Ты лишил меня моего достоинства, разрушил неприкосновенность моей частной жизни, отнял чувство безопасности; ты украл у меня возможность иметь интимную жизнь, мою уверенность в себе; ты забрал мою энергию, мое время, даже мой голос. Все так и было — до сегодняшнего дня.
Яблочное Зернышко сообщила, что попросила Анонимную службу поддержки взглянуть на мою цитату. Следующее ее предложение опять начиналось с фразы: «Мы, безусловно, ценим…» — и они, конечно, опять были очень обеспокоены.
Она объяснила, что предложенная мною надпись может расстроить, вызвать негативные мысли, вместо того чтобы поддержать. Мне сказали, что нужно выбрать либо из предложенных ими, либо найти что-то воодушевляющее и жизнеутверждающее.
Как человек, переживший нападение, я действительно должна показать реальный путь к исцелению. И я чувствую свою ответственность. Однако в мою задачу не входит создавать новый облик тому месту, в котором Брок устроил такой бардак. Не моя обязанность облекать содеянное им в обертку целебных слов и преподносить обществу, чтобы оно смогло переварить это. Не для того я пришла в этот мир, чтобы становиться их вечным огнем, их маяком, распустившимися в их сквере цветами. Я написала своему адвокату: «При любой первой возможности, пожалуйста, дайте ей [Яблочному Зернышку] знать, что я решила не предоставлять им никакой цитаты».
Оставаясь жертвой, я все еще борюсь со своими демонами, но все-таки пытаюсь понять, как мне жить, как рассказывать свою историю миру и насколько могу быть в этом откровенной. Множество раз мне приходилось молчать о своем деле, потому что я не хотела расстраивать людей или портить кому-то настроение. Потому что не хотела нарушать ваше равновесие. Ведь мне объяснили, что слова, которые я собиралась произнести, слишком мрачные, слишком тревожащие, слишком адресные, слишком вызывающие… Давайте немного сбавим тон. Воистину общество ждет от вас счастливого финала, оно просит вас вернуться к нему, когда вы почувствуете себя лучше, когда у вас найдутся слова, от которых у всех на душе станет хорошо, когда у вас появится что-то жизнеутверждающее, позитивное.
Но я никогда не просила обо всем этом уродстве. Мне навязали эту историю, и долгое время я боялась, что и меня саму она делает уродливой. Да, все обернулось для меня печальной и непривлекательной историей, которую никто не хотел слушать.
Когда я выплеснула все это уродство и всю свою боль в заявлении о воздействии на жертву, произошло нечто невероятное. Мир не заткнул уши — напротив, он открылся мне. Я пишу не для того, чтобы задеть жертв за живое. Я пишу, чтобы успокоить их. По своему опыту знаю, что жертвам гораздо ближе боль, поэтому они хотят, чтобы с ними говорили о простых, понятных вещах. Когда я пишу о своей слабости, о том, с каким трудом мне удается держаться, как я надеюсь, им становится легче, потому что все это похоже на то, через что приходится проходить им. Если я написала бы, что полностью исцелилась, освободилась от прошлого, боюсь, другие пострадавшие почувствовали бы себя не очень уверенно. Будто они не сделали все возможное, чтобы пересечь эту несуществующую финишную черту. Я пишу, чтобы быть рядом с ними в их тяжелые времена. Я пишу, потому что лучшие слова, которые услышала сама, — «Это нормально, когда с тобой не все в порядке». Нормально разваливаться на части, потому что именно это случается, когда ты разбит. Я хочу, чтобы жертвы знали: они не одни, мы будем вместе всегда.
Яблочное Зернышко не уловила тайного послания, скрытого в моей последней фразе: «Все так и было — до сегодняшнего дня». Я не могу обещать, что путь будет легким, — вообще-то он таким точно не будет. Я не могу обещать вам славные дни чудесного освобождения. Как раз я утверждаю обратное: это будут самые тяжелые дни вашей жизни. Боль не прекращается, ее не высказать, но когда вы доходите до точки невозврата, когда думаете, что все пропало, кое-что меняется — легкий поворот, маленькая вспышка надежды. Она почти неощутима и возникает, когда меньше всего ее ожидаешь. Но именно так устроен наш мир, в этом я абсолютно уверена. Каким бы долгим и трудным ни был ваш путь, поверьте, этот поворот будет. Однажды все изменится.
Жертвы живут в обществе, которому нужно, чтобы наши истории вдохновляли. Но порой лучшее, что мы можем, это просто сказать: «Мы здесь». И этого должно быть достаточно. Отрицание тьмы еще никого не приблизило к свету. Именно поэтому, когда вы слышите историю об изнасиловании со всеми ее неприглядными деталями, боритесь со своим желанием отвернуться, лучше приглядитесь: ведь за запекшейся кровью и полицейскими отчетами скрывается прекрасный человек, пытающийся найти способ вернуться к нормальной жизни.
