• Сказка опирается на народные предания, мифы и легенды. В основе же сказа лежат обычно реальные события. Конечно, попав в сказ, эти события приобретают волшебную окраску, особую таинственность и чудесное наполнение, но все равно атмосфера сказа постоянно напоминает нам о том, что это «реальный быт и привычная жизнь». Просто в ней проявилось чудо. Но ведь таинственность притягивает, и чудеса случаются. Уж этого никто никогда не отменит – будь то в выдуманной сказке или в реальной жизни. Вот сказ и опирается всегда не на жизнь в тридевятом царстве, а на реальную жизнь.
Какие сказы были первыми в творчестве Бажова?
Кто знает, тот и сам может другим СВОИ сказы рассказывать.
Ответ такой: первыми были опубликованы три сказа:
«Дорогое имечко»
«Про Великого Полоза»
«Медной горы Хозяйка».
Все они вышли в сборнике «Дореволюционный фольклор на Урале» (1936). Ни сказки, ни сказы (вообще вся «барская выдумка» и опять же – опиум для народа) в то время не приветствовались. Но фольклор как народное творчество, «опережающее по сердцевине и насыщенности все произведения интеллигентского толка» (Демьян Бедный), был в чести. И когда составители сборника уральского фольклора вдруг решили, что там не хватает рабочего фольклора, то они обратились к местному учителю-краеведу Павлу Бажову.
Обращение вышло воистину судьбоносным. Бажов давно уже пытался опубликовать свои сказы, созданные по воспоминаниям о тех рассказах, что он слышал в детстве от старых рабочих уральских заводов. Помните, как в детстве Андерсен слушал рассказы старушек и стариков в богадельне, которая находилась рядом с его домом и куда он любил ходить именно из-за таких рассказов о прошлой жизни? Вот и наш сказочник слушал в детстве рассказы о временах «крепости» (крепостного права). Позже он даже создаст собирательный образ такого сказителя – старого сторожа деда Слышко. И первые сказы опубликует якобы как записанные именно со слов этого дедка.
Что ж, публиковать сказы как фольклорные произведения, а не как собственное творчество, было куда безопаснее. Фольклор – народное творение. А какие претензии могут быть к народу? Если что и не так – автора-то конкретного нет. К кому претензии?!
Но и то трагедия чуть не случилась. Публикацию в Свердловске, оказывается, заметили в Москве. Сочли неблагонадежной. И вот уже в газете «Правда» был подготовлен критический очерк, в котором сказы Бажова решено было разделать под орех, а самого автора очернить, как «фальсификатора настоящего фольклора». Вот подумайте, если бы такое произошло – никогда бы не узнали мы ни о «Каменном цветке», ни о «Малахитовой шкатулке», ни о «Серебряном копытце»! Да как бы вообще жила Страна Сказок без Данило-мастера, Хозяйки Медной горы, бабки Синюшки?! Мало того что мы лишились бы великих метафорических сюжетов, так еще и не узнали бы, насколько ярок, сочен и могуч может быть истинно народный русский язык, которым владел наш бородатый уральский сказочник. Да мы просто обеднели бы духовно и морально. И никакие самоцветные сокровища Уральских гор нас бы не спасли.
Правда, в волшебной стране свои цены и законы. Знаете, КАК родилась первая сказка о Хозяйке Медной горы? Это история вполне мистическая и сказочная, сама почти фантастика, достойная бажовского сказа. Со временем, конечно, и не докажешь – может, что и не так было. Но результат у нас имеется – появившиеся почти чудом сказы Уральских гор.
В 1936 году Бажову шел пятьдесят восьмой год. Он уже кое-что публиковал в прессе. Но книг не было. 1930-е годы вообще были крайне тяжелыми и сложными и для страны, и для каждого человека. Например, в 1934 году отклонили одну бажовскую книгу – не старинных сказов, о них он и не заикался – о социалистическом строительстве. В 1935 году трагически погиб сын Бажова – девятнадцатилетний Алексей. А в середине года Бажова вызвали в местное отделение НКВД. Пойти – можно и не вернуться. Не пойти – сами придут. По стране ведь уже шли пока еще, правда, не массовые поиски «врагов народа».
И вот Бажов пришел к следователю – никакой же вины за собой он не чуял. Ну, изучает он историю уральского края. Он же учитель, иногда даже пишет статьи в местные газеты. И вот теперь сидит перед дверью кабинета. Вошли уже двое. И обоих вывели под конвоем. Арестовали. Может, и его так же?..
Сердце глухо стучало. Страшно. Муторно. Чтобы хоть как-то отвлечься, Бажов начал вспоминать свою новую задумку. Он уже давно собирался начать писать сказы. Можно составить сборник. Назвать «Уральские сказы», а еще лучше «Малахитовая шкатулка». Куда же еще складывать сказы, ведь они и сами как драгоценности. Старинные драгоценности народной фантазии, не утерявшие своего очарования и притяжения. Почему-то в голове всплыл образ Малахитницы – Хозяйки Медной Азовской горы. И начала сочиняться сказка. Нет – сказ! Потому что там будет про староуральскую совсем не сказочную жизнь.
