— Ты где статью-то надыбал?
— Обижаешь! Я ее сам сочинил! Подписался вымышленным именем, всяких регалий себе навешал, типа профессора и эксперта. Короче, не благодари. Просто возвращайся.
— Да я и сам уже подумываю о том, что пора домой. С меня бутылка хорошего виски.
— И что-нибудь связанное с Вальтером Скоттом.
— Да ладно? Не знал, что ты фанат Скотта.
— Это не для меня. Это для мамы. Я ей сказал, что ты улетел в отпуск в Шотландию, так она мне второй день рассказывает, кто такой Роб Рой.
Антон не удержался от улыбки. Никита рос без отца, и мама поднимала его одна. Она работала на трех работах, чтобы дать сыну образование и хотя бы раз в два года вывозить его на море. Сейчас Никита, прилично зарабатывая, полностью обеспечивал маму и баловал ее, постоянно покупая путевки в санатории и на концерты. Он очень трепетно к ней относился.
— Договорились, я что-нибудь придумаю с Вальтером Скоттом.
Антон закончил телефонный разговор и посмотрел на часы. Соня скоро должна приземлиться.
Как только она ему напишет, надо будет связаться с отцом — предупредить о Соне.
Антон принял полулежачее положение и закрыл глаза. Отец… их отношения, начиная с определенного возраста, не были простыми. В юности Антону казалось, что папа его не понимал, а сейчас ему казалось, что, возможно, понимал, но не знал, как правильно поступить.
Слишком рано, еще в школе, Антон начал осознавать, что его воспринимают исключительно как сына Павла Сергеевича Свешникова. Он хорошо учился, он неплохо бегал, он завоевывал места на городских олимпиадах по математике и местных соревнованиях по бегу, окончил школу с золотой медалью, но при этом для окружающих, кроме Сони и нескольких друзей, так и оставался прежде всего сыном Свешникова. Даже для учителей и директрисы. В первую очередь — сыном Свешникова и только во вторую — Антоном.
Это убивало. В юности Антон выпрыгивал из штанов, пытаясь доказать всем и каждому, что он не придаток к отцу, что он сам по себе — отдельный человек.
Многие дети их круга с удовольствием щеголяли своими родителями, легко жили за счет их заслуг и денег. В кафе и барах постоянно слышалось: «Да вы знаете, кто я есть? Да вы знаете, кто мои родители? С кем вы связались? Да мой отец сейчас позвонит и устроит вам.»
Он так не хотел. Он признавал заслуги отца, гордился им, но отчаянно желал достичь в этой жизни чего-то сам. Стать Антоном Свешниковым, а не сыном Павла Сергеевича.
Именно поэтому он никогда не стажировался у отца, хотя тот был бы очень рад. Именно поэтому он очень хотел получить место в компании, где неожиданно столкнулся с Биг боссом. И эта встреча привела к таким драматичным последствиям. Он потерял Соню.
Наверное, отец обижался. Он всегда мечтал, что однажды сын подхватит его дело. Но отец был мудрым человеком и ни разу не упрекнул Антона. Хотя это было невероятно трудно. Наверное, он все же Антона понимал.
И Антон, конечно, подхватит дело отца, обязательно. Только чуть позже. Он уже почти все всем доказал. И в первую очередь — себе. Антон вдруг понял, что мнение окружающих не так уж и важно. Главное — что думаешь о себе ты сам. И твой любимый человек.
Эта поездка — продолжение диалога с отцом.
Я вырос, папа. И я рядом. Ты можешь мне доверять, ты должен верить в то, что я справлюсь. Мы в одной команде. Просто мне надо было время, чтобы состояться самому. И я уже почти готов прийти к тебе в империю.
— Ты спишь?
Лана прервала размышления Антона. Он открыл глаза.
— Нет.
— Я изучила буклет. Знаешь, здесь недалеко есть театр, и там сегодня мюзикл «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда». Я тут подумала… это же не ходить. Довезут на такси, в театре посидишь… м?
— Я за, тем более что сто лет не был в театре.
Глаза Ланы зажглись.
— Тогда покупаем билеты?
— Конечно.
Она тут же подскочила к дивану и звонко поцеловала Антона в губы.
— Как это мы сразу про театр не догадались? Эдинбургский королевский театр! Это же супер! И я вчера купила такое платье… как раз сегодня надену.
Лана снова от избытка эмоций поцеловала Антона и занялась заказом билетов.
Кажется, ее отпуск налаживался.
Осталось только решить, что делать с жучком в сумке. Вынуть или оставить?
С одной стороны, вчера резким переходом дороги Антон себя выдал, с другой… мало ли почему он на это решился? Он же ничем не показал, что заметил Стаса.
Жучок оставим и сделаем вид, что не знаем о его существовании. Зачем упрощать работу противнику? Пусть он поломает голову над вопросом: знает Антон о слежке или нет?
Пиликнул телефон.
«Я в Москве».
Антон сам не понял, как написал ответ.
«Я люблю тебя».
Это было жестоко с его стороны — написать такое. Соня стояла в аэропорту у ленты получения багажа и кусала губы. Если бы Антон был свободен — это одно, но ведь там, в Эдинбурге, рядом с ним Лана. В одном с Антоном номере.
А он пишет…
«Я люблю тебя».
Соня ничего не ответила, отключила телефон и стала ждать свой чемодан.
