Владимир незаметно вздохнул. А кто сказал, что будет легко? То-то и оно! Вроде бы за плечами есть опыт множества поколений предков, но опыт тот оказывался по большей части умозрительным, если не брать в расчёт некоторых ярких личностей вроде Ласки, Ведагора и старого травника. Как выяснилось, практика являлась критерием истины, а с нею по некоторым направлениям существовал конкретный напряг. Из снов Владимир помнил краткие эпизоды обучения арабского предка-ассасина, но на себе эти техники не применял, так как подробности оказались скрыты совсем не фрагментарными лакунами. Семьсот семьдесят семь потов сойдёт до того, как вытащишь из памяти какую-нибудь деталь, да и то полезность некоторых из них сомнительна. К примеру, Владимир ненароком вспомнил, что Коран состоит из ста четырнадцати сур и самые длинные находятся в начале Книги, а сами суры состоят из аятов. По мере чтения Книги суры становятся короче и включают в себя всё меньше стихов. Скажите, как в повседневной жизни может пригодиться информация подобного рода? Пока никак.
Как-то бездумно сидя после сеанса иглоукалывания перед телевизором в снимаемом у казаковской вдовы Авдотьи Черниковой доме, он поймал себя на мысли, что понимает слова перекрикивающихся иранцев из выпуска новостей. Почесав кончик носа, Владимир отложил на ближнюю полку решение оказией проверить знание фарси и арабского, ибо в первой части новостного блока говорили на фарси, а во второй на арабском. Зато яды он может варить едва ли не на коленке. Умение специфическое и распространяться о нём не рекомендуется, но закладку в голове держать стоит. Предки оказались доками в искусстве тихого умерщвления, как и в умении перехватить шею шёлковым шнурком или острым клинком. Некоторые из них оказались мастерами в плетении ловушек духов из волос невинных дев, да и сам Владимир мог прогнать злого духа или призвать домового. После недолгих медитаций выяснилось, что напустить хворь и недуг проще пареной репы, а колдуны Вуду в некоторых аспектах колдовства чуть ли не сопливые младенцы в сравнении с белобородыми скандинавскими и славянскими жрецами языческих богов. Тот же Ведагор иногда «баловался» призывом Морены, сводя под корень целые семьи и рода. Волхв и жрец языческих богов не сдавался без боя. Он же владел уникальным даром исцеления наложением рук
По прилёту на Дальний Восток кавалера сразу двух орденов с почётом проводили из Корпуса в лице родной заставы. Конечно, местные отцы-командиры были крайне недовольны решением столичного командования, но в данном случае взяли под козырёк и с приказом не спорили. С разрешения командиров Владимир организовал фуршет для всей заставы в столовой, продолжившийся в арендованной баньке в Есауловке для «избранных». В бане были все свои, так сказать, там же к Владимиру подкатил Трофимыч, предложивший заключить краткосрочный контракт. Пусть унтер-офицер ныне не строевой, только это абсолютно не мешает ему поработать инструктором у зелёного пополнения. Метать лопатки и стрелять хромота не мешает, да даже с костылём Огнёв любого в лесу на раз обставит, неплохо бы с молодняком да старшими товарищами опытом поделиться, тем более не за бесплатно. Когда Владимир озвучил планы набиться в ученики к Петру Ли, Трофимыч, подкрутив ус, пообещал содействие. «Старая узкоглазая образина» оказалась много должна одному казаку, который обещает скосить ей долг, по крайней мере половину.
Владимир про себя усмехался, Горелый везде успел прорости связями. В столице он пернатым гоголем очаровывал молодую гоф-фрейлину из окружения императрицы. Несмотря на значительную разницу в возрасте и в социальном положении, крепость Дарьи Усовой на третий день выбросила белый флаг и только наличие рядом великовозрастной дочери не позволило казачине «подписать с дамой капитуляцию». Впрочем, Трофимыч и Дарья, за два дня сделавшая невозможное и решившая все проблемы с усыновлением и удочерением Антона и Маши, расстались хорошими друзьями… Дружба дружбой, но прямой выход на окружение Её Величества казак заимел.
Так и крутился Владимир, словно уж на сковороде, мотаясь с заставы в Казаковку и обратно. В деревне его плотно «окучивал» учитель, на заставе он спускал пар на новобранцах и отданных ему в обучение стрелках и унтерах. В целом ничего необычного, если не обращать внимания на сгущавшееся в воздухе напряжение…, да ещё прибавила забот Катя, словно заблудшая кошка, подобранная Петром и Владимиром на пустом перроне Есауловки с размазанными по щекам слезами и крохотной дочкой Василиной на руках. Из-за Кати Владимиру пришлось несколько раз съездить в Харбин.
— Подобру, по-зравичку тебе, гой еси добрый молодец!
На солнечную завалинку у столовой, на которой Владимир разместился с нехитрым скарбом, опустились Горелый и Синя.
— И вам не хворать, дедушки, — отложив в сторону сапёрную лопатку, Владимир кивнул друзьям-сослуживцам, взглядом указав приставленным к нему в помощники молодым стрелкам-новобранцам, чтобы те занялись делом где-нибудь в сторонке. Разговоры старших командиров не для их лопоухих ушей. Благо парни оказались понятливыми, мигом свинтив до беседки-курилки.
— Ничего себе, ты видел, как он их выдрессировал, Синя? — крякнул казак.
