– Бранд заявил, что сам он из их группировки вышел, осознав, что совершил фундаментальную ошибку… делал покаянный вид.
– Ха! Я скорее поверю этой только что убитой твари, чем Бранду. Надеюсь, у тебя хватило ума держать его под охраной? Впрочем, вряд ли это поможет, если он вновь обрел прежнее могущество.
– Но какую игру он мог бы начать сейчас?
– Он или оживит их старый триумвират – эта мысль мне особенно не нравится, – или же у него уже иной план, касающийся лишь его самого. Но поверь мне, планы у него есть. Бранд никогда не удовлетворялся ролью простого зрителя. Он всегда что-нибудь задумывает. Я готов поклясться, что он и во сне строит козни.
– Возможно, ты и прав, – произнес я. – Видишь ли, в последнее время в Амбере кое-что произошло, но к добру это или нет, сказать пока не берусь. Дело в том, что я только что дрался с Жераром. Он считает, что я причинил Бранду вред. Это не так, но я не в той позиции, чтобы доказывать свою невиновность. Хотя я, кажется, был последним, кто видел Бранда сегодня утром. Жерар заходил к нему недавно. Говорит, что в комнатах все перевернуто вверх дном, повсюду пятна крови, а самого Бранда нигде нет. Не знаю, что и думать об этом.
– Я тоже. Но надеюсь, кому-то на сей раз удалось довести дело до конца.
– Господи, – взмолился я, – как все запутано! Знал бы я все это раньше…
– А раньше подходящего случая все тебе рассказать никак не выпадало, – отозвался Джулиан. – Сперва ты был в темнице и оставался уязвим, а потом сбежал, и надолго. А когда ты вернулся с новым войском и новым оружием, я не был уверен в твоих намерениях. Дальше все завертелось очень уж быстро, и вернулся Бранд. Все, поздно – мне пришлось спасать собственную шкуру. Здесь, в Ардене, я силен. Здесь я сумею справиться со всем, что он может против меня учинить. Дозоры в полной боеготовности, но, конечно, хотелось бы услышать весть о кончине Бранда. Я бы поинтересовался у кого-то из наших, как он, вот только никак не мог решить, у кого именно, ведь если он умер, подозревают в этом наверняка меня. Но я решил, что если буду знать, что Бранд все-таки жив – попробую сам до него добраться. Ну а при нынешнем… раскладе… Что ты сейчас намерен делать, Корвин?
– Еду за Камнем Правосудия – я его спрятал в одном местечке в Тени. Есть способ с его помощью разрушить Черную Дорогу. Я намерен попробовать.
– Что за способ?
– Слишком долго рассказывать, учитывая, что меня только что посетила одна жуткая мысль…
– Какая?
– Самоцвет нужен и Бранду! Он о нем спрашивал раньше, а теперь… Эта вот его способность искать вещи в Тени и переносить к себе – насколько она сильна?
Джулиан задумался.
– Он вряд ли всеведущ, если ты это имеешь в виду. Ты можешь отыскать в Тени все, что захочешь, так, как и все мы – добравшись до нужного места. По словам Фионы, Бранд просто срезает угол, чтобы ножками не топать. Так что призвать к себе он может предмет вообще, а не что-то конкретное. Самоцвет же штука сама по себе особенная, как рассказывал мне во время оно Эрик. Думаю, Бранду все-таки придется отправиться за ним, как только он найдет, куда именно идти.
– Тогда меня ждет адова скачка. Я должен обогнать его.
– Вижу, ты взял Барабана, – заметил Джулиан. – Хороший жеребец, крепкий. Во многих адовых скачках побывал.
– Рад это слышать, – улыбнулся я. – А у тебя какие планы?
– Свяжусь с кем-нибудь в Амбере и узнаю все новости, а то у нас времени явно маловато. С Бенедиктом, наверное.
– Плохой выбор, – возразил я. – Его ты не дозовешься. Он отправился во Двор Хаоса. Попробуй связаться с Жераром и заодно убеди его, что я честный человек.
– Волшебники в нашей семье – только рыжие, но попробую… Ты сказал, Двор Хаоса?
– Да, но снова же: время слишком дорого.
– Разумеется. Езжай. Поболтаем потом… надеюсь.
Он коротко сжал мне запястье. Я взглянул на мантикору и окруживших ее тушу штормодавов.
– Спасибо, Джулиан. Я… Тебя иногда все-таки очень трудно понять!
– Да нет. Просто тот Корвин, которого я ненавидел, уже много веков как покойник. А теперь гони! Если Бранд все-таки здесь появится, я повешу на дереве его шкуру!
Джулиан что-то повелительно крикнул своим псам, когда я уже садился в седло, и они набросились на мантикору, лакая ее кровь и отгрызая куски и полоски мяса. Проезжая мимо, я увидел, что на ее странном, массивном, почти человеческом лице глаза все еще открыты, хотя и подернуты пленкой. Они были голубыми, и даже смерть не лишила их некоей первобытной невинности. А может быть, как раз именно смерть и сделала твари такой последний дар. Совершенно бессмысленный, как и любые шутки на эту тему.
Я вывел Барабана на тропу и пустился в адову скачку.
