– Если есть что сказать, я слушаю, – обратился ко всем Чжу Юаньчжан. – Если нет, то ступайте, дел у каждого много.
– Осмелюсь предложить выдать из казны золото и серебро тем, кто отличился в прежних боях, – сказал Ли Си.
– Советник нрав. Награды подбодрят воинов перед жестоким сражением, – согласились военачальники.
Все встали, молча откланялись. Жестом руки Чжу Юаньчжан предложил Сюй Да задержаться.
– О задании, которое я поручу тебе, – обратился к другу командующий, – будут знать три человека: я, ты и мой оруженосец Ванлу. На совете шёл разговор о трёх ударах – по центру и с флангов. Тебе предстоит проникнуть с отрядом в тыл и обрушить четвёртый удар противнику в спину. Ванлу мальчишкой жил в этих местах в услужении, он проведёт твой отряд глухими тропами, через болото и лес.
Глава VIIIПОДВИГ СТАРИКА ПЭЙ СИНА
Дорога вела своим путём, поднимала на холмы и спускала к полям, по горбатым мостикам переводила через каналы. Они слушались её указаний, никуда не сворачивали. Им нужно было подальше уйти от Цзицина. Шли не быстро. Мисян приноравливал шаг к тяжёлой, вразвалку поступи старика. Толстому Пэй Сину дорога давалась с трудом. Приходилось делать частые передышки. Плоские кроны изогнутых сосен укрывали прозрачной, как кисея, тенью. В середине дня, когда раскалённое солнце, казалось, было готово превратить камни в песок и расплавить металл, они надолго устраивались под яблонями-хайтан. Красавцы деревья то и дело вставали небольшими семействами у края дороги. Кроны яблонь напоминали зонты, а тонкие ветви увешанные гроздьями мелких, с виноградину, ещё не созревших яблок свисали наподобие длинных шёлковых нитей.
Переждав полуденный зной, они поднимались. Мисян привязывал к спине дырчатый короб, плоский, как у скороходов. Только вместо докладов и донесений на дне на мягкой подстилке лежал горностай. Через плечо Мисян перекидывал палку с узлом, куда поместился весь небогатый их скарб. И снова дорога. Они вручали себя её подъёмам и спускам, прямизне и неожиданным петлям.
Третий день пути подходил к концу. Вечерело. Прибилась к земле жаркая пыль. Вершины далёких холмов свернулись мягкими складками. Оповещая о приближении ночи, застрекотали цикады. Мисян и Пэй Син ускорили шаг. Но сумерки опережали. Чернота сгущалась среди неспокойно зашелестевшей листвы. То тут, то там загорались вспышки пролетающих светлячков. По счастью, за поворотом, чуть в стороне, открылась одинокая постройка. В изгороди торчал шест с пучком соломы, напоминавший метёлку. Такие метёлки служили вывесками постоялых дворов, и путники поспешили воспользоваться этим молчаливым указателем.
Хозяин постоялого двора оказался человеком неразговорчивым. Даже не обмолвившись учтивыми фразами, как полагалось при встрече, он поставил на стол миски похлёбки с кусочками куриной кожицы, расстелил на полу матрасы, бросил два изголовья, пару засаленных одеял и ушёл.
Поели. Свою долю куриной кожицы Мисян отдал горностаю. Пэй Син разомлел от горячей еды. Недавние тревоги и беды остались далеко позади. Пэй Син подпёр кулаками щёки, выставил вперёд шишковатый выпуклый лоб и принялся, как делал достаточно часто, упрекать приёмного сына в непочтительности.
– Я кормил и нежил тебя, когда несмышлёным мальчиком ты жил в моём доме. – Судя по началу, Пэй Син готовился говорить долго. – Я давал тебе пищу и кров. А моя дорогая супруга, о которой мы ничего не знаем, шила тебе одежду.
– Пойдёмте-ка спать, отец, – попытался остановить старика Мисян. – Смотрите, Сяньсянь уже свернулся в клубок. Он-то знает, что подниматься придётся чуть свет.
– Горностай для тебя дороже всего на свете, – захныкал Пэй Син. – Его ты несёшь на спине, будто важного господина. А для меня не хочешь купить осла или мула.
– Без денег осла не дадут.
– У тебя водятся деньги. Своими глазами видел, как ты с хозяином медяками расплачивался. Поленился представление дать.
– Вы просто так говорите, отец. Газве вы не видите, что постоялый двор пуст. Кому давать представление? А все наши деньги вы сами растратили, пока я находился в тюрьме.
– Не упрекай меня, дорогой сынок. По харчевням с горя растратил. Всё равно у тебя в кошельке бренчит связка-другая монет.
– Актёры собрали нам в дорогу несколько связок, из-за нас без денег остались. Сами знаете, какое сейчас трудное время. Во многих деревнях одну саранчу едят, и деньги мы должны растянуть до самого Тайпина. В Тайпине я надеюсь устроиться в театр и заработать на жизнь.
По щекам Пэй Сина покатились мутные стариковские слёзы.
– Сынок, – зашептал он жалобно. – Давай прежде Тайпина побываем в нашем посёлке. Хочу, пока жив, поглядеть на родной дом. Не откажи старику отцу.
– Уже глядели, да всё без толку. Когда нет семьи и не ведёшь своего хозяйства, не нужен и дом.
Пэй Син всхлипнул, и Мисян принялся его уговаривать, как закапризничавшего ребёнка.
– Вспомните, когда мы вернулись после всех передряг, в какие попали пять лет назад, дом стоял заколоченным и замок на воротах был залит свинцом. Соседи сказали, что ваша супруга вдруг забеспокоилась, собрала вещи и, ни с кем не простившись, уехала неизвестно куда. С той поры мы каждый год посылаем в посёлок запросы, и ответ всегда приходит один: «Дом стоит заколоченным. Супруга торговца Пэй Сина не объявлялась».