— Угу, — осклабился Олег, — даже завидно. Тут пока некоторых особо тупых экземпляров по кумполу кулаком или хворостиной по заднице не приголубишь, он не понимают, а нашему Огоньку одного взгляда хватает, чтобы даже у самых упёртых дуболомов штаны потяжелели. Любо-дорого смотреть, как Митрохин на полусогнутых ногах бегает. Научи, а?!
— Нет ничего проще, — Владимир достал из нагрудного кармана длинную коробочку с иглами. — Я пообещал вогнать одну такую Митрохе повыше поясницы, после чего он всю жизнь на подгузники для взрослых работать будет.
— Сурово! — хохотнул Синя. — Одолжи иголочки на денёк, я зелень постращаю.
— Без проблем, — кивнул Владимир.
— Что, и ничего даже не попросишь взамен? — Синя переглянулся с Трофимычем.
— Тю-у, как ты мог так хорошо обо мне подумать? — вернул оскал Владимир. — Бесплатно у нас только кошки плодятся, а вы, друзья мои лепшие, поведайте мне, что у нас творится.
— А что творится-то? — сыграл дурачка Трофимыч.
— Трофимыч, фу, как некрасиво! — рассекая воздух, отточенная лопатка впилась в дерево столба, вертикально врытого в землю в десяти метрах от завалинки. Взгляды Сини и Горелого прикипели к мелко дрожащему черенку лопатки. — Ты мне горбатого не лепи! Я при штабах не обитаюсь, но глаза имею.
Вторая лопатка из кучки, сложенной у ног Владимира, вонзилась в столб на палец выше товарки.
— Погранотряд и нашу заставу усилили, увеличив списочный состав почти вдвое. Прибавь сюда группу операторов беспилотников с коптерами и роту бэтээров, которых у нас отродясь не было, про десяток дополнительных квадриков с крупняками я уже не говорю. Усиленные блокпосты на всех дорогах, армейские транспортники в небе, а за Есауловкой и в Харбине полевые госпитали разворачивают, да и в нашей медсанчасти персонала добавилось и новых коек понаставили
Третья лопатка повторила маршрут первых двух, глубоко войдя в сухую древесину.
— Трофимыч, ты по-прежнему станешь брехать, что ничего не происходит? — четвёртая лопатка встала в строй к предыдущей троице. Владимир открыл пенал, достав из него длинную иглу и, под взглядами пары глаз, словно фокусник, начал крутить её между пальцев — Колись, Трофимыч, или мне пообещать тебе то, что я обещал Митрохину?
— Трофимыч, — сглотнул Олег, — если ты ему не расскажешь, я сам всю подноготную выложу! Никому не говорите, только у меня что-то ноги сами собой подкашиваются, и я понимаю Митроху!
— Учись, Синя! — рассмеялся казак, которого впечатлила разыгранная сцена. — Полевой допрос во всей красе, он ещё никого потрошить не начал, а люди готовы душу облегчить и в очередь на исповедь записаться.
— Трофимыч, не тяни резину, у меня терпение не бесконечное.
— Ладно-ладно, остынь, не в бане паришься, — пошёл на попятный казак, — границу перекрывают, вот что происходит.
— Да ты что?! — картинно вздёрнул брови Владимир. — А я, глупенький, не заметил. Трофимыч, не зли меня.
— Уже боюсь-боюсь, — улыбнувшись, показал ладони казак, — там, за полосой, братцы, хрень всякая происходит. По новостям бают о вспышке в Китае нового штамма гриппа, но я, давеча, в Харбине свёл беседу с одним знакомцем из белых халатов, так тот поёт о новой заразе, шо ни разу не грипп и шо вакцины от неё нет. Так-то, братцы. Мне в Харбине другие знакомцы по секрету напели, что в южных провинциях Китая все больницы и госпиталя забиты, люди мрут, как мухи, но власти боятся вводить чрезвычайное положение чтобы не провоцировать панику. Правительственные районы и военные базы у них перекрыты наглухо, солдатики стреляют без предупреждения, а трупы сжигают.
— Охренеть, — высказал общее мнение Олег Синцов, которому тоже не были известны нюансы, о которых поведал казак.
— Ага, — сплюнул в снег Трофимыч.
— Понятно, — протянул Владимир.
— Что тебе понятно? — шмыгнул носом Олег.
— Догадайся с одного раза, куда попрут беженцы и что они принесут вместе с соплями. Госпитали не просто так разворачивают и врачей нагнали. Я так думаю, на севере вторую линию кордонов формируют. Видимо наши власти заранее готовятся и решили не надеяться на вечный русский авось. Армейские «кашалоты» последнее время хуже навозных мух разлетались. Помнится кто-то жаловался на малое количество стрельб. Готовься, Синя, скоро настреляешься.
— Сплюнь! Думаешь, дойдёт…
— Глаза разуй! — перебил Олега Владимир. Синя повернулся к Трофимычу и нарвался на жёсткий колючий взгляд, оборвавший всякое предположение о шутках и розыгрыше. Шутками здесь и сейчас не пахло. — Мне штабные с утра намекнули в канцелярии о подписании долгосрочного контракта на год, а желательно на три. Краткосрочный трёхмесячный никто продлять не станет несмотря на все ордена и заслуги перед отечеством. О чём это говорит? А говорит оно о закручивании гаек и о том, что всякие «левые» товарищи становятся лишними. Очень скоро начнутся серьёзные дела, а я тут как не пришей рукав, поэтому я дослуживаю ровно до понедельника и адью на вольные хлеба. Конечно, всю границу перекрыть пупок надорвётся, но этого не требуется, по тайге не каждый попрётся, тем более зимой, но смельчаки найдутся и не все они будут покладистыми и с палками против тигров.