К тому моменту Мишель и Яблочное Зернышко уже не разговаривали друг с другом — слишком много накопилось обманутых надежд и невыполненных обещаний. Мишель была зла, а Яблочное Зернышко не пыталась это исправить. Спустя более года после первой встречи ничего не было сделано, никакого разбирательства не проведено. В Стэнфорде узнали об отвергнутых фразах, и анонимный студенческий информационный бюллетень The Fountain Hopper опубликовал статью с хлестким заголовком «Стэнфорд окончательно послал жертву Брока Тёрнера».
Говоря словами Яблочного Зернышка, я вернулась туда, с чего начала. Через год после того, как Брока выпустили на свободу, я получила деньги, от которых меня тошнило, посетила несколько занятий по арт-терапии, в мою честь посадили деревья — но никакой таблички или фонтана. Еще установили освещение — вот за это спасибо. Мусорные контейнеры переместили к главному входу и огородили стеной из кедра. Долгое время меня грызло чувство, что я не сделала всего, что могла. Но я училась на своем опыте.
Боюсь, что Стэнфорд может расценить мои слова как нападки, как желание очернить его образ и выпустить официальное заявление с просьбой прекратить называть их сотрудников ядовитыми семечками. Но я надеюсь, что перед тем, как Стэнфорд перейдет к защите своей репутации, они услышат меня. Как бы странно это ни звучало, мое послание в какой-то мере наполнено любовью. Оно часть моих бесконечных попыток улучшить и исправить мир, в котором я выросла. Я пишу в надежде на то, что учебные заведения поймут, как много от них зависит, ведь в их силах как помочь, так и навредить жертвам. Если люди, пережившие насилие, когда-нибудь заговорят с вами, обратятся к вам — выслушайте их. Но даже если они будут молчать, все равно предлагайте им свою помощь. Не пишите вежливых отписок, будто вами сделано все от вас зависящее, хотя на самом деле это не входило в ваши обязанности. Просто помогайте. Если я действительно, как они думают, обвиняю Стэнфорд в том, что он не поддерживает пострадавших на его территории людей, то пусть университет докажет, что я неправа, и продемонстрирует свою работу.
Когда будете сидеть в том сквере, прошу вас, закройте глаза, и я проведу вас в другой — секретный — сад. В шести метрах от того места, где вы сидите, Брок упал на колени, когда шведы повалили его на землю и кричали ему: «Что ты творишь? Думаешь, это нормально?» Поместите на табличку их слова. Отметьте это место — в своем мире я уже воздвигла там памятник. Если что-то и нужно увековечить, то не место, где на меня напали, а место, где он упал, где я была спасена, где двое парней остановили его, заявив: нет, не здесь, не сейчас, никогда.
Задержав его, они освободили меня. Без них у меня вообще не было бы шанса рассказать свою историю, не было бы ни слушаний, ни суда, ни этой книги. Именно благодаря им я сейчас жива. Они подарили мне возможность учиться, бороться и снова стать собой. Да, процесс был долгим, изматывающим, но без этого шанса ничего бы не вышло.
Мне часто страшно говорить о происшедшем. Мне совсем не приносят облегчения разговоры с юристами и представителями государственных структур, хотя все они профессионалы и знают намного больше моего. Но во время страха мне довольно просто вспомнить спасших меня парней. Я постоянно думаю о том, как мне отдать свой долг. Мне хотелось бы так же громко, как они, выкрикнуть, насколько все, что делают с нами, ненормально. Хотелось бы помочь всем. Хотелось бы повалить ваших демонов на землю, чтобы вы наконец почувствовали себя свободными, чтобы получили возможность вернуть себе свою жизнь и идти в будущее, развиваться и обретать свой голос. Я хочу стоять крепостной стеной, чтобы вы могли двигаться дальше.
Глава 14
Я пишу — и таким образом передаю свое восприятие мира. Когда у меня появилась возможность написать книгу, все происходило так, словно кто-то незримый — кем бы он ни был — сказал: «Вот она — твоя мечта». А я в ответ: «Вообще-то я рассчитывала на тему полегче». А он, тот незримый: «Смешно, ты что же, думала, у тебя будет выбор?» Вот так мне досталась эта тема. Наверное, я писала бы о другом, если со мной не произошло бы того, что произошло. Погружаясь в свое дело, я каждый раз напоминаю себе, что у меня всего лишь роль наблюдателя. Я просто человек, отобранный случайно судьбой и таким образом получивший доступ к судебной системе. Мне пришлось пройти через изнасилование, стыд, одиночество, жестокую несправедливость. Моей работой стало наблюдать, воспринимать, документировать и описывать. Моей задачей стало рассказать, чему меня учит мой опыт, рассказать обо всем увиденном — о том, что другие не могут увидеть. Я сама не знаю, куда выведет меня моя боль. Часто я слышу, как люди говорят: «Не могу даже представить…» Мне надо постараться заставить работать их воображение. Я пишу о том, как обращаются с жертвой насилия в наши дни, замеряю температуру общества. Это своеобразный показатель нынешнего времени, но я очень надеюсь, что пройдет двадцать лет — и изматывающие обстоятельства, которые выпадают на долю жертвы, будут восприниматься нами как что-то чужеродное.
На протяжении всего процесса судья возвышается над залом словно черный пик. При его появлении все встают. Места основных персонажей судебного действа развернуты полукругом в его сторону. К нему обращаются не иначе как