рой, одинаково зависимой от императора и Думы. В свете растущей мировой напряжённости закон вновь обретал актуальность. К тому же ныне правящий император под сурдинку извлечённых из подполья бумаг сумел «подвинуть» многих политических оппонентов, чьи отпрыски уехали набираться мудрости за пределами Родины. Закон суров, но таков закон. Как выяснили «подвинутые» на собственных шкурах, незнание не освобождает от ответственности. Учиться дома ныне становилось модно и патриотично.
— Какой хороший закон! — оскалился Владимир.
За лето Огнёв пять раз побывал в Москве и четыре раза слетал в Харбин. Вика с блеском прошла конкурсные экзамены в МГУ на госуправление и поступила на бюджет. Метаясь между сестрой и риелторами, Владимир сумел лишь раз вырваться на полноценное свидание с Анастасией, умыкнув сердечную зазнобу прямо из-под носа родителей. Они успели сходить в кино на какую-то глупую слезливую мелодраму, где до распухших губ нацеловались на «местах для поцелуев». О чём был фильм Владимир так и не запомнил. Потом влюблённые полакомились изумительным мороженым в кафе «Снежинка», где их и выловили секьюрити Настиного папеньки — отследили по сигналу мобильного телефона. При желании можно было уйти и от них, но Владимир решил не обострять отношения, тем более ничем криминальным они не занимались. Видимо, в отличие от босса, глава телохранителей не счёл за труд и собрал кое-какаю информацию о кавалере подопечной девицы, поэтому серьёзнолицые мордовороты были предельно корректны и, столкнувшись с предупреждением во взгляде Огнёва, не вмешивались, пока перед молодыми людьми не опустели креманки с аппетитными шариками мороженого. В следующий раз Владимир и Настя встретились только первого сентября, так как маменька, под громы и молнии из папенькиных глаз уволокла непокорную дочь на лазурные берега средиземноморья.
Впрочем, Владимир тоже не остался в долгу, через третьих лиц скормив будущей тёще неподтверждённые слухи о чудодейственных кремах и мазях, которыми пользуется сама императрица… Как могли убедиться окружающие, Её Величество выглядела не просто великолепно, а бесподобно, незаметно помолодев на десять-пятнадцать лет. Ядовитый укол достиг цели. Вернувшись из «Европ», Настина мама на одном из приёмов по-свойски поинтересовалась у Её Величества секретом молодости, на что получила невнятный ответ, из которого ничего не было понятно, только то, что здесь каким-то образом завязана Ведьма Вяземская (она же Паучиха). Путём незамысловатых размышлений, подкреплённых женской логикой (порою несколько извращённой изаковыристой), заинтересованная сторона пришла к выводу, что здесь не обошлось без протеже Ведьмы, будь он проклят. Безродный щенок непостижимым образом сумел просочиться и здесь. Скажите, и как теперь налаживать мосты? Первой идти на поклон? Ни за что! Гордость и предубеждения во всей красе. Так и металась Настина маменька, не ведая, что стала жертвой интриги и техники непрямых воздействий со стороны княжны Вяземской и её протеже, где каждый работал независимо от другого.
Старый волхв и жрец просто обожал подобные интриги, поделившись опытом с благодарным потомком. Компанию Ведагору составил Махмуд, ассасин, оставивший свою мирскую фамилию при вступлении в орден, но даже после смертельно опасной школы у суровых и безжалостных наставников в горах Джебель-Ар-Рувак[70], после которой в живых оставался один из трёх учеников, Махмуд не забыл, что является сейидом, выводящим род от Хасана, сына дочери Пророка Фатимы. За год до гибели от рук агентов султана Баязида[71], которого через несколько лет у Анкары в пух и прах разобьёт Железный Хромец[72], Махмуд купил на рабском рынке светловолосую рабыню из далёкой северной Ас-Славии, которую совсем недавно западные купцы стали именовать Московией. Незаметно для Махмуда Евдокия Кошка, незаконнорожденная, но признанная отцом дочь боярина Фёдора Кошки по прозвищу Кобыла, прочно вошла и закрепилась в его сердце. История девушки была проста и незамысловата, Евдокия была захвачена в полон во время одного из татарских набегов. На её счастье, она угодила в лапы татарского мурзы, сразу разглядевшего дворянку и решившего крупно поживиться на пленнице, иначе её могла постичь незавидная участь большинства полонянок. Впрочем, и без этого ей выпало немало испытаний, но она не сломалась, несгибаемой сталью характера и живым непокорным огнём в глазах покорив омертвевшую душу ассасина, по следу которого давно шли убийцы султана. Махмуд и рабыню купил для того, чтобы как можно больше узнать о северных землях, в которых он решил скрыться на некоторое время, но Судьба распорядилась иначе. «Кисмет», как говорят на востоке. Планам не суждено было сбыться из-за предательства бывшего наставника, не выдержавшего пыток в султанских застенках. Махмуд успел снабдить Евдокию золотом и документами, посадив непраздную женщину на генуэзский корабль, уходящий в Крым, а сам вернулся в город, отвлекая погоню от единственного любимого человека, который носил под сердцем его ребёнка. Махмуд знал, если враги доберутся до его женщины, они доберутся и до него, поэтому сделал всё от него зависящее, чтобы они добрались только до него, заплатив при этом максимальную цену. Опытный ассасин дорого взял за свою жизнь, отправив к гуриям две дюжины султанских ищеек и умерев от отравленного арбалетного болта с мечом и кинжалом в руках. Евдокия же, имея на руках свитки и грамоты, подтверждающие статус свободной женщины и жены сирийского купца, ведущего дела в северных странах, не стала возвращаться в отчий дом, в котором её никто не ждал, осев в Литве…
Впрочем, Владимиру было совсем не истории рода, его волновали иные материи. Договорившись с деканом, он на два дня вырвался из Н-ска, торжественно сопроводив Викторию на первый день занятий и повидавшись с дамой сердца. Отцовские секьюрити, следовавшие за парочкой в отдалении, проявили благоразумие и не делали попыток догнать молодых людей на дорожках парка, дав им время побыть наедине, за что Огнёв был им благодарен от всего сердца.