Но ведь это же надо записать! А у Бажова ни клочка бумаги, ни карандашика. А ведь Хозяйка требовала – записать немедленно! Павел Петрович встал и, словно во сне, пошел по длинному коридору к выходу. Его никто не остановил. На выходе даже не спросили пропуска, а ведь обычно спрашивают! Но тут Бажов вышел беспрепятственно.
Он торопился домой. Вошел и сразу же сел к столу, включил свою старенькую зеленую лампу. Скорее записать! Он писал всю неделю. Переписывал. Правил. Не выходил на улицу. Работал. Никак не мог добиться нужного результата, найти нужные слова. А когда закончил, пришел в ужас. Ведь он самовольно ушел из всесильного учреждения. Его же, наверное, уже ищут. Найдут. Арестуют. Шутка ли – самовол!
Но никто его не искал. Оказалось, что следователь, который вызывал Бажова на допрос, за эту неделю и сам попал под арест. Дела его то ли никому не передали, то ли следователь вообще не успел завести «дело Бажова», но повторного вызова не последовало.
Так что же получилось? Выходит, Хозяйка Медной горы заявила свои права на сказочника Бажова. И может, то, что она совершенно мистическим образом заставила его уйти из страшного учреждения, спасло ему жизнь? В мире сказки свои законы. Сказ про Малахитницу должен был сочиниться и выйти к людям. Не потому ли, когда его хотели обругать в передовице «Правды» 1936 года и запретить Бажову писать новые сказы, нашелся неожиданный, но весьма влиятельный защитник – культовый в то время поэт Демьян Бедный. Он рьяно выступил на газетной летучке «Правды», показал книгу известного и признанного властями путешественника Семенова-Тян-Шанского, где тот с воодушевлением рассказывал о легендах Азова и других уральских мест.
За эту защиту Бажов остался благодарен Демьяну Бедному на всю жизнь. Вот только тихий, не разбирающийся в политике, ничего не подозревающий о литературных интригах автор «Уральских сказов» много позже узнал истинную подоплеку заступничества Демьяна Бедного. Недаром про того говорили, что он без собственной выгоды ничего не сделает. Оказалось, и теперь так вышло. Демьян, прочтя сказы Бажова, быстро понял их красоту и силу воздействия на читателя. И тогда он переложил эти сюжеты в стихи, чтобы потом выдать за собственные сказочные поэмы. Ну не давала ему спать слава поэтических пушкинских сказок! Решил Демьян выше Пушкина подняться, а почему нет, с такими-то сюжетами. Да только тут облом вышел.
Не появилась в газете «Правда» разгромная статья, и не запретил никто сказов Бажова. А он и дальше их писать стал. Уже и в сборник, в «Малахитовую шкатулку», собирать начал. Ну и проговорился журналистам и в предисловии написал, что на самом-то деле по памяти те сюжеты, что слышал в детстве от старых уральских рабочих (он ведь и сам вырос на прииске), не особо запомнил. Так что теперь, спустя десятилетия, многое выдумал сам, сочинил целостные сюжетные ходы, по-своему обрисовал и героев, и обстановку, включил (ведь он был учителем) множество реальных исторических деталей, ввел в персонажи некогда существующих людей и даже исторических личностей. Словом, представил читателям не фольклорную обработку, а совершенно авторские сказы.
Демьян-то Бедный, как про это прочел, понял, что не удастся теперь ему выдать свои стихотворные строчки за фольклорную обработку. И не фольклор те сюжеты, у них законный автор имеется.
А Бажова уже никто не мог остановить. Сказы выходили из-под его пера настолько естественно, будто он и родился, чтобы их сочинять. Это были абсолютно авторские произведения – с неповторимой бажовской интонацией, с его знанием истории своего края, атмосферой истинной доброты, что бывает только в сердцах тех людей, кто и сам прожил нелегкую жизнь.
И еще – когда читаешь сказы Бажова, кажется, что они, такие простые, таят в себе завораживающую глубокую и мудрую тайну, которую так и хочется раскрыть, да не всегда удается. Вот тот же сказ про Серебряное копытце не о праздновании Нового года – это просто история о том, что случилось ЗИМОЙ. Но почему же тогда читатели восприняли его как новогоднюю сказку? Ведь именно ТАК стали ставить ее в театрах (детских и кукольных). И даже на елке козлик с посеребренным копытцем и пятью тоненькими рожками оказался любимой игрушкой из ваты и картона и непременным рисунком на елочным флажках.
А дело в том, что весь этот коротенький сказ выстроен как настоящая новогодняя сказка. Крошечная героиня Дарёнка – девочка-сирота. Это сразу отсылает нас к героям рождественских сказок Диккенса, Андерсена и других писателей. Имя девочки – Дарья-Дарёнка-Подарёнка – прочитывается как «дар». И сама она – дар Судьбы одинокому охотнику Коковане.
Девочка кормит оленят. Старинная открытка 1909 года
А что за имя такое – Кокованя?
Бажов пишет, что это прозвище. Но почему оно что-то напоминает?
Действительно напоминает. Прозвище получилось говорящим. А может, так и задумывалось автором. Кокованями раньше звали одиноких стариков, у которых родни не осталось. Вот они теперь и кукуют (кокуют) по жизни в одиночестве. До наших дней сохранилось присловье: «Кукуй, Ваня!» Вот вам и Кокованя.