– Ясно. А никому в голову не пришло усмотреть некую связь между этими событиями и отъездом отца?
– Естественно, – отозвался Бенедикт. – Я до сих пор думаю, что он поэтому и отбыл. То ли на разведку, то ли на поиски средств борьбы с этой напастью.
– Это лишь предположение, – возразил Джулиан. – Ты же знаешь отца. Объяснений он не давал.
Бенедикт пожал плечами.
– Предположение разумное, – сказал он. – Как я понимаю, он говорил о своей обеспокоенности – миграцией чудищ, если угодно, – не раз и не два.
Я вынул колоду – в последнее время у меня появилась привычка держать ее при себе. Добыл козырь Жерара и сосредоточился. Остальные молча смотрели на меня. Через считаные мгновения произошел контакт.
Жерар все так же сидел в кресле с клинком поперек колен и жевал. Уловив мой зов, он проглотил кусок и спросил:
– Да, Корвин, чего тебе?
– Как там Бранд?
– Спит. Пульс получше. Дышит все так же ровно. Но пока еще рано…
– Знаю, – оборвал я Жерара. – Я пока хотел проверить твою память. Перед самым отбытием отца из Амбера не сложилось ли у тебя впечатления из-за того, что он сказал или сделал, что причина его исчезновения могла быть связана с возросшим количеством тварей из Тени, проникающих в Амбер?
– Это называется, – встрял Джулиан, – наводящим вопросом.
Жерар вытер губы.
– Связь могла быть, факт. Он вроде бы нервничал, чем-то встревоженный. И о тех существах упоминал. Но ни разу не говорил, что именно в них все дело – впрочем, не говорил, что это нечто совсем другое.
– То есть?
Жерар мотнул головой:
– Да что угодно. Я… Да… да, пожалуй, тебе стоит знать, важно это или нет. Через некоторое время после исчезновения отца я пытался выяснить один момент, а именно: был ли я последним, кто его видел перед отбытием. Получается, что да. Я весь вечер проторчал тогда во дворце, а к ночи собирался вернуться на флагманский корабль. Отец ушел примерно на час раньше меня, а я еще посидел – мы с капитаном Тобеном в караульной комнате резались в шашки. Поскольку утром мне предстояло отплывать, я решил прихватить с собой какую-нибудь книжку, вот и пришел сюда, в библиотеку. Отец сидел вот здесь, за письменным столом, – Жерар кивнул в сторону стола. – Он даже не переоделся, сидел и просматривал старые фолианты. Кивнул мне, когда я вошел, а я ему сказал, что просто пришел за книгой. Он пробурчал: «Тогда ты пришел куда нужно», – и продолжал читать. Пока я рыскал по полкам, отец еще заметил, мол, не спится. Я нашел нужную книжку, пожелал ему доброй ночи, а он мне – счастливого плавания, и я ушел.
Жерар опустил взгляд и добавил:
– Теперь я уверен: в ту ночь на нем был Камень Правосудия – висел на цепочке на груди, как сейчас у тебя. А еще я уверен в том, что раньше тем вечером Самоцвета у отца не было. Я потом долго думал, что он забрал его с собой, куда бы там ни отправился. В покоях отца не осталось никаких следов, что он потом переоделся. Камня я с тех пор не видел аж до того дня, когда вас с Блейзом разбили около Амбера. Тогда его носил Эрик. На мой вопрос он ответил, что нашел Самоцвет в отцовских покоях. Не имея четких доказательств обратного, пришлось поверить. Но мне все это не нравилось. И вот теперь ты спросил, я увидел у тебя на груди камень – и вспомнил обо всем. Решил, что тебе стоит знать об этом.
– Спасибо, – сказал я. На языке вертелся еще один вопрос, но я решил пока его не задавать. Ради спокойствия остальных родственников я спросил: – Значит, ты считаешь, что Бранду не надо больше одеял? Или еще чего-нибудь?
Жерар молча отсалютовал мне поднятым бокалом и сделал глоток.
– Отлично, – сказал я. – Желаю успехов, – и провел рукой по карте.
– Братец Бранд, похоже, поправляется, – сообщил я всей компании. – А Жерар не помнит, чтобы отец говорил о чем-то таком, что напрямую связывало бы проникновение тварей из Теней и его отбытие. Интересно, что вспомнит Бранд, когда очнется?
– Если очнется, – уточнил Джулиан.
– Думаю, очнется, – сказал я. – С каждым из нас бывало и похуже. Наша жизнестойкость – одна из немногих вещей, в которые еще можно верить. По моим подсчетам, Бранд должен прийти в себя к утру.
– Что ты намерен делать с виновным, если Бранд назовет его?
– Допросить, – ответил я.
– В таком случае я хотел бы участвовать в допросе. У меня такое подозрение, что на сей раз ты прав, Корвин: тот, кто пырнул Бранда кинжалом, может также нести ответственность и за наше неустойчивое осадное положение, и за исчезновение отца, и за убийство Каина. Так что я с наслаждением допрошу его перед тем, как мы перережем ему глотку, и последнее готов также проделать самолично.
– Мы это учтем, – сказал я.
– Но и ты не свободен от подозрений, Корвин.
– Понимаю.
