— И что она тебе такого тайного и ужасного поведала? — вкрадчиво поинтересовался император, властною рукою возвращая возбуждённую и сверх всякой меры взволнованную супругу на место.
— Ужасного? Пожалуй. Есть кое-что, чего ни в одном отчёте не фигурировало. Ни в одной бумажке нет ни слова о том, что японцы пытали Вику Огнёву.
— Что?
— То! Не перебивай. Наш скромный молодой человек после этого что-то сделал с ними, я имею в виду японцев, что захваченный в плен британский агент трясётся как припадочный при одном упоминании, что его отдадут Огнёву на расправу, а у Виктории и Джу Ли таинственным образом рассосались все шрамы. Даже следов от них не осталось. Чистая младенческая кожа. А ведь последней в грудь всадили нож! Знаешь, я очень рада за Настю и хоть ты дуешься, но они действительно будто созданы друг для друга, да и нам, если не забывать про прагматичный подход, не помешает в друзьях и близких родственниках человек, водящий тесное знакомство или даже стоящий на короткой ноге с потусторонними силами и сущностями. Ты же не станешь отрицать существование мистических явлений?
— Не стану, — буркнул император, которому не единожды представляли неопровержимые доказательства существования оных явлений. — И что ты предлагаешь? Договаривай уже.
— Не мешай им и Наташе. Поверь, она знает, что делает, а ты и наш сын лет через десять получите лояльного, а то и верного царской семье будущего главу ведьм и знахарей или сильнейшего целителя.
— Семье или Империи?
— Последнее целиком и полностью зависит от тебя, дорогой. Приложи усилия и добейся результата. Спросишь какого — такого, чтобы в голове этого мальчика между Империей и нашей семьёй стоял знак равенства. Пойми, Наталья не вечна, о чём она с упорством, достойным лучшего применения, пытается донести до твой бестолковки, а ты упорно от неё отбиваешься. Или тебе плевать, какое наследство достанется нашему сыну и достанется ли, вообще…
— Ох, кукушечка моя ночная, красиво кукуешь, — император пресёк попытку высвободиться. — Не дуйся, душа моя, всё я понимаю, даже твоё беспокойное щебетанье. Спасибо, Моё Солнышко, за беспокойство и тревогу, только позволь мне самому решать. Тут напортачить проще, чем два пальца об асфальт. Нового Гришку Распутина нам не потянуть. Эх, Наташину энергию бы да в мирное русло. Она с большого ума или с неразумной дури взбаламутила нашу трясину — всё болото пузырями идёт, да так, что как бы вонючей жижей всех не забрызгало. Отмывайся потом. Оттирай вонючие разводы.
— А тебе не плевать ли? — плотоядно оскалилась императрица. — Ты априори в белом! Отдай эту ожиревшую квакающую живность вместе с вонючими кочками на расправу новой опричнице вместе с её юным протеже на подхвате или не мешай ей самостоятельно расправляться с «доброжелателями», поверь, она в этом дока каких поискать, а сам тем временем рыбку вылавливай. По-родственному, так сказать. Тем более это будет со всех сторон выглядеть логично. Близкая подруга детства и юности, едва не ставшая императрицей, воспитывает преемника, который связан с царской семьёй близкими родственными узами. Попробуй, найди изъян в моих умозаключениях. Вот и остальные тоже не найдут, а они будут искать. С лупой и микроскопом полезут, всю болотную тину перевернут. Тут главное держать чётко выверенную дистанцию и подавать блюдо гомеопатическими дозами и под правильным соусом, чтобы заранее не распугать публику перед тем, как прихлопнуть зарвавшихся и продавшихся заграничным купцам.
— Какая ты у меня кровожадная, оказывается, — рассмеялся император, прикусив жену за мочку уха. — Львица на охоте! Драконица из пещеры, сейчас как выскочу, как вылечу — всех спалю, одна останусь!
— Смейся, смейся, — ногти с безупречным модным маникюром чувствительно впились в мужскую грудь. — Я такая! Ты главное к папаше новообретённого родственника эмиссара заслать не забудь, предупреди болезного, что кончилась его вольница, иначе пусть пеняет на себя. Не дай бог хоть капля криминального дерьма упадёт на твою безупречную репутацию, ты его в этой капле и утопишь.
— Обязательно зашлю, СИБ ещё вчера получила указание. Солнышко, выключи свет.
— А ты меня стесняешься? — острые ноготки прочертили дорожки от правого плеча к левому. — Или боишься, что кто-то подсмотрит?
Император ничего не ответил, предпочтя запечатать рот супруги поцелуем…
— Катенька! — отворив перед дорогими гостями дверь пошире, во всю мощь лёгких гаркнул Матвей Панкратович в глубь квартиры. — Смотри, кто к нам пожаловал!
— Дядя Матвей! — повиснув на шее бывшего городового, едва ли не громче старого казака, заверещала Вика, целуя седого дамского угодника в запунцовевшую щёку.
— Володенька! — всплеснула руками выплывшая из гостиной Екатерина Сергеевна. — Викулечка! Ох, божечки, да как же это так, Матвей, да не стойте вы на пороге!
Чувствуя себя дома и улыбнувшись во все тридцать два, Владимир скрыл женщину в медвежьих объятиях.
