Пока он говорил, два человека вышли на садовую дорожку из-за угла дома. Один из них был пожилой мужчина с волевым морщинистым лицом и тяжелым взглядом, другой – франтоватый молодой человек, чье оживленное, улыбчивое лицо и модный костюм странно контрастировали с недавней трагедией, которая привела нас сюда.
– Значит, вернулись на прежнее место? – обратился он к Холмсу. – Я думал, что лондонские сыщики не теряют след. Похоже, вы не так уж проворны, как о вас говорят.
– Дайте нам немного времени, – добродушно отозвался Холмс.
– Как видно, вам оно понадобится, – сказал молодой Алек Каннингем. – Пока я не вижу никакого продвижения вперед.
– Одна улика у нас есть, – возразил инспектор. – Мы думаем, что, если сможем найти… Боже милосердный, мистер Холмс! В чем дело?
Лицо моего бедного друга внезапно приобрело ужасное выражение. Его глаза закатились, черты мучительно исказились; испустив сдавленный стон, он ничком упал на землю. Напуганные внезапностью и силой припадка, мы отнесли его на кухню, где Холмс, тяжело дыша, несколько минут отлеживался в большом кресле. Наконец он поднялся на ноги и смущенно извинился за свою слабость.
– Ватсон подтвердит, что я лишь недавно оправился от тяжелой болезни, – объяснил он. – Время от времени со мной все еще случаются эти внезапные нервные приступы.
– Может быть, отправить вас домой в моей двуколке? – спросил старый Каннингем.
– Раз уж я здесь, то хотел бы уточнить одно обстоятельство. Это не составит большого труда.
– Что за обстоятельство?
– Мне представляется возможным, что бедный Уильям подоспел не раньше, а уже после того, как взломщик оказался в доме. Вы же как будто не сомневаетесь в том, что, хотя дверь была взломана, преступник не проник внутрь.
– По-моему, это совершенно ясно, – сурово произнес мистер Каннингем. – Мой сын Алек еще не лег в постель, и он бы обязательно услышал, как кто-то ходит по дому.
– Где он сидел?
– Я курил в гардеробной.
– Какое это окно?
– Последнее с левой стороны, рядом с окном моего отца.
– Обе лампы, конечно, были зажжены?
– Разумеется.
– Здесь есть одна странная особенность, – с улыбкой сказал Холмс. – Не кажется ли вам удивительным, что грабитель – и по-видимому, достаточно опытный – без опаски пытается проникнуть в дом, хотя свет в окнах должен был сказать ему, что два члена семьи еще не спят?
– Должно быть, это хладнокровный негодяй.
– Знаете, если бы дело не выглядело столь необычно, то мы вряд ли обратились бы к вам за разъяснениями, – сказал молодой Каннингем. – Но ваше предположение, что преступник успел побывать в доме, прежде чем Уильям схватился с ним, представляется мне совершенно абсурдным. Разве мы не обнаружили бы здесь беспорядок и не хватились пропавших вещей, которые он унес с собой?
– Все зависит от того, какие вещи могли пропасть, – возразил Холмс. – Следует помнить, что мы имеем дело с весьма своеобразным преступником, работающим на особый манер. Возьмем, к примеру, любопытный набор вещей, украденный из дома Эктона… Что там было? Моток бечевки, пресс-папье и еще какие-то мелочи.
– Что ж, мистер Холмс, мы в вашем распоряжении, – заверил старый Каннингем. – Все, что посоветуете сделать вы или инспектор, обязательно будет выполнено.
– В первую очередь я посоветовал бы вам назначить вознаграждение за поимку преступника, – сказал Холмс. – Предложение должно исходить от вас, так как официальным лицам понадобится время, прежде чем они договорятся о размере суммы, а такие дела никогда не делаются быстро. Я уже набросал заявление; если вы не возражаете, подпишите его. Думаю, пятидесяти фунтов будет вполне достаточно.
– Я бы с радостью отдал и пятьсот, – проворчал мировой судья, взяв листок бумаги и карандаш, протянутый Холмсом. – Однако здесь допущена ошибка, – добавил он, пробежав глазами документ.
– Возможно. Я писал в спешке.
– Видите, у вас в начале написано: «Без четверти час, в ночь со вторника на среду, была совершена попытка…» и так далее. На самом деле это произошло без четверти двенадцать.
Эта ошибка огорчила меня – я знал, как остро Холмс переживает подобные промахи. Точность в изложении фактов была предметом особой гордости моего друга, но недавняя болезнь потрясла его организм, и этот небольшой промах снова показал мне, что он еще не совсем пришел в себя. На какое-то мгновение Холмс явно смутился, в то время как инспектор выразительно приподнял брови, а Алек Каннингем фыркнул от смеха. Однако старый джентльмен исправил ошибку и вернул документ Холмсу.
– Пусть это напечатают как можно скорее, – сказал он. – Ваша идея кажется мне превосходной.
Холмс тщательно сложил листок бумаги и убрал его в свою записную книжку.
– А теперь, – сказал он, – нам всем стоит вернуться в дом и убедиться, что этот эксцентричный взломщик все же не унес ничего с собой.
Перед тем как войти внутрь, Холмс осмотрел сломанную дверь. Было ясно, что преступник протиснул в щель стамеску или прочный нож и отогнул назад язычок замка. Мы видели вмятины, оставшиеся на дереве.
