сматриваю вариант с переездом из Н-ска. Да, благодаря Андрею Петровичу и Борису Никифоровичу я в этом году пролетел с поступлением, с другой стороны, я благодарен им за появившееся время на подготовку и подтягивание уровня знаний. Я ответил на ваш вопрос, Ваше благородие?
— Исчерпывающе, — ответил губернатор, прожигая яростным взглядом скукожившихся ректоров.
— Честь имею, господа, — обозначив намёк на полупоклон, Владимир поспешил покинуть компанию губернских чиновников дворянского сословия и Дворянское собрание в целом. Мавр может удалиться…
— Жду вас завтра в девять утра, — холодно бросил губернатор ректорам, взглядом показывая, что остаток вечера он обойдётся без их сопровождения.
— Допрыгался, Андрюша, — направляясь в сторону парковки, сказал ректор медуниверситета коллеге. — Завтра о нас ноги вытрут и стружку снимут. Что делать будем?
— Вов?
— Чего тебе? — бросил через плечо Владимир, аккуратно подвешивая пучок трав, стянутый пеньковой петелькой, на гвоздь, вбитый в несущую балку сарая на заднем дворе доходного дома.
Раньше сарай служил дровяником, но после подсоединения дома к централизованному отоплению необходимость в нём отпала. Так и сгнила бы сараюшка, рассыпавшись в труху, не привлеки она внимание массажиста и травника в одном лице. За символическую денюжку хозяйка с удовольствием сдала хозпостройку Владимиру в аренду. С помощью Матвея Панкратовича сарай за один день был приведён в порядок и приспособлен под сушку трав.
Аптека отца и сына Острецовых, которым Владимир за процент отчислений передал несколько рецептов, давала на хлеб с маслом, обзаведясь несколькими филиалами, которые с годами имели все шансы превратиться в настоящую сеть, но были рецепты зелий, передавать которые Огнёв не планировал ни за какие коврижки, поэтому ему самому пришлось озаботиться правильным сбором и подготовкой трав. Некоторые недалёкие индивидуумы могут считать, что сено, как его не обзывай, сено и есть, в простоте своей, не думая о нюансах: бывает, что травы, собранные ночью, дают иной эффект, чем дневной сбор, который также очень сильно зависит от способа хранения и сушки. Кладбищенская крапива не зря обладает чудодейственной силой. Выросшая на погосте, она обладает свойствами отгонять сглазы и проклятья. Сказка о братьях-лебедях, конечно, ложь, но в ней намёк. Крапивные рубашки сняли проклятье злой колдуньи…
— Знаешь, — загадочно блеснув глазами и поведя ножкой, Вика, платочком стряхнув пыль и труху с сиденья, приземлилась на один из грубых самодельных табуретов, стоявших у рабочего верстака брата.
— Не знаю, — буркнул Владимир, цепляя второй пучок на следующий гвоздь, — но, надеюсь, ты просветишь. Давай, колись, мелкая, я же вижу, как тебя распирает. Осчастливь мир уже, не тяни резину.
— Вов, ты помнишь Настю? — поставив локти на верстак и возложив подбородок на сложенные «домиком» кисти рук, лукаво поинтересовалась Вика.
— Какую Настю, о ком ты? — поморщился Владимир, в уме перебирая разных «Насть» и не находя ни одной, на какой из них можно остановиться. Ни одна из предполагаемых обладательниц звонкого имени не подходила под категорию ехидного вопроса сестры.
— Светленькую такую блондиночку с васильковыми глазами испуганной лани.
— Ах, — выдохнул Владимир, — ты про эту Настю — жертву оборзевших московских мажоров. Помнится мне она Анастасией представлялась. И с каких пор домашняя девочка, впервые выпущенная за ворота родового особняка, стала Настей?
— Ну, — стрельнула взглядом из-под чёлки Вика, — она вышла на меня по сети. Я же в олимпиаде участвовала, а список участников с портфолио был в общем доступе, вот она меня и отыскала.
— О, как! Ромашку подай, ага, спасибо! И давно вы на короткой ноге, так сказать? Хотя меня другое интересует…
— Что? — состроила невинную мордашку Вика, как та кошка, чуя, что понадкусала чужое сало.
— Как много ты успела ей про меня напеть?
— Да ладно тебе, — беспечно отмахнулась сестра, — я же помню, как между вами искры летали.
— Какие искры, окстись, блаженная, — отмахнулся Владимир, перебирая травы на верстаке.
— Да-да, а шея и уши у тебя с чего краснеют? Ой-ой, люди добрые, вы посмотрите на этого скромного монашка, ха-ха! Так что не мажься, братец, меня не обманешь!
— Ладно, я понял тебя, девочке в уши ты вдула достаточно, но я тебя знаю с твоими заходами издалека. Вываливай, чего ты успела натворить и не мажься, как ты говоришь, мелкая, из тебя невинный агнец, как из меня балерина.
— И почему ты такой противный? — надула губки Вика.
— Не противного ты бы схарчила с костями и тапочками, пережевала и выплюнула. Вон, с Екатерины Сергеевны и Панкратовича верёвки вьёшь. Скажешь не так? Ну-ну! Давай-давай, вываливай пока я добрый, а то ведь могу и разозлиться, ты меня знаешь.
— Чур меня, чур! — открестилась от мрачных перспектив Вика. — С Настей мы давно общаемся, просто переписываемся и по видеосвязи тоже.