– Ума не приложу, куда подевалась женщина. Детей нам Небо не послало, родные все умерли, – быстро откликнулся Пэй Син и, спохватившись, снова захныкал: – Сынок, хочу повидать родные края, помру, если не повидаю.
– Хватит, пора на покой, – Мисян решительно поднялся из-за стола, но Пэй Син проворно поймал его за рукав, силой заставил пригнуться.
– Не хотел тебе говорить, да видно, придётся, – зашептал Пэй Син в самое ухо. – Сундучок зарыт у меня во дворе. Жена про это не знала, увезти не могла. Там у меня пояс из золота и нефрита, коралловое ожерелье вот с такими кораллами, – Пэй Син указал на ноготь большого пальца, – и камень, горящий красным огнём. Увидишь – душу отдашь.
Было похоже, что старик говорил правду. Слёзы высохли на толстых щеках. Глаза сверкали, словно у зверя.
– Почему же вы раньше не вырыли? – также невольно переходя на шёпот, спросил Мисян.
– При тебе не хотел. Думал, один воспользуюсь – не получилось. Старость одолела, не добраться одному. Так что бери двадцатую часть, владей богатством, сынок.
Нужда была в деньгах великая. Пока устроятся на новом месте, пока приживётся он в театре и начнёт зарабатывать.
– Хорошо, – согласился Мисян.
С первым светлым лучом они отправились в путь. Распростились с открытой для всех дорогой и двинулись малоизвестными тропками, напрямик.
Только, видно, Мисяну досталось в судьбу терпеть одни беды от старика. Другой на его месте давно бы сбросил тяжёлую ношу, а он всё тащил. И не в том заключалась трудность, чтобы кормить и заботиться о крыше над головой, а в том, что пустым и вздорным характером обладал приёмный отец. То умудрялся с актёрами перессориться. Приходилось покидать прежний театр и искать новое место. То последние медяки уносил в рукаве, чтобы спустить в ближайшей харчевне. В Цзицине выдал стражникам – с перепугу или понадеялся на награду? Теперь вовлёк в новую беду. Правда, Мисян сам виноват – зачем поддался на уговоры жадного до денег Пэй Сина? Мало было два дня просидеть в тюремном подвале?
Солдаты в синих куртках схватили их перед самым посёлком. Уже крыши стали проглядывать сквозь ветви акаций.
– Держите этих двоих, – скомандовал главный. – Сразу видно, что лазутчики «Красных повязок».
– Какие мы лазутчики? – закричал Пэй Син. – В родной дом возвращаюсь с приёмным сыном. Пять лет родного дома не видел. Меня здесь все знают, любого спросите, каждый вам скажет: «Это торговец Пэй Син».
– Пэй Син, говоришь? Уж не твой ли дом стоит на дальнем краю посёлка, ближе к лесу, в стороне от других?
– Мой, мой, – радостно закивал Пэй Син. – Слева стоит, на отшибе. Правильно говорите, уважаемый, что ближе к лесу.
– Счастливый нам выдался день. Думал, мелкие пташки попались, а оказалась крупная дичь. Его превосходительство господин Чэнь Есян не чаял хозяина дома встретить, – протянул главный. Он обернулся к солдатам и коротко приказал: – Этих двоих к его превосходительству господину главнокомандующему. Начальнику стражи сам доложу, чтобы предупредили господина главнокомандующего. Да в оба глядите, – крикнул он вслед. – Упустите разбойников, на мелкие куски искромсаю.
Солдаты, обступив пленников, повели их через посёлок. Пэй Син испуганно крутил шишковатой своей головой. Куда подевались жители? Где собаки, курицы, гуси, козы? Почему ребятишки не поддают ногами надутые бычьи пузыри. Мирный посёлок превратился в настоящий военный лагерь. Ржали кони, перекликались солдаты, одетые в синие куртки. Над оградами торчали рукояти больших мечей и древки копий. Шалаши из воткнутых в землю пик выстроились прямо перед домами.
Ли Тан. Размышление. Фрагмент свитка на шёлке. XII век.
Пока проходили по улицам, на задержанных никто не глядел: солдатам пленные не в диковинку. Зато в доме Пэй Сина их появление вызвало необычайный интерес. Во дворе собралось много важных военных, и все принялись разглядывать пленных, едва ввели их во двор. Мисян от такого внимания втянул голову в плечи. Краем глаза он видел, как задрожал от страха старик. Солдаты подвели пленников к дому и приказали встать на колени. Вскоре циновка на дверях отодвинулась, и появился сам Чэнь Есян. Все, кто был во дворе, принялись отвешивать низкие поклоны. Пэй Син и Мисян упали на локти, четырежды коснулись лбом земли. Отбивая поклоны, Мисян слышал, как перекатывался в коробе бедняга Сяньсянь. Хорошо, что Сяньсянь привык совершать прыжки, вцепившись в спину хозяина, когда им вдвоём случалось кувыркаться на сцене.
– Это ты, старая черепаха, владелец дома? – брезгливо спросил Чэнь Есян.
Высоким ростом главнокомандующий не отличался, сапоги на толстой подошве не спасали положение. Зато выправку имел горделивую, под стать своему пышному одеянию. Тщедушное тело облегал широкий расшитый халат, перехваченный поясом из крупных нефритовых бляшек. Под воротом вились нити кораллового ожерелья. На лбу прикреплённый к чёрной атласной шапке кровавой звездой горел ярко-красный рубин.