Два дня пролетели незаметно, как их не растягивай. Вечерний рейс самолёта унёс Владимира обратно в Н-ск, где его ожидали два сюрприза из разряда — приятный и не очень.
Первый день занятий и третий для остальных, пришёлся на военную подготовку. Три сотни студиозусов, в честь начала занятий на военной кафедре, называемых курсантами, переодели в военную форму, запихали в автобусы и повезли на полигон.
С едва скрываемой улыбкой Владимир смотрел на парней в необмятом обмундировании, что поведением и производимым шумом больше напоминали толпу бройлерных цыплят, а не будущих офицеров. Сам он загодя купил форму в военторге и собственноручно пришил к ней полагающиеся нашивки за исключением орденских планок, тем самым выделившись из всего потока. Цеплять ордена на учебный выезд Владимир посчитал лишним. Да, среди сотен курсантов седлом на жеребце, а не на корове форма сидела дай бог на четырёх десятках молодых людей, до поступления в университет отслуживших в армии и на флоте, но только Огнёв позволил себе наличие унтер-офицерских погон на плечах, чем привлёк внимание всех набившихся в автобус парней и пяти девчат, решивших получить военно-учётную специальность.
— Так, что за шум, а драки нет? — в автобус загрузился сопровождающий — толстогубый дородный майор, этакий пухляш с животиком, округлым лицом и глубокими залысинами на голове. — А ну цыц мне, быстро расселись по местам, бараны небритые, понаберут уродов по объявлению. Будущие о-х-х-фицеры, тьфу! Я бы вашу толпу баранов пугалами на огороде постеснялся ставить…
Выпятив нижнюю губу, пухляш приготовился разразиться очередной тирадой, как взгляд его маленьких круглых глазёнок, заплывших от чрезмерного чревоугодия, остановился на каланче с погонами.
— Э-э, это чтА-а такое?! — короткий сарделькообразный палец пистолетным дулом указал на Владимира. Почуяв бесплатное представление, как по команде замолчали все курсанты, даже водитель старался лишний раз не дышать, во все глаза пялясь в салонное зеркало заднего вида.
— Встать! Унтер, мать твою! — не дождавшись ответа, взорвался майор. — Ты, твою (дальше фраза убрана по морально-этическим соображениям), на каком, я тебя спрашиваю, нацепил погоны?! Кто разрешил, твою мать, я тебя спрашиваю? Самый умный нашёлся, ****сос охреневший. Отвечай, твою мать!
— Унтер-офицер в отставке Огнёв! — не выпрыгивая пружиной, гордо выпрямился Владимир, на две головы нависнув над пыхтящим майором. — Отправлен в отставку с правом ношения формы, регалий и боевых наград.
— Ты ещё скажи с правом ношения оружия, — презрительно скривил губы сопровождающий, правда уже тоном потише, видимо мозги не совсем жиром заплыли.
— А также с правом ношения и применения боевого оружия, — будто бы не замечая фразы толстяка, закончил Владимир.
Взгляд майора забегал по присутствующим, пересчитывая свидетелей его афронта. Дураком он отнюдь не являлся, знал, за что и при каких обстоятельствах отправляют в отставку с подобными правами, тем более он, наконец, удосужился разглядеть нашивку за ранения, но часто случается так, что человеческий язык работает отдельно от мозгов. И в этот раз орган без костей опередил спешащую наружу мысль:
— И где вы заработали такие права, унтер-офицер? — высокомерное презрение в голосе толстопузого майора по-прежнему сочилось ядом, только «ты» сменилось на снисходительное «вы».
— Вы можете получить ответ, если уровень вашего доступа, господин майор, не ниже «1А», — спокойно ответил Владимир. — А теперь потрудитесь принести извинения, господин майор.
По взгляду и реакции пухляша даже самый тупой курсант в салоне автобуса сообразил, что уровень его допуска даже близко не подбирался к заветной границе, а те, кто отслужил в армии и был чуточку подкованный, сразу ухватились за намеренную оговорку «господин» вместо «товарищ». Только что унтер опустил вышестоящего офицера ниже уровня плинтуса одним словом, не повышая тона и не меняясь в лице, высказав тому всю глубину презрения. А ведь Огнёв сразу сообщил о праве ношения наград и оружия, давая майору возможность отступить и сохранить лицо, но тот полез в бутылку, гавкнув на ветерана боевых действий. Тут и до дуэли или до суда чести недалеко. Налившись дурной кровью, майор пулей выскочил из автобуса.