— И на том спасибо, — вяло проблеял Владимир. Почему ему вечно достаётся это гуано? — Впрочем, Константин Андреевич, поделитесь секретом, почему вы готовились к пандемии, а половина страны до сих пор в небе витает.
— Тебе честно? — полушутливые искорки в глазах губернатора сменились холодной серьёзностью.
— Ложь я почувствую, — ответил Владимир, взглядом указав Джу на дверь. Обиженно наморщив носик, девушка вышла из гостиной.
— Канцлер и его реформа. Так талантливо сломать работающий государственный механизм не каждому по плечу, благо до армии и силового блока он добраться не успел, хотя и там подгадил. И ведь всё красиво и обоснованно обставлено было.
Допив отвар в полной тишине, губернатор поставил опустевшую кружку на поднос.
— У меня, слава Богу, своя голова на плечах и я, о чудо, иногда ею думаю, а не только пищу вкладываю.
— Поэтому втихую саботировали налоговую и финансовые реформы и насколько это возможно оставили в губернии деньги, на которые формировали госпитали и вкладывали в другую инфраструктуру, — кивнул Владимир. — Знаете, я вас нисколько не осуждаю, Константин Андреевич. А вы не боитесь откровенничать со мною?
— Не боюсь, — Горин потёр гладко выбритый подбородок. — Я тешу себя надеждой, что неплохо разбираюсь в людях. Знаешь, тяжело держать всё в себе. Иногда хочется выговориться, а не перед кем. С тобой же я уверен, что мои слова на сторону не уйдут. Да и тайн особых я не открываю. Ничего такого, чего бы ты сам не знал или не догадывался. Недаром на тебя, Владимир, сама Ведьма глаз положила. Вот, выговорился. Спасибо, Владимир Сергеевич, за чаёк, поеду дальше делами заниматься. Работа, понимаешь, сама себя не сделает. Да, чтобы всё было честно и по справедливости, тебя и твоих учеников поставят на довольствие. С оплатой не обижу, благое дело делаете.
Проводив губернатора, Владимир вернулся в дом. Желтороссии сказочно повезло, что у её штурвала стоит Горин — личность, болеющая и всеми силами радеющая за родной край. Единицы управленцев в Империи могут настроить управленческий механизм подобно швейцарским часам. Горин мог. В Харбине шестерёнки государственного управления вращались и тикали без задержек и проволочек. Силовой блок, кроме муниципальной полиции, подчинялся центру, а остальное Константин Андреевич держал в ежовых рукавицах, щедро награждая отличившихся и жестоко карая провинившихся. Нельзя сказать, что на губернатора молились, но поддержка в народе у него была о-го-го! Жители на полном серьёзе опасались, что Горина заберут в столицу и на его место посадят какого-нибудь прохиндея.
Про канцлера Огнёв решил не думать и не забивать голову государственными проблемами — без него разберутся. Уже разобрались! Ему со своими наболевшими траблами бы распырхаться. Со дня на день повалится поток пациентов и ни до чего иного ему не будет дела — плавали, знаем! Эх, с Настей бы повидаться. Боже, как же он соскучился… Редкие видеосвидания уже измотали душу. Несмотря на переполох, царящий в столице и в высшем обществе после убийства канцлера и волны арестов, прокатившихся по рядам чиновничьей братии, отец и матушка не сводили глаз с уросящей дочери, под предлогом обеспечения безопасности любимого дитя, приставив к ней пару «дуэний», следящих за любым её шагом в университете и за его пределами, поэтому каждый сеанс видеосвязи становился чуть ли не секретной операцией фронтового масштаба. Если бы не Вика, и с этими крохами редких лобызаний через экран пришлось бы распрощаться. Одно время Огнёв хотел сдаться под напором искушения как-нибудь проклясть или сглазить предков Анастасии, так они его достали, но хорошенько подумав, отказался от перспективной затеи. Свою женщину он обязан отвоевать другим методом. Непозволительно с будущей роднёй разбираться как с Васильчиковыми.
На следующий день, как он предполагал ранее, лишние мысли покинули голову Владимира и весь мир сузился до госпиталя и медпункта заставы. Пациенты пошли резко и каждый день их поток только увеличивался. Вскоре госпиталь заработал на полную мощность.
К июню от Огнёва осталась глазастая тень со впалыми небритыми щеками. Ученики и ученицы тоже не блистали статями, но он вовремя придерживал их энтузиазм и пресекал любую самодеятельность на ниве исцеления страждущих. Самого Владимира жёстко контролировал главный врач госпиталя, заставляя кушать и отдыхать по часам, для чего приставил к нему в услужение несколько медсестёр и пару медбратьев. Прямо медицинский барин получился. Варят-парят отдельно, обстирывают, чуть ли не в бане парят, медбратья водителями трудятся и буйных пациентов успокаивают. Как ни крути, никуда от последних не деться. Слава о целителе разлетелась далеко за пределы губернии и в Казаковку, несмотря на строгие карантинные меры, пробирались всеми правдами и неправдами, и везли детей. Получался нескончаемый, выматывающий душу и нервы круговорот. Пациенты в госпитале, больные ДЦП и другими недугами дети, родители с горящими от надежды и отчаяния глазами, и всем им что-нибудь от Владимира и его учеников надо. Благодарности, проклятья — замкнутый круг!