Глава десятая
Неспешной рысью по тропе, на небесах сгущаются тучи; беспокойное ржание Барабана – облегчение после пережитого или предвкушение предстоящего… Налево и вверх по склону… Бурая почва, желтая, снова бурая… Деревья приседают на корточки, расступаясь все шире… Волны травы промеж них, поднятые холодным бризом… Вспышка молнии в небе… Редкие капли дождя…
Каменистая тропа становится круче… Ветер раздувает мой плащ… Вверх… вверх, туда, где скалы тронуты серебром, а деревья выстроились шеренгой… Луг, зеленые огоньки светлячков, меркнущие под дождем… Выше, к скалистым, сверкающим, умытым дождем высотам, где тучи несутся и кипят, как речная муть во время паводка… Дождь хлещет утиной дробью, а ветер прочищает глотку, чтобы запеть еще громче… Выше и выше, вот уже видна вершина, похожая на голову удивленного быка, обороняющего тропу… Молнии пляшут меж его рогов, запах озона окружает нас, когда мы прорываемся сквозь завесу… Дождь прекращается, ветер уносится куда-то вдаль…
Спуск по другой стороне гряды… Дождя нет, воздух чист и спокоен, небо ясное и темное, открывающее мириады звезд… Вспышками пролетают метеоры, оставляя огненные рубцы, которые медленно тают… Луны разбросаны пригоршней монет – три ярких десятицентовика, тусклый четвертак и парочка пенсов, один гнутый и потертый… Вниз, по извилистому серпантину… Стук копыт Барабана прорезает ночной воздух… Где-то в стороне – кошачий вопль… Тень на фоне одной из маленьких лун, быстрая и косматая…
Вниз, вниз… Склоны обрываются по обе стороны тропы, внизу тьма… По гребню бесконечно высокой, изгибающейся стены, лунный свет озаряет путь… Тропа изгибается, сминается, становится прозрачной… а потом уплывает, призрачная, как вымысел, звезды вверху и внизу, и по сторонам… Земли нет – только ночь, ночь и узкая прозрачная тропа, по которой нужно попытаться проехать, чтобы узнать, каково это, – потом пригодится…
Вокруг тишина, движения кажутся невероятно медленными… Вскоре тропа исчезает, мы словно плывем под водой на немыслимой глубине, меж ярких звездных рыбин… Свобода, мощь адовой скачки, дарующая опьянение, похожее и не похожее на угар битвы, на беспечность рискованного, но хорошо рассчитанного трюка, на удовлетворение от правильно подобранного слова для стихотворения… Все это плюс перспектива, и скачка, скачка из ниоткуда в никуда, сквозь залежи минералов и огни бездны, где нет ни земли, ни ветра, ни волн…
Мы настигаем огромный метеор, касаемся шершавого бока, мчимся по изрытой выбоинами поверхности вниз, по кругу и снова вверх… Метеор растягивается в равнину, светлеет, желтеет…
Под копытами песок. Звезды исчезают, когда тьма растворяется в утренней заре… Впереди длинные полосы теней, из которых растут одинокие пальмы… В тень, прорыв сквозь тьму… Яркие птички взмывают из-под конских копыт, жалобно пищат и вновь успокаиваются…
Деревья растут все гуще, земля темнеет, путь сужается… Пальмовые листья съеживаются до размеров ладони, кора темнеет… Резко вправо, путь расширяется, подковы высекают искры из булыжников… Тропа превращается в улицу, обсаженную деревьями, мелькают ряды домов… Яркие ставни, мраморные ступени, крашеные заборчики, перед ними мощенные плиткой дорожки… Тележка, груженная свежими овощами… Прохожие оглядываются, останавливаясь, негромко гудят голоса…
Дальше… Под мостом, вдоль берега ручья, пока он не превращается в реку, устремляясь к морю…
Глухо шлепают копыта по песчаному пляжу, лимонного цвета небеса, клубятся синие облака… Соль, водоросли, раковины, отполированный водой плавник… Белая пена лимонных волн…
Галопом к насыпи над морем… Осыпь, камни с грохотом катятся вниз под копытами Барабана, сливаясь с шумом прибоя… Вверх, к ровному уступу, поросшему деревьями, к золотистому городу, сверкающему вдали, как мираж…
Город растет, затененный огромным зонтом, серые башни тянутся ввысь, стекло и металл светятся во мгле. Башни раскачиваются…
Город безмолвно рушится внутрь себя, когда мы проезжаем мимо… На осколках башен клубится пыль, вздымаясь темными облаками, подсвеченная внизу розовым свечением… Легкое шипение, как от гаснущей свечи…
Налетает и пропадает пыльная буря, сменяется густым туманом, сквозь него гудят автомобильные клаксоны… Смещение, легкий подъем, разрыв в бело-сером, жемчужно-белое смещение… Отпечатки подков Барабана на обочине шоссе… Справа – бесконечные ряды неподвижных машин… Жемчужно-белое, серое, смещение…
Беспорядочные вопли и плач… Редкие вспышки света…
Снова подъем… Туман опадает и рассеивается… Луга, луга, луга… Небо чистое, нежно-голубое… Солнце спешит к закату… Птичий щебет… Корова на лугу жует жвачку, поглядывая на нас…
Прыжок через ограду из жердей, вскачь по грунтовой дороге… За холмом волна холода… Трава пожухла, на земле снег… На склоне крытый жестью фермерский домик, над ним завиток дыма…
Дальше… Холмы вздымаются, солнце скатывается за горизонт, уступая место темноте… Россыпь звезд… Дом вдали… Другой дом, к которому ведет аллея старых платанов… Автомобильные фары…
С дороги, на обочину – пусть проедет…
Я вытер пот со лба, отряхнул пропыленную рубашку. Потрепал Барабана по шее. Автомобиль замедлил ход, приблизившись; физиономия у водителя была исполнена изумления. Я чуть тронул поводья, и Барабан двинулся дальше. Машина затормозила, остановилась, водитель что-то крикнул мне, но я продолжал свой путь. Вскоре я услышал, как он поехал дальше.