— Что же вы, как же так, что же вы стоите, проходите в дом, — невпопад протараторила хозяйка, оторвавшись от Владимира и смахнув выступившие на глазах слёзы счастья. Екатерина Сергеевна хотела было перекинуться с лобызаниями на Вику, по-прежнему висящую на Матвее Панкратовиче, но Владимир отступил в сторону, пропуская в квартиру ещё одну гостью.
— Матвей Панкратович, Екатерина Сергеевна, — привлёк внимание хозяев Владимир, — позвольте представить вам Анастасию…
— Да знаем мы Настюшу, — добродушным басом бахнул в пышные усы Матвей Панкратович.
— …Огнёву, мою супругу перед всеми богами, — закончил Владимир под аккомпанемент потрясённого молчания и расширяющихся глаз хозяйки, до сознания которой постепенно доходила потрясающая новость.
— Э-э-э!
Под тонкий, какой-то ультразвуковой оглушающий визг, женский вихрь смёл Анастасию и Викторию и скрылся где-то в глубине квартиры.
— Кхе, — крякнул Панкратович, — Кхе, это надолго, можешь мне поверить. Замучает Катерина твою зазнобу. Может мы того, — казак изобразил щелчок указательным пальцем по подбородку. — По писят грамулек за приезд, а?
— Или по сто? — хохотнул Владимир, подхватывая рукой рюкзак с дальневосточными деликатесами.
— По сто? — картинно нахмурился Матвей Панкратович. — По сто это же два раза по писят? Два раза по писят — это хорошо, а три ещё лучше! Давай-давай, шевели батонами пока бабы нам косточки перемывают. Ты, герой, магазинную или чи свойскую будешь?
— Свойскую, — улыбнулся Владимир, доставая из рюкзака бутылку настойки. — Панкратыч, брось ты свой первач, у меня настоечка на ягодках и травах мается. Амброзия! — причмокнул губами Владимир.
— О-о! — понимающе округлил глаза казак, выставив на стол стопки и споро пластая балык с бастурмой из оленины, переданные гостем из поистине бездонной сумы в виде рюкзака. Настоящая настойка от знахаря и травника — это куда круче амброзии. Тут понимать надо.
Закончив с немудрёной закуской, он нетерпеливо придвинул стопки к Владимиру:
— Не томи! Наливай! Да-а — живая вода!
Мужчины едва успели замахнуть по первой, как в проёме кухонной двери показалась Екатерина Сергеевна с двумя очаровательными «прицепами» позади.
— Глядите, люди добрые, вот они где. Бражничают, ироды!
— Мы? Бражничаем? — совершенно натурально возмутился Матвей Панкратович, ткнув заскорузлым пальцем в бутылку. — Во, сама глянь — знахарская амброзия, тута токмо для здоровья и поднятия обчего самочувствия.
— Верю, верю, — опасно сверкнув глазами, глубокомысленно покивала головой Екатерина Сергеевна, больше никак не став комментировать картину маслом. — Давай-ка, милый, на стол накрывать.
Надо ли говорить, что работа нашлась всем или не стоит? Владимир с удовольствием влился в уютную суету подготовки импровизированного застолья, даже Настя, которая сначала чувствовала себя скованно и несколько неуместно, вскоре расслабилась и влилась в общий «хоровод», сходу найдя общий язык с хозяевами.
— Ну-с, молодые-красивые, — опрокинув вторые «писят» за вечер, Матвей Панкратович хитро прищурился, — рассказывайте, как и где вы умудрились под венец сходить?
— Матвей! — нахмурив брови, осуждающе протянула Екатерина Сергеевна.
— Буде тебе, — беспечно отмахнулся бывший городовой, — будто тебе не интересно. Ну, скажи, что я не прав.
Обняв прильнувшую к нему Настю, Владимир поведал увлекательную, правда сильно отредактированную версию приключений сердечной зазнобушки и своего геройства на восточной границе Империи.
— Да-а, — пригладил усы Матвей Панкратович после завершения рассказа, который венчала очередная стопка за здоровье молодых, — шоб я так жил! Тут или грудь в крестах, или голова в кустах… Мда, надо твоим побратимам оказией хвоста накрутить, чтобы они тебя одного больше никуда не пускали и за девицей-красавицей приглядывали, а то совсем обленились пенсионеры военные. В Н-ск как, насовсем или проездом?
— Надеюсь, что насовсем, — ответил Владимир. — Меня в университете восстановили, буду грызть гранит науки, а между делом опять приём в центре организую. Я его обратно выкупил, — он деликатно опустил подробности передачи ему прав собственности на соседнее здание. Зачем их кому-то знать?
— Доброе дело, — произнёс Панкратович под синхронный кивок супруги. — Так это твои люди второй день пчёлами по соседним хоромам, да вокруг вьются? Жужжат и пчелятся без передышки.
— Не мои, но да, я клининг и пару бригад штукатуров с малярами дистанционно из Москвы заказал. Помыть, покрасить, дорожки посеять песком и мелким отсевом. Не в хлеву же людей принимать.
— Ого! А в Первопрестольную пошто летали? Или то секрет секретный?
Пришлось Владимиру совсем кратко, можно сказать широкими мазками поведать о третьем боевом ордене с мечами вкупе с присвоением внеочередного звания подпрапорщика в запасе и грядущем сентябрьским награждением в Кремле. Об высочайшей аудиенции он благоразумно умолчал, Настя, периодически поддакивавшая и вставлявшая своё веское слово, также предпочла обойти скользкую тему стороной.