О, он прекрасно понимал, сколько преград и трудностей возникнет на его пути. Ни на секунду он не обманывал себя и не надеялся, что его женитьба будет одобрена родителями. Он не сомневался: они сделают все, лишь бы помешать ему достигнуть своей цели. Общественное мнение, знакомые и родственники – все они объединятся и выступят против Марыси. И ему следует приготовиться к упорной борьбе.
Но он не боялся этой борьбы. Его возбуждала мысль, что ему придется одному встать против всех на защиту своего счастья, своего и Марыси, что он разрушит любые препятствия, выдержит все атаки и победит, потому что должен победить.
В его воображении уже рисовался некий план кампании. Он примерно представлял тот арсенал боевых приемов, которые будут использованы против него. Угроза разрыва отношений, обещание лишить наследства или даже реальное лишение всех прав наследования, злые насмешки и низкие издевательства, сцены и скандалы, судороги и обмороки, просьбы и угрозы. А начнется все, конечно же, с лишения средств к существованию. При тех связях, которые имелись у родителей, им нетрудно будет помешать ему найти какое-либо место работы.
«И это необходимо учитывать», – думал он.
Нет ничего легче, чем пойти на бой с поднятым забралом и… проиграть. Но тут ведь речь не о самой борьбе – ему нужна только победа. Ему надо выжить и остаться на поле битвы. Конечно, он мог бы потихоньку продать свои личные вещи и потом удрать с Марысей куда-нибудь на край света. Она привыкла к бедности, и он привыкнет. Он молод и где-нибудь в конце концов найдет работу. Но такой побег не принес бы ему никакого удовольствия, даже уменьшил бы обретенное счастье. Поэтому с самого начала такой путь следовало исключить.
У него было достаточно здравого рассудка, чтобы в важных делах суметь отодвинуть в сторону донкихотство, которое часто его увлекало. Поэтому и теперь Лешек решил действовать осторожно, предусмотрительно и в глубокой тайне.
А впрочем, пока он не хотел забивать себе голову стратегическими планами на будущее. Он был упоен открытием своих истинных желаний и так счастлив, что принял решение, по сравнению с которым все остальное выглядело ничтожным, мелким и не имеющим особого значения.
Появление сияющего и развеселого Лешека произвело в Людвикове сенсацию. Во-первых, его совсем не ждали, во-вторых, слишком заметна была наступившая в нем перемена. Бесследно исчезли давняя раздражительность, резкость движений, скука, равнодушие к домашним делам и заботам, связанным с имением и фабрикой.
– Что случилось, Лешек? – внимательно глядя на него, спросила госпожа Элеонора.
– Я изменился, мама. Теперь я стал другим человеком.
– Интересно, долго ли продлится этот счастливый период?
– О да, – таинственно улыбнувшись, ответил он. – У меня такое впечатление, что это последний этап моего развития. Видите ли, я много передумал и пришел к выводу, что пора уже позаботиться о стабильности своего положения, заняться работой, привести в порядок свою жизнь и так далее.
Господин Чинский даже оторвал взгляд от газеты.
– Значит ли это, что ты намерен в конце концов заняться фабрикой?
– Ты не ошибся, отец.
– В таком случае мне следует отправить благодарственное послание дяде. Это в их доме ты встретил кого-то, кто так на тебя повлиял? Кажется, там было много народа.
– О да, очень много. Просто столпотворение, – кивнув, сказал Лешек и добавил после короткого раздумья: – И в этом столпотворении я встретил… себя.
– Вот как! И какое впечатление произвела на тебя эта встреча?
– Поначалу довольно неприятное. Я услышал много критических замечаний, не лишенных справедливости. Но в конце концов я убедился, что имею дело с человеком, который знает, чего он хочет. И нас обоих это очень порадовало.
Госпожа Элеонора наклонилась и поцеловала его в лоб.
– Поздравляем вас обоих, а при случае и себя.
– Спасибо, мама. Я заслужил эти поздравления даже больше, чем ты полагаешь, – серьезно ответил Лешек.
Разговор этот состоялся вечером, за ужином, и супруги Чинские преисполнились самыми радужными надеждами. Каково же было их изумление, когда на следующий день утром слуга в ответ на вопрос, спит ли еще молодой хозяин, ответил:
– Молодой хозяин велел подать мотоцикл и уехал в сторону Радолишек.
Глава 11
Приходской ксендз Пелка был уже пожилым мужчиной. Из-за некоторых нарушений системы пищеварения он чувствовал себя крайне плохо, поэтому спал мало и рано просыпался. По этой же причине к мессе в обычные дни звонили около семи, а в семь ксендз выходил к алтарю.
Марыся должна была вставать в шесть, чтобы успеть на службу, поэтому всегда немного недосыпала. Но молитва в костеле давала ей такое утешение, что уже несколько дней она не пропускала ни одной службы. Пристроившись в уголке за амвоном, она, коленопреклоненная, горячо молилась, прося Бога отпустить ей грехи, избавить от горестей и печалей, которых на нее свалилось так много, ниспослать ей утешение, а еще дать счастье человеку, которого она полюбила.
