— Полтинник[35], - сразу озвучил цену Прохор.
— Побойся бога, Прохор Иванович! — запричитала Агафья.
— Уже не Прошка, а Прохор Иванович, — ухмыльнулся в усы травник, — вы поглядите, люди добрые, как нужда вежеству учит. Завтра будет рупь. Думай, Агафья, думай.
Скрипя зубами, старостиха, которую уже начало потихоньку подпирать, под насмешливым взглядом травника выложила из потайного кармашка гривенный и два двугривенных…
— …приговор вступает в силу немедленно и обжалованию не подлежит!
Стук деревянного судейского молотка по специальной подставке облегчающей струной отозвался в душе Владимира. Свобода! По милости графа Ермолова он больше трёх недель провёл за решёткой. Удар с силой опущенного вниз молотка поставил точку в тюремном этапе его жизни, возвестив миру о справедливости и беспристрастности судебной системы Империи, оставив множество других многоточий. Чего не мог заглушить деревянный инструмент с фигурной ручкой, так это скрежета зубов Ромчика Ермолова и носатого графского юриста, сидящего по правую руку от сына патрона.
Последние недели оказались, мягко говоря, не слишком удачными для Ермоловых в целом. Тучи сгустились мгновенно, средства массовой информации будто с цепи сорвались, дружно полоская имя и грязное бельё графского семейства на страницах жёлтой прессы и губернских каналах телевидения. Информационная сеть тоже не осталась в стороне. Ролики из ресторана и университетской драки побили количество просмотров за позапрошлую неделю. Многочисленные свидетели, глядя в объективы видеокамер, припоминали реальные и мнимые грехи отца и сына, причём сын намного перещеголял предка, окончательно опорочив репутацию последнего в глазах губернской публики. Граф и наследник стали персонами нон-грата во многих престижных и статусных заведениях. К тому же дамокловым мечом над заслуженным чиновником нависла тень прокурорской проверки, вскрывшей многочисленные злоупотребления в возглавляемом Ермоловым управлении. Одна радость, недочёты оказались мелкими (по официальной версии), но волны, поднявшиеся после упавших в воду камней, смели с насиженных мест многих достойных господ с безупречным послужным списком в силовых ведомствах, что тоже не принесло графу популярности в среде, в которой он привык доселе вращаться. На посошок выяснилось, что щенок, только что освобождённый прямо в зале суда, успел подать несколько встречных судебных исков. Адам Исаакович Зайцман, отработавший на Ермолова почти четверть века, предлагал графу пойти на мировую, но старик упёрся. Как же трудно с этими принципиальными аристократами с их спесью и высокомерием. Этот старый шлемазл[36] прекрасно понимает бесперспективность судейских тяжб, но принципы… принципы, будь они неладны. Дальнейшее противостояние с мелким бен зона[37] не сулило ничего хорошего, судьи тоже люди и держат нос по ветру, прекрасно понимая откуда и куда дует. Проще было заплатить мальчишке и перевернуть страницу истории, забыв её как страшный сон, так как играть со сложившимся раскладом значило однозначно проиграть. Все козыри оказались у самодовольного щенка и суммы он может отсудить немалые. Измазавшаяся в грязи уголовная полиция, засадившая пацана за решётку, теперь рогом землю роет, чтобы обелиться. Благо там и рыть особо нечего, Роман Георгиевич — этот мастуль типеш[38], ни дна ему ни покрышки, хорошо подкузьмил себе, отцу и ему, Адаму, изгваздав на старости лет репутацию в дерьме. «Хорошее» завершение карьеры, будь Ермоловы прокляты! Но ничего, он с этих гоев возьмёт положенное, граф ему за каждый испорченный нерв заплатит.
— До встречи в суде, Рома, — презрительно выплюнул мальчишка Чаровников, проходя мимо Ермолова-младшего.
Сам «мальчишка» думать о Роме и Ермоловых забыл в тот же миг, как вышел на порог здания и счастливо зажмурился, подставив бледное лицо под яркие лучи солнца и полной грудью втянув свежий морозный воздух, благо здание суда располагалось у парковой зоны и воздух в тот момент оказался наполнен ароматами свежеспиленных деревьев после санитарной рубки вдоль аллей.
— Подвезти? Я сегодня на машине, — голос адвоката словно хрустальную вазу разбил радостный, самый сладкий миг свободы. По-прежнему ощущая тепло солнца, Владимир уставился на худосочного защитника. — Заодно поговорим без лишних ушей.
— Не откажусь, только мне…
— Не стоит благодарности, — отмахнулся Рихтер, — и ехать тебе есть куда, я помню адрес. Вчера связывался с Екатериной Сергеевной. Она не стала никому сдавать твой флигелёк и с удовольствием предоставит его тебе на прежних условиях и за сеанс массажа. Надеюсь, ты не растерял навыков? Мой синий «Вилюй» второй с левой стороны стоянки. Так, из срочного на сегодня ничего нет, а завтра тебе к десяти часам утра необходимо быть у меня в конторе, обсудим детали и наши следующие шаги. В одиннадцать обещали подъехать университетские юристы. Ректор, как ты и говорил, пошёл на попятный. Похоже ему крепко досталось от губернатора, а прокурор прочно взял его за яйца. Профсоюзные штафирки тоже ходят на задних лапках и робко интересуются, согласен ли некий молодой господин на мировую и досудебное решение вопроса. Хе-хе, там волна поднялась дай боже, чуть до мордобития, революции и студенческого бунта не дошло. Резонанс вышел знатный, вплоть до столицы и Имперской ассоциации студенческих профсоюзов. Пешки ректора получили пинками под зад и сейчас от тебя зависит, сядут они на скамью подсудимых или отделаются лёгким испугом. Я, конечно, понимаю, что это барон Корф расчищает себе поле деятельности, но мой тебе совет, не усложняй жизнь ни им, ни себе — возьми деньгами. Поверь, назад они уже не вернутся, их и близко никто не подпустит.