Но это «Я люблю тебя» не оставляло. Оно звучало в голове, когда она ехала на такси домой, когда открывала дверь квартиры, принимала душ, заказывала на дом еду.
«Я люблю тебя».
Столько лет прошло. А вдруг все обман? Ведь они оба изменились и по-настоящему уже не знают друг друга. Просто неожиданная встреча, и накрыло воспоминаниями. Только и всего. Потом отпустит. Красотка постарается.
Это я люблю тебя. Поэтому и жизнь идет наперекосяк — ничего не получается, сколько ни старайся.
Соня ужинала доставленной курьером пиццей, запивала ее горячим чаем, смотрела в окно и думала о том, что сегодня звонить Павлу Сергеевичу уже поздно.
А вот завтра утром. Он поднимет трубку или нет?
К большому удивлению Сони — поднял. И был официальновежлив. На ее:
— Мне нужно с вами встретиться. Это касается Антона.
Ответил:
— Хорошо. Подъезжай в мой офис к двенадцати. Удобно?
— Да.
И ровно без десяти минут двенадцать Соня стояла перед высоким солидным зданием из стекла и бетона. Отливающие голубым стекла зеркалили город и саму Соню.
Она очень тщательно готовилась к этой встрече, перерыла весь гардероб в поисках подходящей одежды. Хотелось предстать перед Павлом Сергеевичем достойно. Жаль, цветную прядь нет времени перекрасить. Соня убрала волосы в строгий низкий узел, вставила в уши золотые серьги в виде дубовых листиков, украсила такой же подвеской шею. Бледная серо-голубая рубашка, летние брюки темно-горчичного цвета, клатч и босоножки с закрытыми мысами шоколадного оттенка. Легкий, аккуратный макияж.
А сердце бьется сумасшедше, и руки слегка дрожат. Как пройдет встреча? Что он скажет? Просто заберет ключ и все? И почему ей уже заранее хочется оправдаться? Убедить Павла Сергеевича в том, что она ни в чем не виновата? Не все ли теперь равно?
Сосчитав до пяти, Соня шагнула вперед, и стеклянные двери раскрылись перед ней.
В фойе Соню уже ждал сопровождающий. Они поднимались на лифте, потом шли какими-то коридорами, и сопровождающий периодически прислонял свой магнитный пропуск к датчикам. Через несколько минут они наконец оказались в приемной, где секретарь, увидев Соню, поздоровалась и сразу же позвонила по внутреннему телефону Свешникову. Выслушав ответ, поднялась на ноги:
— Пойдемте.
Соня плохо соображала, она знала лишь, что сейчас увидит Павла Сергеевича.
Он сидел за большим столом и, увидев Соню, чуть кивнул головой:
— Спасибо. Можете идти.
Она не сразу поняла, что эти слова были сказаны секретарю. За спиной тихо закрылась дверь.
— Здравствуй, Соня, — произнес Свешников.
— Здравствуйте, Павел Сергеевич.
Он совсем не изменился и вместе с тем — изменился очень. Все тот же спокойный, выдержанный голос, все те же внимательные глаза, все так же… Павел Сергеевич был красивым мужчиной и даже к своему уже очень солидному возрасту сохранил привлекательность.
Но годы брали свое. И это бросилось в глаза. Абсолютно снежная седина, ставшие резкими черты лица и… руки с проступающими венами. Человека всегда выдают руки.
— Ты хотела меня видеть.
— Да. — Она сделала шаг вперед. — Я вчера прилетела из Шотландии, где случайно встретилась с Антоном, и он…
— Что ты там топчешься на пороге? Иди сюда, присаживайся. Чаю хочешь?
— Хочу, — выдохнула Соня.
Чаю она не хотела, но то, что он предложил присесть и напоить ее чаем, говорило о том, что Павел Сергеевич настроен на разговор, а не на обвинения. Сразу стало как-то легче. Можно было начинать дышать.
Свешников по внутренней связи дал распоряжения секретарю, а Соня устроилась за длинным столом, который примыкал к рабочему.
— Продолжай, — проговорил Павел Сергеевич, — ты случайно встретилась с Антоном.
— Да… — еще бы руки куда-нибудь деть, — это было очень неожиданно. Знаете, столкнуться в поездке на маленький и неизвестный остров. Мир и правда очень тесен.
— Остров тебе понравился?
— Да, красивый. Необычный.
Секретарь принесла на подносе две чашки с чаем, сахарницу, салфетки, маленькую тарелку с нарезанным лимоном и вазочку с бисквитами. Составив содержимое на стол, она удалилась. Соня отметила дорогой фарфор. Другого здесь и быть не могло. А у чая превосходный вкус.
Только она все равно нервничала. И сделала несколько глотков, чтобы успокоиться.
Свешников к своей чашке не притронулся, он сидел и смотрел на Соню. А она под этим взглядом нервничала еще больше.
— Как Антон?
— Не знаю. — Соня отставила чашку и заставила себя поднять глаза на Свешникова. — Он просил передать вам ключ, сказал, что может не вылететь вовремя. За ним следят.
Свешников потер пальцами висок. Антон тоже так иногда делал, когда думал.
— Он сказал тебе, в чем дело?
— Нет. Он просто просил передать вам ключ.
— И ты согласилась? — Снова взгляд как рентген.