждой убийства человеческих сознаний, окружавших избушку.
— Мазай! — шепнул он, склоняясь над старым сталкером. Рубаха на груди того потемнела.
Кроваво-алая, горячая ярость поднялась из глубин сознания. Змеёныш зарычал, оскалившись, чистый высокий лоб его пробороздили морщины, лицо исказилось.
— Мазай!!! — Возглас мало напоминал человеческий голос, скорее звериный вой.
И тогда снаружи ответили псевдопсы. Змеёныш окатил их яростью, выплеснул, ошпарил, как кипятком, — трое мутантов бросились на людей.
Тёмно-рыжий, самый крупный, прыгнул на Заточку, вцепился ему в правую руку. Порученец, заорав, уронил автомат, выхватил левой самодельный нож и вонзил псу в загривок.
Палевая самка, едва слышно рыча, на брюхе подкралась к людям, трава почти целиком скрывала её. Она выскочила на подошедшего ближе всех к дому маленького сталкера.
Шустрый не успел закричать — самка повисла у него на груди, мощные челюсти перекусили горло. Сталкер повалился на землю.
Капитан Власов, раздвинув ветви ёлочек, шагнул на поляну. Окинув её одним быстрым взглядом, достал пистолет, направил в голову рыжего псевдопса, дерущегося с Заточкой, и трижды выстрелил. Мутант повалился на человека, порученец заизвивался под ним, пытаясь выбраться.
Раненый Петля, не успев поднять автомат, схватился с третьим псевдопсом: душил его, а тот рычал, щёлкая клыками, тянулся к горлу человека. Вытащив нож, Воля подбежал к ним, вогнал клинок в бок мутанта. Сжимая того одной рукой, Петля потянул со спины автомат.
Но тут самка, оставив тело Шустрого, прыгнула Воле на спину, вгрызлась ему в затылок. Воля закричал, выгнувшись назад. Самка раскрошила клыками позвонки, и долговец обмяк, голова упала на грудь. Руки разжались, Воля мешком повалился в траву, а самка бросилась на Петлю, вдвоём с серым псевдопсом опрокинула вставшего было долговца. Серый издох, поймав брюхом несколько пуль из его автомата, и сразу за ним умер Петля. Самка с рычанием обернулась, почуяв человека, — капитан Власов, подойдя почти вплотную, вогнал в неё остаток патронов из ТТ. Отбросив пистолет, поднял автомат, быстрыми шагами направился к избушке. Лицо его оставалось равнодушным, рыбьи глаза глядели на закрытую дверь.
Власов сильным пинком открыл её, пригнулся, собираясь прыгнуть внутрь.
Прямо перед ним топорщил щупальца старый кровосос.
Этого Власов не ожидал. Он моргнул и вдавил спусковой крючок. Полетели клочья плоти и солома, но Власов не успел осознать, что перед ним чучело.
Стоящий сбоку от двери Змеёныш повернулся, вскидывая ружьё, ствол почти упёрся в висок капитана, громыхнул выстрел, и Власов упал на мутанта, перевернув его вместе с креслом.