— Гонцы от родственников приходили? — лениво поинтересовался Владимир.
— Они самые, зондировали почву. Кое-кто там близко подвязан с губернатором, а тому сейчас не с руки пятнать репутацию борца с коррупцией, сам понимаешь, вопрос политический, своих людей он шельмовать не даст.
— Хорошо, пусть платят. Как с ней не борись, от коррупционной составляющей всё равно никуда не деться. Кумовство и местничество неистребимы, главное не зарываться, как тот же Ермолов. Этого гада я хочу додавить, если получится.
— На сколько-нибудь мы его прижмём и подоим, но на слишком многое не рассчитывай. Другое дело, Романа из университета турнут или куда-нибудь по-тихому переведут, граф постарается вывести сына из-под удара, если уже куда-нибудь не сплавил, я как-то упустил этот момент. Знаешь, ему самому как бы уже всё равно: почётная отставка или она же, но с позором и без пенсиона. Думаю, губернатор пойдёт графу навстречу, согласившись на первый вариант, всё равно все всё поймут в правильном ключе. Политический труп никому не интересен, а барон на этом заработает пару дополнительных очков.
— Да, а как же я?
— А ты пользуйся медийной популярностью и лови рыбку в мутной воде. Или не лови, если противно ковыряться в этом дерьме. Графа, как я понял, давим до последнего. С ректором определимся завтра. Приехали, кстати.
— Спасибо.
— Пожалуйста, — пожал плечами Виктор, включая передачу. — Передавай Екатерине Сергеевне поклон от меня. Не опаздывай завтра.
Моргнув красными огнями, «Вилюй» аккуратно влился в поток автотранспорта. Несколько минут постояв на тротуаре, Владимир направился к парадному входу доходного дома. Интересно, как там его квартирка?
Первым делом после того, как хозяйка выслушала последние вести о перипетиях постояльца и милостиво отпустила его восвояси, Владимир надолго завис в ванне, остервенело отмывая въевшийся в кожу тюремный запах. Отмывшись до хруста, он хотел заказать доставку еды, но одиночество успело осточертеть в камере, ему до скрежета в груди захотелось побыть в обществе, среди людей, но до выбранного кафе Чаровников дошёл не сразу…
— И что? — бесшумно прикрыв за собой дверь подсобки-кладовой, Антон Николаевич легонько ткнул локтем в бок сына.
— Всё ещё копается, — не оборачиваясь, ответил отцу Сергей, поправив белоснежный халат. — Все сборы перенюхал, дебил. Он так нам все упаковки перемнёт, может его турнуть, пап?
— Ты сколько уже за прилавком стоишь, сын? — усмехнулся Антон Николаевич Острецов, внимательно отслеживая эволюции странного покупателя, ощупывающего и обнюхивающего очередной бумажный пакетик, вроде как со зверобоем на этикетке.
— С утра, — вздохнул Сергей, шумно сглотнув.
— Я так и думал. На провизора отучился, уже больше года работаешь, а за прилавком с утра, — ядовито плеснул отец в ответ. — Весь в мать.
— Батя, если не хочешь знать, куда тебе идти, не насилуй мне мозги, мама до тебя их поимела в особо извращённой форме, так что шёл бы ты куда-нибудь или сам за прилавок вставай.
— Ну-ну, не кипятись, сын, а то пар из ушей пойдёт, — прихлопнул хмурого отпрыска по плечу Антон, — лучше смотри внимательно и мотай на ус.
— Батя, я тебе сейчас звездану, на что смотреть?
— На профи, сына, на профи. Не часто к нам врождённые травники да знахари на огонёк заходят. Я таких за всю жизнь всего двоих или троих видал, ещё прадед был жив, песок с него сыпался, но небо коптил, да и те тоже новыми барханами Сахару обеспечивали, а этот на морду щегол пестрожопый, а ухватки один-в-один со стариками. Те также травы мяли и нюхали…
— А зачем? — обернувшись, шёпотом спросил Сергей.
— Они так отклик ловят. Мы с тобой их по пакетам расфасовали и считаем, что всё в ажуре, ан нет, не в ажуре. Каждую травку, если подходить к делу не формально, собирают в чётко определённое время и в чётко определённый период. Такие вот, — Антон Николаевич кивнул в сторону посетителя, пройдясь шершавой ладонью по голове, от чего его волосы, пребывавшие в лёгкой степени лохматости, обрели признак шухера на макаронной фабрике, — интуитивно определяют целебные свойства трав. Подержат в руках сбор и вместо отхаркивающего или лечения ангины, как все нормальные люди, назначают пить его от геморроя, причём, что интересно, помогает…