Адвокат защиты поднялся, даже не оторвав взгляда от своих записей. Он был человеком немногословным, строгим — ни тебе приветствия, ни «доброго утра», ни улыбки.
Адвокат защиты. Шанель, что касается показаний, которые вы только что дали, учитывая скриншоты и… и то, что вы увидели на своем телефоне на следующий день после нападения. Получается, вы не помните не только сам разговор, но и того факта, что вообще кому-то звонили, верно?
Я вздрогнула, мои красные цифры только что стерли одним движением. Защитник смотрел в свои записи, словно это было мое резюме и он готовился взять меня на работу, интересуясь, почему я считаю, что подхожу на заявленную должность.
Адвокат защиты. Вы знаете, в котором часу произошло то, что вы помните последним? Когда вы стояли на веранде с сестрой в общежитии «Каппа Альфа»?
Я назвала время.
Адвокат защиты. Но вы не можете знать наверняка, сколько было времени. Это ваши предположения, верно?
Я чувствовала, что знала куда меньше, чем думала.
Адвокат защиты. Итак, согласно вашим показаниям, в самом начале, в пятницу, вы сообщили нам ваш рост и вес. Это были цифры, соответствующие вашему росту и весу семнадцатого января 2015 года?
Мой мозг отключился. Я понятия не имела, сколько весила семнадцатого января.
Адвокат защиты. В своих показаниях вы заявили, что собирались в общежитие «Каппа Альфа». Вы говорили, что собирались туда со своей сестрой, но чувствовали себя скорее ее матерью. Что вы под этим… Что вы имели в виду, говоря это?
Зря я это сказала, да? Он выглядел раздраженным, будто за мной стояла очередь из сотни человек и все хотели с ним поговорить. Он уточнил, высадили ли меня на парковке Tresidder Memorial Union[47]. Я и названия-то такого не слышала. Для меня это место было просто асфальтированной площадкой.
— На парковке возле книжного магазина, — ответила я.
— На той, что позади книжного или перед ним?
Ни один из ответов не подходил. Это была парковка, примыкающая к книжному, в центре кампуса. Как объяснить? Он спросил, какое здание было ближайшим к тому месту, где я вышла. Но я не знала ни одного названия ближайших заведений в Стэнфорде.
Адвокат защиты. Вы также говорили, хотя и вскользь, что после того, как пришли в «Каппа Альфа», делали вид, что приветствуете гостей, чем смущали свою сестру. Это было ваше решение, верно? То есть вы это делали целенаправленно?
Шанель. Целенаправленно ли я приветствовала гостей или дурачилась?
Адвокат защиты. Дурачились.
Шанель. Да.
Это что, плохо? Дурачиться плохо?
Адвокат защиты. Ясно. И то же самое вы делали, когда выпили водку из красного стаканчика? Вы выпили все сразу, залпом, верно?
Шанель. Да.
Адвокат защиты. Понятно. Это было ваше решение, верно?
Я опустила глаза, понимая, что то было плохое решение.
Адвокат защиты. В колледже вы часто ходили на вечеринки, так?
Он прочел это из своих записей как обвинение, а не как вопрос.
Шанель. В умеренном количестве. Я не назвала бы себя тусовщицей.
Адвокат защиты. Но полиции во время допроса вы заявили, что часто ходили на вечеринки. Это правда?
Какой полиции? Детективу Киму? Разве я такое говорила?
Шанель. Видимо, я…
Адвокат защиты. Понятно.
Шанель. Я общительный человек.
Адвокат защиты. И все, что из этого следует…
Он на меня давил. Вмешалась представитель окружного прокурора.
Представитель окружного прокурора. Ваша честь, я попросила бы не перебивать свидетеля.
Судья. Поддерживаю.
Представитель окружного прокурора. …и позволить ей дать полный ответ.
Судья. Давайте… Давайте по порядку. Следующий вопрос.
Адвокат защиты. Итак. У вас раньше случались провалы в памяти, так ведь?
Интересно, к чему он клонил.
Адвокат защиты. И раньше они случались как раз к концу вечера, верно?
Шанель. Случалось, что я не помнила каких-то фрагментов вечера…
Адвокат защиты. И…
Шанель. Вовсе не обязательно в конце.
Это был забег на скорость. Камни, на которые я наступала, сразу же исчезали под моими ногами. Я не могла продолжать в таком темпе. Но сдаваться тоже не собиралась.
Адвокат защиты. Когда вы давали показания в полиции, то сказали детективу… или офицеру Девлот, что провалы обычно были связаны с окончанием вечера. Это верно?
Фамилия Девлот ничего мне не говорила. Может быть, это та помощница шерифа с длинными волосами? Брови адвоката приподнялись, он протяжно раздраженно вздохнул, так как я слишком долго думала.
Шанель. Да. Верно. Но потом я вспоминала другие моменты…
Адвокат защиты. Понятно. Во время того же самого промежутка времени вы помните, что слышали, как звонил ваш телефон, что кто-то хотел связаться с вами?
