— Ничего себе, — отреагировала Маша. — И гончарный круг имеется?
— И гончарный круг имеется, — улыбнулась Фея.
— А покупатели? — подала голос Лана.
— Пока не жалуюсь.
— Я бы посмотрела на твои изделия, — Маша явно была впечатлена.
Тогда Фея включила телефон, зашла в галерею и показала фото некоторых своих творений: блюдо в виде огромного цветка, набор разноцветных салатников с геометрическим орнаментом, ярко-голубые чашки с блюдцами под капучино, коллекцию брошей в виде листьев, желудей и ягод.
Все захотели посмотреть на изделия Феи и остались впечатлены. Маша и Ксюша тут же стали задавать вопросы о том, где можно приобрести такую красоту. Лана, конечно, тоже впечатлилась, но усиленно изображала равнодушие. Мол, «в наших кругах такое не носят». Однако на нее никто не обращал внимания. Зато возникла идея выпить чаю.
В баре продавалась упаковка овсяных печений, которой должно было хватить на всех.
— Попробуем, чем их печенья отличаются от наших, — сказала Маша.
Оказалось, что принципиально — ничем. Если только они более рассыпчатые.
Время проходило легко и непринужденно. Маша и Фея обменялись контактами, Миша расспрашивал Василия о местных ценах на недвижимость и выглядел при этом очень заинтересованным. Стас не спускал глаз с Феи. Лана демонстрировала за чаепитием хорошие манеры, обсуждая с Ксюшей ужасный местный климат. Соединенное Королевство — это чай и разговоры о погоде. Тони в основном молчал, он просто наблюдал за происходящим.
После чаепития вернулись к игре, и на этот раз проиграл Василий. Победительница Маша попросила его рассказать шотландский анекдот. Василий некоторое время думал, наверное, выбирал, какой рассказать, а потом заявил, что шотландцы — довольно прижимистая нация. Это, можно сказать, одна из их национальных черт характера и повод для самоиронии, после чего приступил к анекдоту.
— Один из самых знаменитых шотландцев давал интервью, в котором его спросили, как удалось заработать такое огромное состояние. «Это долгая история, — ответил шотландец, — и так как нам не нужен будет свет, пока я буду рассказывать, позвольте задуть свечу». На что журналист ответил: «Я не думаю, что вам еще что-то надо мне рассказывать».
Все дружно рассмеялись.
А потом получилось так, что выиграла Фея. Совершенно случайно — просто выпали удачные карты.
И Тони вдруг стал неудачно ходить. Уже закончили Лёня, Маша, Стас, Миша и Василий. Остались только Ксюша, Лана и он. Фея не сомневалась, что проигрывает он специально. Зачем? Хочет узнать, что она от него потребует за проигрыш? А потом она подумала, что если он проиграет, то это будет единственный раз за все время пребывания на острове, когда она что-то скажет ему напрямую. Из всех присутствующих она не разговаривала только с ним.
Лана с довольным видом вышла из игры.
Фея в исходе не сомневалась. И что? Что попросить?
Прокричать петухом? Сплясать «Яблочко»? Продекламировать детский стишок? Спросить, как дела? Как тебе живется с этой красоткой? Какого черта ты поехал на этот остров, когда я в который раз решила начать новую жизнь? А ты сразу лишил меня этого шанса… Что? Что сказать?
— Сними часы, — глухо произнесла Фея, когда партия закончилась и все ждали задание от победителя.
В зале установилась тишина. Часы у Тони были дорогие, и никто не понимал, чего хочет Фея. Забрать их? Но это… неправильно. Это как попросить золотое украшение себе в подарок.
— Ты с ума сошла, — возмутилась Лана.
Фея на нее даже не взглянула. Она смотрела на Тони, и этот взгляд ей давался непросто.
Ну же, давай.
И он, также не спуская с нее взгляда, стал неторопливо расстегивать ремешок. На несколько мгновений показалось, что в зале они остались одни. Время замедлилось, стало тягучим и вязким, но вот ремешок расстегнулся, и часы легли на стол.
Никто не понимал, что происходит, он один знал, чего она хочет, поэтому, протягивая Фее часы, перевернул руку ладонью верх, чтобы она смогла удовлетворить свое любопытство.
— Это все? — поинтересовался он.
Как можно оставаться таким спокойным? Ему бы не в «Уно», ему бы в покер играть и срывать большие деньги.
— Да.
Фея взяла в руки часы, кожаный ремешок еще хранил тепло тела. Красивая вещь, крупный циферблат, секундная стрелка, окошко с датой, узнаваемый логотип известной швейцарской фирмы. Все очень просто и дорого. Сам купил или родители подарили? И то и другое могло оказаться правильным ответом.
— Зачем тебе часы? — голос Ланы вернул в действительность.
Фея вздрогнула.
— Что ты хочешь услышать? — спросила она, продолжая рассматривать часы.
— Правду.
— Правду? — Она подняла глаза на Лану и усмехнулась, чувствуя горечь. — Боюсь, правда тебе не понравится. Правда, знаешь, такая вещь… она не всегда нужна.
С этими словами Фея посмотрела на Мишу и Ксюшу. Нужна ли правда Мише? Если ему откроют глаза на его девушку, скажет ли он спасибо? Или ему удобнее пребывать в счастливом неведении?