– Стало быть, вы не пользуетесь засовами? – спросил Холмс.
– Мы никогда не считали это необходимым.
– И не держите собаку?
– Держим, но пес сидит на цепи с другой стороны дома.
– Когда слуги ложатся спать?
– Около десяти.
– Насколько я понимаю, Уильям обычно уже был в постели в этот час?
– Да.
– Примечательно, что в тот вечер он бодрствовал. А теперь, мистер Каннингем, я был бы очень признателен, если бы вы согласились провести нас по дому.
Коридор, вымощенный каменными плитами, с кухнями по обе стороны, вел к деревянной лестнице, поднимавшейся на второй этаж. Лестница выходила на широкую площадку, к которой с другой стороны примыкала другая лестница – массивная, с резными перилами, ведущая наверх из передней. От этой площадки открывался коридор к гостиной и нескольким спальням, включая спальни мистера Каннингема и его сына. Холмс шел медленно, внимательно знакомясь с архитектурой дома. Судя по выражению его лица, я мог понять, что он напал на горячий след, однако не представлял себе, в каком направлении ведет его интуиция.
– Любезный сэр, – с некоторым нетерпением сказал мистер Каннингем. – Я уверен, что в этом осмотре нет необходимости. Вот моя комната, рядом с лестницей, а следующую комнату занимает мой сын. Судите сами, мог ли вор подняться наверх, не потревожив нас?
– Лучше бы вам поискать снаружи, нет ли там свежего следа, – добавил его сын с довольно злобной улыбкой.
– Тем не менее я прошу вас еще немного потерпеть. К примеру, мне хотелось бы видеть, какой обзор открывается из окон обеих спален. Это, насколько я понимаю, комната вашего сына, – Холмс открыл дверь, – а за ней гардеробная, в которой он сидел и курил, когда поднялась тревога. Куда выходит это окно?
Он прошел через спальню, открыл дверь и заглянул в другую комнату.
– Надеюсь, теперь вы удовлетворены? – сухо спросил мистер Каннингем.
– Да, спасибо. Думаю, я увидел все, что хотел.
– Тогда, если это действительно необходимо, мы можем зайти в мою комнату.
– Если это не причинит вам большого беспокойства.
Мировой судья пожал плечами и повел нас в свою спальню, просто обставленную и ничем не примечательную комнату. Когда все направились к окну, Холмс замедлил шаг, и мы с ним оказались в конце группы. В ногах кровати стоял низкий столик с блюдом апельсинов и графином воды. К моему несказанному удивлению, проходя мимо, Холмс наклонился и умышленно опрокинул все это на пол. Графин разлетелся на множество осколков, а фрукты раскатились по всем углам комнаты.
– Что же вы наделали, Ватсон, – невозмутимо сказал он. – Во что вы превратили ковер!
Я наклонился в некотором смущении и стал подбирать фрукты, понимая, что по какой-то причине мой друг захотел, чтобы я взял вину на себя. Остальные присоединились к нам и поставили столик в прежнее положение.
– Эй! – вдруг воскликнул инспектор. – Куда он делся?
Холмс исчез.
– Подождите нас здесь, – сказал Алек Каннингем. – По-моему, этот субъект совсем свихнулся. Пошли, отец, посмотрим, что он там затеял!
Они поспешно вышли из комнаты. Нам с инспектором и полковником осталось лишь молча смотреть друг на друга.
– Честно говоря, я склонен согласиться с мистером Алеком Каннингемом, – наконец сказал инспектор. – Возможно, это следствие болезни, но мне кажется, что…
Его слова были прерваны внезапным криком: «Помогите! Помогите! Убивают!» Я узнал голос моего друга и в ужасе бросился вон из комнаты на лестничную площадку. Призывы о помощи, сменившиеся хриплыми, неразборчивыми воплями, доносились из той комнаты, куда мы зашли сначала. Я ворвался в спальню Алека Каннингема и пробежал дальше, в гардеробную. Двое Каннингемов склонились над распростертым телом Шерлока Холмса: младший обеими руками сжимал ему горло, а старший выкручивал запястье. Спустя мгновение мы втроем оттащили их в сторону, и Холмс с трудом поднялся на ноги, очень бледный и, похоже, совсем обессилевший.
– Арестуйте этих людей, инспектор, – с трудом выговорил он.
– Но на каком основании?
– По обвинению в убийстве их кучера, Уильяма Керована.
Инспектор растерянно огляделся по сторонам.
– Полно, мистер Холмс, – наконец произнес он. – Я уверен, вы не можете всерьез…
– Э, да вы посмотрите на их лица! – отрывисто бросил Холмс.
Пожалуй, никогда я не видел на человеческих физиономиях более полного признания вины. Старший мужчина выглядел потрясенным и как будто лишился дара речи. Резкие черты его лица приобрели угрюмое, обреченное выражение. С другой стороны, младший утратил всю свою напускную беспечность и щеголеватые манеры; ярость опасного дикого зверя сверкала в его темных глазах и искажала красивое лицо. Инспектор ничего не сказал, но отступил к двери и дунул в свисток. Двое констеблей явились по его вызову.
– У меня нет выбора, мистер Каннингем, – сказал он. – Надеюсь, что все это окажется нелепой ошибкой, но вы сами видите… Ах, вот как! Бросьте немедленно!