Шанель. Думаю, я отключила громкость, потому что мне не нравится кликающий звук во время фотографирования, а я ведь фотографировала.
Адвокат защиты. Вы помните, как ставили телефон на беззвучный режим тем вечером?
Шанель. Я часто делаю это. Это ведь очень просто — смахиваешь, и все.
Адвокат защиты. Я понимаю, но это не ответ на мой вопрос.
Он отложил свой блокнот, упер руки в боки и недоверчиво склонил голову, всем своим видом выражая растерянность. Я что-то сделала не так. Я чувствовала тревогу, все тело напряглось, будто я увидела извивающуюся змею. Адвокат был очевидно расстроен. А мы ведь всё еще разбирались с телефоном.
Адвокат защиты. Вопрос состоит в следующем: вы помните, как тем вечером делали это, как ставили телефон на беззвучный режим?
Шанель. Говорю же, я часто это делаю, особенно когда фотографирую.
Он развел руками, покачал головой и стал спешно переворачивать страницы.
Адвокат защиты. Хорошо. Вы помните, что заявили во время первого разбирательства по этому делу в октябре? Вам задавали этот вопрос. Секретарь, страница пятьдесят, строка с десятой по двадцать первую. Вас спросили: «Тем вечером, пока вы были на вечеринке с мобильным телефоном, если он зазвонил бы, вы услышали бы его? Звуковой сигнал был включен?» Ответ: «Думаю, звук был включен. Иногда я выключаю его, потому что не люблю щелчки при фотографировании. Тогда я ставлю на беззвучный режим. Но, думаю, тогда он был в режиме авто. Да, наверное, звук был включен». Именно это вы тогда сказали, верно?
Повержена.
Своими собственными словами. Я чувствовала себя униженной. Я недостаточно хорошо все выучила. Я не смогла предугадать, как именно он сделает меня моим же врагом.
Он отступил на шаг и произнес: «Я не обвиняю вас, лишь повторяю то, что вы заявляли ранее». И вот я уже смотрела себе в глаза, не понимая, как могла спорить с собой же.
Представитель окружного прокурора встала со своего места, чтобы перехватить инициативу.
Представитель окружного прокурора. Шанель, вам только что задали вопрос из первого слушания, касающийся вашего мобильного телефона. Вы помните?
Шанель. Да.
Представитель окружного прокурора. Предложение не было закончено. Вы также сказали: «…но, возможно, я и поставила его на беззвучный режим». Верно?
Шанель. Да.
Она поймала его. Он намеренно не дочитал до конца, обрезав мой ответ. Она начала выводить меня из угла, в который меня загнал защитник. Она спросила, отличались ли все предыдущие провалы в памяти от того, что произошел семнадцатого января. Я ответила, что во всех предыдущих случаях «никогда не оказывалась лежащей на улице в полуголом виде». Мне хотелось расцеловать ее. Она дала мне возможность все прояснить.
Представитель окружного прокурора. Когда возвращались домой, как бы вы описали ваше состояние опьянения?
Адвокат защиты. Протестую. Не относится к делу.
Судья. Принято.
Представитель окружного прокурора. Изменилась ли ваша реакция на алкоголь со времен колледжа… С того времени, когда вы учились в колледже?
Шанель. Да.
Адвокат защиты. Протестую. Не относится к делу.
Судья. Отклонено.
Представитель окружного прокурора. Как она изменилась?
Она давала мне шанс объяснить, что во время нападения алкоголь действовал на меня совершенно иначе, нежели в колледже, но адвокат защиты продолжал отклонять ее вопросы. Я пыталась рассказать одну и ту же историю сквозь разные призмы: отвечая на вопросы представителя окружного прокурора и вопросы адвоката защиты. Именно их вопросы создавали канву, выстраивали рамки, в которые потом вписывались мои ответы.
Вопросы представителя окружного прокурора выжигали меня изнутри, заставляя посмотреть в лицо своим болезненным воспоминаниям, открыть их для присяжных. Вопросы защиты тушили пожар. Защитник не хотел обнажать эмоциональную составляющую. Напротив, он стремился все сгладить, стереть мои переживания, втиснуть меня в стереотипы вечеринок и провалов в памяти, задавал чисто технические вопросы, связывая мне шнурки на ботинках, а потом заставляя бежать.
Я еще кое-что заметила. Частота употребления слова верно. Его вопросы не были открытыми, они уже содержали в себе ответ: «Верно? Верно я говорю? Так?» Человеку со стороны показалось бы, что он лишь уточняет факты. Но как же многое из всего сказанного было не верно. Меня смущало, что я вынуждена постоянно спорить с ним перед присяжными. Конечно, они скорее поверят мужчине в костюме, у которого все разложено по полочкам, чем женщине с провалами в памяти. Кто я была такая, чтобы повторять то и дело: «Подождите, на са