— Ты мыслью по древу не растекайся, девочка моя. Ты мне суть давай, — Подцепив ногой второй табурет и придвинув его к себе, Владимир сел напротив сестры. — Проболталась, что твой брат великий мануальный терапевт и целитель?
— Не совсем так…
— В глаза мне смотри, мелкая! — Вика отвела взгляд в сторону. — Всё с тобой ясно. Похвастать хотелось?
— Нет, тут другое, понимаешь, — пошла в атаку Вика, — Настя как-то пожаловалась, что у её тётки никак не получается забеременеть. Что они только с мужем не делали, к каким только врачам не ходили, ЭКО, всё в пустую. Там такая безнадёга, что даже мне жутко стало.
— Ага, — кивнул Владимир, — и ты вспомнила про другую Настю. Рубцову, правильно?
— Тяжело с тобой разговаривать. Да, про неё я и вспомнила. И про Ольгу Каминскую, и про, не помню, как её, маленькая такая веселушка.
— Ковалёва Инга.
— Она самая, Инга. Я Насте про них рассказала, а та возьми и расскажи тётке. В общем…
— И когда ждать гостей? — ухватил самую суть Владимир.
— Настя с тёткой и её мужем приедут послезавтра.
— Действительно, чего тянуть, — вздохнул Владимир.
— Вов…
— А?
— Не теряйся… Настя мне нравится. Ты ей, кстати, тоже.
— Иди уже отсюда, сваха доморощенная.
— И ничего я не сваха. Я же не слепая, — Вика чуть помялась, втянула воздух и решительно вывалила. — Ты бы знал, какие про тебя слухи в школе ходили.
— Ну-ка, ну-ка! — навострил уши Владимир.
— Что, «ну-ка»?! Весь такой неприступный, от девчонок на расстоянии держишься, они же не знали, что маман любую из них с грязью смешала бы… Так что тебя начали подозревать в заднем приводе…
— Убью! — утробно прорычал Владимир. Вика испуганно вздрогнула.
— Не бойся, я Галке и Олеське шёпотом пару раз поделилась, что как-то застала тебя с девицей с Нахаловки. Ну, там… оба неглиже, всё как полагается. Прости меня, но так было надо. Ты этих сорок должен помнить, они сплетню за полдня по всей школе разнесли, а с нахаловскими ни одна из наших девчонок связываться не решится, так и сплетничали, что папик у нас бандюган и сынок его с бандюгановскими шмарами путается. Уж лучше так.
— Спасибо, блюстительница нравов, спасла от позора. Хорошо, что задницей не торгую. Тьфу! А теперь, душа моя, или ты помогаешь, или фьють отсюда.
— Лучше «фьють», — Вика сбежала из сарая быстрее таракана, убегающего от включенного света.
Проводив взглядом улепётывающую сестру, Владимир приложил ладонь к щеке, на которой когда-то был запечатлён горячий от смущения поцелуй.
— Настя, значит…
.*****
— Наташа, проходи! — суетилась княгиня Ольга Барятинская. — А это кто с тобой?
Пропустив княжну Вяземскую в холл, Ольга во все глаза уставилась на высокую женщину гренадёрских статей, причём «стати» тоже соответствовали росту и пропорциям барышни, заставляя княгиню завидовать чёрной завистью. Трудно с куцей «единичкой» соревноваться с плывущей впереди гостьи твёрдой, налитой «четвёрочкой». А ещё гренадёрша, гордо вскинув подбородок, качнула толстенной, в руку взрослого мужчины, косой, спускавшейся до самой попы, утянутой в тугие джинсы. Тёмные брови вразлёт, точёный нос и пухлые губы. Не просто кровь с молоком, а «ух», «ах» и «э-эх» в десятой степени. Водятся женщины в русских селеньях — не только коня на скаку остановят и в горящую избу войдут, они эту избу сами подпалят и конягу в неё закинут, чтобы второй раз не возвращаться.
— Вероника Наумовна Твердова, прошу любить и жаловать, — представила вторую гостью княжна Вяземская. — Моё доверенное лицо и эксперт по разной мистике.
— Но…, - начала что-то лепетать Ольга.
— Мне развернуться и уйти? — холодно осведомилась Наталья Вяземская, на лице которой не дрогнул ни один мускул, только во взгляде блеснули острые льдистые грани.
— Нет-нет, — испуганно проблеяла молодая вдова, оборачиваясь к застывшей за спиной прислуге. — Дашенька, проводите гостей, Машенька, позовите maman, скажите княжна Вяземская прибыла. Поспешите, Маша.
Закончив с ритуальными расшаркиваниями и выпив по чашечке весьма недурственного кофе, гостьи в сопровождении обоих княгинь прошли в крыло особняка, отведённое под проживание Бориса Барятинского — младшего.
— Что скажешь, Ника? — бросив на юного наследника рода Барятинских нечитаемый взгляд, обратилась к помощнице Наталья Андреевна.
Дела у Бориса оказались не очень. Если левая половина лица у него была лицом красивого молодого человека, то правая, разделяясь со здоровой половиной ровно посередине физиономии, красотой похвастать не могла. Слезящийся, с провисшим «бульдожьим» нижним веком глаз, залитый кровью из полопавшихся капилляров, гротескное, будто раздавленное ухо. Раздутая ноздря носа, из которой постоянно текли слизистые выделения, обвисшая словно у старика брыля и рот, будто у жабы, оттянутый в сторону. В общем, красота для ночных кошмаров. Присниться такое и бессонница обеспечена.
Подойдя к княжичу, Вероника, не касаясь молодого человека, несколько раз провела над ним ладонями.