На хорах орган играл те дивные церковные мелодии, в которых не было ни грусти, ни веселья, только чудесный всеохватывающий покой вечности, тот покой, что в звездные ночи точно льется с неба.
Этот покой пропитывал весь костел, он стыл в белых статуях апостолов и пророков, расплывался в смутных фигурах на почерневших иконах, звенел в долетавших от алтаря мраморных словах латинской молитвы и наполнял измученные души верующих, которые искали тут утешения.
Марыся выходила из костела словно очарованная этой неземной благостью, утешившись и примирившись с судьбой. Она не смела и мысленно касаться великих истин, которые открывались когда-то Господним святым в часы созерцания и погружения в Бога. Да она бы и не смогла. Но как же чутко ощущала она дыхание извечного, наполнявшее ее, маленькую бедную девушку, всеми забытую и никому не нужную, доверием и уверенностью, что где-то далеко, в неизмеримых пространствах, есть у нее великий и всемогущий опекун и сторонник, чьи добрые глаза, никем не замеченные, следят за ней и все видят.
Из костела она каждый день выходила со странным ощущением, что вот-вот все изменится и к ней придет неожиданное счастье. И предчувствие это было столь сильным, что в то утро, когда, возвращаясь из костела, девушка увидела перед магазином прохаживающегося пана Лешека, она даже не удивилась. Только не смогла скрыть своей радости.
– Вы приехали… – дрожащим голосом повторяла она, – приехали…
Несмотря на охватившее ее возбуждение, Марыся все же заметила, что он какой-то необычно серьезный и сосредоточенный. Она смутилась, когда он, здороваясь, поцеловал ей руку – прямо на улице, на виду у всех.
Едва они оказались в магазине, как он взял ее за руки и, глядя в глаза, сказал:
– Я никогда никого не любил так, как тебя. Я не могу без тебя жить. Согласна ли ты стать моей женой?
У Марыси подогнулись колени и закружилась голова.
– Что вы… что вы… такое говорите… – заикаясь, пробормотала она.
– Я прошу тебя стать моей женой, Марыся.
– Но ведь… это немыслимо! – почти выкрикнула она.
– Почему немыслимо?
– Да вы сами подумайте! – Она вырвала у него свои руки. – Вы же не всерьез это говорите!
Он нахмурился.
– Ты мне не веришь?
– Да нет же! Верю, но вы подумали… Боже! Что бы тогда случилось! Ваши родители… И эти, городские… Они бы вам всю жизнь отравили, заклевали бы… А меня возненавидели бы…
Чинский кивнул.
– Конечно. И я это все предвидел. Я знаю, что нас ждет много, даже очень много неприятностей, издевательств, оскорблений. Но поскольку я должен выбирать между ними и отказом от тебя, то я готов на все. И по очень простой причине: я тебя люблю. А если ты этого не понимаешь, то, видимо, я обманулся в твоих чувствах и ты совсем не любишь меня.
Она посмотрела на него с укоризной.
– Это я?.. Я вас не люблю?..
– Марыська!
Он схватил ее в объятия и осыпал поцелуями. Его порывистость и сила, с которой он прижимал девушку к себе, лишили Марысю сил к сопротивлению. Она не хотела и не могла ему противостоять. В этот момент она была нечеловечески счастлива. И готова была поклясться, что ни одна девушка со времен сотворения мира не испытывала такого счастья.
И если когда-либо в своих размышлениях она находила некие мельчайшие недостатки Лешека, то теперь от них не осталось и следа. Конечно же, она не верила, что их венчание состоится. Это было совершенно неправдоподобно. Но уже то, что он принял такое решение, безусловно, искреннее, говорило о его благородстве, о глубине его чувств, об исключительности его характера. Если бы ее сейчас спросили, есть ли более достойные люди, чем он, она с чистой совестью ответила бы, что нет.
Он преодолел себя, сумел переломить свою гордыню, отбросил мысли о том, что самые богатые и красивые девушки вздыхают по нему, что лучшие семьи мечтают заполучить его в качестве зятя, что мало есть равных ему с точки зрения родовитости, состояния и образованности. А ведь он так любил небрежно хвалиться фамилиями своих знатных приятелей, с таким легкомыслием и презрением говорил о людях из местечка!
И вдруг он захотел взять в жены ее, девушку, которая даже в этом городке, вызывавшем у него столько насмешек, считается приблудой, убогой сиротой, без гроша за душой. У нее нет семьи, нет ни единого друга, за исключением деревенского знахаря. Правда, по сравнению с другими радолишскими девушками на выданье она лучше образована и, возможно, иначе воспитана благодаря матери. Но разве ее воспитание, образование, поведение не резали бы глаза, не шокировали бы в его среде?..
Ее отец, которого она потеряла, когда ей было всего несколько годков, вроде бы был врачом, ее отчим, которого Марыся любила как родного отца и называла отцом, был всего лишь лесничим, скромным конторщиком в имении, а мать, хоть и происходила из знатной семьи, тут, в округе, известна была как бедная учительница музыки и иностранных языков, а позже только как простая портниха.