А Стас? Историк-любитель Стас, который был в Эдинбурге, но первый замок, который увидел в Шотландии, был здешний замок Дугласов. А как же Холируд, как же знаменитый Эдинбургский замок в самом сердце города? Разве не туда в первую очередь направится любитель истории? Зачем он им всем солгал в первый вечер?
Правда.
— Правда — это такая вещь, которую лучше выдавать дозированно, — сказала Фея и положила часы на стол. — Что-то у меня разболелась голова. Я, пожалуй, пойду к себе.
С этими словами она поднялась из-за стола и направилась к лестнице.
— А как же часы? — раздалось ей вслед. Это была Ксюша, которая явно вообще ничего не понимала.
Фея обернулась через плечо.
— Я не сказала, что заберу их. Я попросила их снять.
После ухода Феи атмосфера за столом изменилась.
— Очень странная девушка, — сказала Лана, собирая карты. — У нее явно не все дома.
— Если ты не понимаешь человека, это не значит, что он странный, это значит, что ты его не понимаешь, — заметил Тони, надевая часы.
— А ты понимаешь? — повернулась к нему Лана, и в голосе ее прозвучала злость, которую не удалось скрыть.
Тони ничего не ответил.
— Мне кажется, — вступила в разговор Ксюша, — художники все немного не от мира сего. У них собственное видение жизни.
— Ну не знаю, — протянул Миша, — для создания горшков это, может, и полезно, но жить с таким человеком — жесть.
Ксюша засмеялась серебряным колокольчиком, кокетливо посмотрев на Мишу.
— Зато она остается честна и не устраивает игры за чьей-то спиной, — спокойно парировал Тони.
И все, кроме Миши, поняли смысл сказанных слов. Ксюша покраснела и закусила губу.
— Думаю, мы закончили, — сказала Маша, забирая колоду у Ланы. — Кажется, скоро уже ужин. Я, конечно, надеялась, что нас угостят хаггисом[15], но в сегодняшних условиях картошка фри тоже неплохо.
— Хаггис — блюдо не для всех, — вступил в разговор Василий, — и, честно говоря, для туристов его предлагают в сильно измененном виде.
— Вы хотите сказать, съедобном, — уточнила Маша.
— Именно, — улыбнулся он.
Все же у Маши был опыт управления аудиторией, как ловко она перенаправила тему разговора, разрядив обстановку. Присутствующие стали обсуждать особенности местной кухни и делиться тем, кто что попробовал.
— Мне очень понравилась местная форель, — заявил Стас.
— Да, неплохая, — согласился Лёня.
Тони поднялся из-за стола.
— Ты куда? — удивилась Лана.
— Хочу посмотреть, может, в номере ловит интернет. Надо проверить почту.
— Ты всегда работаешь? — задал вопрос Миша. — Вообще без выходных?
— Специфика моей профессии, — кратко ответил Тони.
Лана собралась было с ним, но тут Ксюша спросила о том, где в Москве можно хорошо посидеть, и Лана осталась. Она обожала рассказывать о красивой столичной жизни.
В номере было душно. Или это ей казалось, что душно. А за окном — непогода. Дождь шел стеной. А что, если к завтрашнему утру он не закончится? Что, если они останутся здесь еще на день? Фея не знала: хочет этого или нет. Ей хотелось одновременно бежать отсюда и остаться.
Невыносимая мука — видеть любимого человека рядом с другой. Такая мука, что хочется кричать в голос.
Фея открыла окно. Сильный порывистый ветер залетел в комнату, раздувая занавески. Она стояла у окна и жадно дышала, не замечая, как по лицу текут слезы. Прошлое вернулось. Как оказалось, в ее жизни нет ничего, кроме прошлого.
В дверь постучали. Кто там? Маша? Горничная?
Торопливо вытерев со щек влагу и чуть прикрыв окно, Фея отправилась отворять дверь.
На пороге стоял Антон. Или, как его теперь зовут, Тони.
— Зачем ты пришел?
— Можно?
Она отступила на шаг, пропуская его внутрь. Дверь захлопнулась.
Они так и стояли у двери молча — смотрели друг на друга. Он пристально, а она… она все же не выдержала и отвела глаза. Снова потянуло на слезы.
— Не боишься? — спросила тихо.
— Чего?
— Что твоя Лана будет тебя искать.
Он не ответил. Лишь протянул руку и коснулся пальцами ее щеки, ощущая стертую влагу недавних слез. Она хотела отстраниться и даже немного дернула головой, но почти сразу же оказалась в его руках и уткнулась лицом в плечо.
Как давно это было, и как сильно она тосковала по этим объятиям. Сама не понимая, что делает, обняла в ответ за пояс.
— Сонька, — прошептал он ей в макушку.
— Что?
— Как ты здесь оказалась?
— Хотела убраться как можно подальше от тебя. Но ты и здесь меня настиг.
— Я такой.
В глазах защипало.
— Ненавижу тебя, — тихо сказала она.
— Я знаю.
— Себя я тоже ненавижу.
Себя она ненавидела за слабость, а он гладил ее спину и шептал, касаясь губами волос:
— Соня-София-Фия-Фея.
И казалось, что все снова стало именно так, как и должно быть, а последние четыре года — плохой сон. Очень плохой.