– Я должен сказать кое-что, – вмешался Бенедикт, перехватывая инициативу у Джулиана. – Лично меня волнует как сила врага, так и не оставляющая никаких сомнений его цель. Я уже не раз сталкивался с этими тварями, и они жаждут крови. Если на минуточку поверить в твою, Корвин, байку о той девице Даре – ее последние слова вполне внятно суммировали их поведение: «Амбер будет разрушен». Не завоеван, не побежден, не наказан – разрушен. Скажи, Джулиан, ты ведь не отказался бы поцарствовать здесь, а?
Джулиан криво усмехнулся.
– Через годик примерно, пожалуй, – промолвил он. – Сейчас – увольте, благодарю покорно.
– Я к тому, что вполне представляю, как ты – равно как и любой из нас – используешь наемников или привлекаешь внешних союзников, чтобы устроить переворот. Но не могу представить, чтобы ты использовал для этого силы столь могущественные, что потом не можешь справиться с ними сам. Такие силы, которые настроены на уничтожение, а не на завоевание. Не представляю, чтобы ты, я, Корвин и прочие стремились бы к разрушению Амбера или стали бы рисковать связываться с силами, способными на это. Вот почему мне не по душе мысль Корвина о том, что за всем этим стоит кто-то из нас.
Я был вынужден кивнуть. Не скажу, чтобы я не понимал слабости этого звена в цепи своих умозаключений. Но слишком много оставалось неизвестных в этом уравнении. Я мог бы предложить альтернативные гипотезы, как и Рэндом, но догадками ничего не докажешь.
А Рэндом сказал следующее:
– Может быть, кто-то из наших сговорился с чужаками, но недооценил их. Виновник теперь точно так же обливается холодным потом, как и все мы. Может быть, в его позиции он уже не может изменить ход вещей, даже если хочет.
– Мы могли бы предоставить ему такую возможность, – сказала Фиона. – Пусть предаст своих союзников ради нас. Если убедить Джулиана оставить его глотку в целости и остальные согласятся его не трогать, он может и согласиться – если верна догадка Рэндома. Трона ему уже не видать, но у него и до того явно не было шансов. А так виновник останется жив и убережет Амбер от многих бед. Кто поддержит такую позицию?
– Я, – сказал я. – Если он во всем признается, я согласен сохранить ему жизнь, но жизнь эту он проведет в изгнании.
– Поддерживаю, – сказал Бенедикт.
– Я тоже, – сказал Рэндом.
– С одним условием, – проговорил Джулиан. – Если он лично невиновен в гибели Каина, я согласен. В противном случае – нет. И мне потребуются доказательства.
– Жизнь в изгнании, – задумалась Дейдра. – Что ж, я – за.
– Я тоже, – сказала Флора.
– И я, – добавила Ллевелла.
– Скорее всего, Жерар тоже согласится, – добавил я. – А вот поддержит ли нас Бранд, не знаю. Боюсь, что нет.
– Давайте спросим Жерара, – предложил Бенедикт. – Если Бранд потом окажется единственным несогласным, виновник будет знать, что опасаться ему надо будет только одного противника. Между собой они как-нибудь разберутся.
– Хорошо, – кивнул я, отбросив смутные опасения, и снова вызвал на связь Жерара, который согласился.
А потом мы все встали и принесли клятву именем Единорога – Джулиан произнес клятву с дополнительным условием, – а еще мы поклялись, что любой из нас, кто нарушит клятву, уйдет в изгнание. Честно говоря, я считал, что от клятвы толку чуть, но семейное единство всегда так греет душу!
После этого все заявили, что намерены провести ночь во дворце, очевидно желая этим доказать, будто не боятся того, что может сказать очнувшийся к утру Бранд, а в особенности же чтобы продемонстрировать свою решимость не покидать города. Подобное не упустят из виду, даже если Бранд ночью все же уйдет к призракам. Поскольку больше я вопросов к родственникам не имел и никто из присутствующих не спешил назвать себя виновным, я вытянулся в кресле и молчал. Компания разбилась на группы и принялась болтать. Одной из главных тем было воссоздание сцены в библиотеке – кто где находился и, конечно же, почему каждый мог нанести тот удар, за вычетом рассказчика. Я курил и помалкивал. Небезынтересную мысль высказала Дейдра – что сам Жерар и нанес Бранду удар, пока мы толпились вокруг, и все его героические усилия были продиктованы желанием не спасти Бранду жизнь, а оказаться в позиции, где его легко будет заставить замолчать, в каковом случае Бранду не суждено дотянуть до утра. Оригинально, однако лично мне в такое не верилось. Прочие также не купились, по крайней мере, никто не вызвался подняться в библиотеку и вышвырнуть оттуда Жерара.
Через некоторое время ко мне подошла Фиона и уселась рядышком.
– Что ж, я сделала единственное, что сумела придумать, – проговорила она. – Надеюсь, это к лучшему.
– Возможно, – отозвался я.
– Как я погляжу, твой гардеробчик пополнился красивой вещицей, – сказала сестра, протянула руку и взяла изящными пальчиками Камень Правосудия. Некоторое время она разглядывала его, потом подняла глаза и посмотрела на меня. – Ты умеешь заставлять его творить чудеса?
– Немножко, – ответил я.
– Значит, ты знаешь, как на него настроиться. Он связан с Образом, верно?
– Да. Эрик меня просветил насчет того, как им пользоваться. Перед смертью.
– Понятно.
Фиона отпустила Самоцвет и отвела взгляд к камину.