Когда эпидемия и кошмар наяву достигли своего апогея, а Владимир вообще перестал видеть то, что творится вокруг и по сторонам кроме госпиталя и пациентов, его дом посетила гостья.
— У нас кто-то был? — унюхав аромат дорогих французских духов, разуваясь в прихожей, спросил Владимир сестру, вышедшую встречать брата, вернувшегося с работы. — Знакомый парфюм.
— Пять минут назад пришла, буквально перед тобой. Она в гостиной, — стрельнув взглядом в сторону ажурной двустворчатой двери, ответила Вика.
— Понятно. Вспомнили, значит, и года не прошло, — вбив ноги в домашние тапочки, скривился Владимир. — Викусь, Джу, не в службу, а в дружбу соорудите чего-нибудь бодрящего. Чувствую я… мда, много чего чувствую…
Не откладывая дело в долгий ящик, он направился в гостиную, в которой обнаружил гостью, с комфортом устроившуюся в мягком кресле.
— Здравствуйте, Владимир! — первой поздоровалась женщина, обозначив уважительный кивок головой.
— Здравствуйте, Ваше сиятельство!
— Зачем же так, Владимир? А как же Наставница или Наталья Андреевна?
— Слово «Наставница», Ваше сиятельство, кое-что подразумевает под собой, какую-то базу или фундамент. Ответьте мне, как давно в отношениях между нами не осталось даже фундамента?
Стальной занавес очерченной границы наглухо отделил хозяина и гостью, которой оказалось нечего сказать в ответ. Вяземская отвела взгляд. В полной тишине кивнув самому себе, Владимир прошёл к небольшому сервировочному столику:
— Чай, кофе или таёжный сбор? — спросил он, обернувшись к княжне.
— Кофе, если можно, — разомкнула уста Вяземская.
— Как скажете, Ваше сиятельство, хотя я бы рекомендовал сбор: по-настоящему бодрит, тонизирует, поднимает работоспособность и не лупит с ноги кофеином по центральной нервной системе, — спокойно произнёс Владимир, пожав плечами. — Гляжу, Ваше сиятельство, жизнь тоже неласкова обошлась с вами, не стоит усугублять последствия столкновения с действительностью с помощью кофе.
— Что ж, последую вашему совету, Владимир, — царственно кивнула княжна под звук открывающейся двери в гостиную.
В помещение лебёдушками вплыли Вика и Джу, держащие в руках подносы с чайничком, исходящим дразнящими нос терпкими травяными ароматами, в которых угадывались лесная земляника, смородина, мелисса с кучей незнакомых трав и вазочки с мёдом, печеньем и конфетами. Расставив всё на сервировочном столике, девушки также молча выплыли обратно. Княжна скупо улыбнулась:
— Вышколили вы девчонок, Владимир.
— Только доброе слово и ласка, Ваше сиятельство, — оценивающе втянув носом травяной аромат, Владимир разлил напиток по чашкам и подкатил столик к креслам. — Угощайтесь.
На несколько минут разговор утих сам собою. Княжна, отдавая дань напитку, не спешила переходить к сути, Огнёв, смакуя сбор мелкими глоточками, также не торопил события. Так или иначе, гостья в любом случае поведает о причинах, заставивших её покинуть московские пенаты и прилететь в дальневосточные палестины. К тому же он не испытывал интереса ни к одному возможному предложению, готовому прозвучать под сводами его дома. Хватит, наелся.
— Вы, Владимир, — княжна, наконец, выбрала удобный, по её мнению, момент, — наверное гадаете, какого чёрта меня к вам принесло?
— Нет, Ваше сиятельство, — чувствуя, как отпускает усталость, Огнёв блаженно вытянул ноги и долил себе напитка, — абсолютно не гадаю. Вы сами приехали, вам и карты в руки.
— Что, нисколько не интересно? — провокационно заломила бровь Вяземская.
— Нисколько, — не поддался на мелкую провокацию Владимир. — У меня вон, за тремя заборами и пятью плетнями куча корпусов. Как вы думаете, много ли интереса остаётся, чтобы смотреть по сторонам и строить какие-либо догадки? Да пропади они пропадом. Предлагаю вам, Ваше сиятельство, поработать со мной с неделю, посмотрим, как изменится ваша оценка ценностей и мировоззрение. Гляну я на вас, как вы станете догадки с гипотезами в унитаз спускать.
— Поэтому вы не пускаете Викторию в госпиталь? — проявила осведомлённость княжна.
— Поэтому, — не стал спорить Огнёв, — Вика ещё успеет очерстветь и стать циником. В роли администратора от неё гораздо больше пользы. Она сама и администрация госпиталя это прекрасно понимают. А лишний раз смотреть на умирающих от вируса людей и человеческие страдания ей ни к чему.
— А Джу и ваши ученики? — подалась вперёд Вяземская.
— А им, как бы парадоксально не звучало, это, наоборот, помогает разбить розовые очки, через которые они раньше смотрели на мир, и трезво оценивать выбранный путь. Не свернут, значит не зря я в них вкладываю знания и душу. Свернут — освободят время для других. Стал быть не их стезя. Я никого насильно не держу. Вы прекрасно сами знаете, целители в первую очередь исцеляют не тело, а душу и лечат не болезнь, а человека. Впрочем, к тем, кого следовало удавить пуповиной в утробе матери, я их стараюсь не подпускать. Успеют ещё.