— У нас будет гость, даже два гостя, девочка. Да, я должна отдохнуть, поскольку предстоит много работы.
Дымок с пластинки металла клочьями поднимался вверх. Весь порошок исчез, остался только песчаный кот. Песня котти затихла. Одна за другой они вытягивали шеи, шумно принюхиваясь к голове фигурки, а затем издали вопль, какого я никогда прежде не слышала. Равинга кивнула:
— Хорошо сделано, не так ли? Пусть она будет тем, что больше всего понадобится в наступающие дни.
Она положила руки на стол и, опираясь на них, поднялась с кресла, словно силы покинули ее.
— Вот, — показала она на золотого кота, — бережно спрячь его, потому что теперь эту вещь надо хорошо охранять.
Она пошатнулась, и я бросилась поддержать ее, но она жестом отстранила меня.
— Мне просто надо отдохнуть, Алитта. Отдохнуть до прибытия наших гостей.
Гости явились в сопровождении такого эскорта, который в нашей части города редко увидишь, разве что между Домами возникнет серьезный разлад и какой-нибудь убийца решит здесь спрятаться. Это был отряд собственной гвардии королевы, который доставил к нашему порогу Хинккеля. А рядом с ним открыто шагал Мурри, песчаный кот, хотя я полагала, что, покажись он на глаза нашим гордым охотникам в других обстоятельствах, он поплатился бы за это жизнью.
Воины не последовали за Хинккелем в наш маленький двор. Мне очень не понравилась сама мысль, что они могли дойти до конца ведущего сюда пути.
У меня был доступ ко многим секретам Равинги, если не ко всем, и некоторые из них таковы, что лучше никому из власть имущих о них не знать. То, что она была занята осуществлением какого-то великого плана, состоящего из многих частей и касающегося многих, от представителей крупных Домов до тех, кто редко показывается при свете дня, — об этом мне было известно уже много сезонов. Мне также было понятно, что я являюсь частью ее плана, и меня это не возмущало.
Во мне всегда жила жажда знаний, и хотя по отношению к Равинге я испытывала благоговейный трепет, она была щедрым учителем. Выясняя, что под одним ее искусством скрывается другое, я копила знания, даже если меня допускали прикоснуться к ним только в силу ее плана.
Я увидела через нашу смотровую щель приближение Хинккеля и поспешила вниз, чтобы открыть дверь лавки прежде, чем он сможет постучать. Майкол неподвижно сидел на табурете за прилавком, Я в очередной раз задумалась, что этот старик знает и о чем догадывается. Однако он был искренне предан Равинге, и я поняла это с первого знакомства с этим домом.
Хинккель вошел, следом за ним — Мурри. Мимо меня, прошуршав моей юбкой, проскочили три наших котти. Я приветствовала человека, подняв руку, а они отправились тереться носами с песчаным котом.
На свету я заметила черное пятно, которое почти покрывало ладонь его руки, поднятой в ответном приветствии. Что-то словно выжгло клеймо в его плоти. Он и в остальном изменился. На его узком лице пролегли новые борозды, странное ощущение силы изведанной и примененной сохранялось в нем. Я поняла это из опыта моей жизни у Равинги. Он побывал в странных местах и хорошо себя там показал.
— Добро пожаловать в Дом. Иди же безопасно к очагу, Знай, под этой крышей все — друзья тебе, — машинально произнесла я формальное приветствие.
Он улыбнулся, и улыбка стерла с его лица часть отметин его новой силы.
— Да будет почет этому Дому. С радостью в сердце принимаю все, что он дает мне. — Этот ответ, особенно последние слова, показался мне большим, чем простая формальность. В нем была теплота, предполагавшая, что ему действительно уютно здесь.
Дверь теперь была плотно закрыта от всех любопытных глаз — хотя почему у меня в голове в тот момент возникла такая мысль, я сказать не могу. Меня почему-то радовало, что стража не видела нашей встречи, пусть она и была совершенно невинной.
Снова я провела его в комнату, приготовленную для него. Когда он отложил свой посох, я лучше рассмотрела клеймо у него на ладони — голову леопарда. Я не знала его значения, за исключением того, что это подтверждало, что он успешно прошел поставленные перед ним испытания.
Его кифонгг стояла у стены. Он наклонился и взял ее, провел пальцами по струнам.
— Хорошо и умело настроена. — Он посмотрел на меня, снова улыбнувшись. — Благодарю тебя за эту услугу, Алитта.
Я пожала плечами. Как обычно, я чувствовала себя с этим человеком неловко, он даже вызывал у меня подозрения, и я почти не верила, что Равинга так туго вплела его в свою сеть. Он был довольно хорош собой, хотя и хрупок сложением, без сомнения, не ровня любому молодому воину из великих Домов. Но что он значил для меня? Я знала людей куда выше по положению, гораздо более великолепных, чем он, но под их яркой оболочкой скрывалась пустота.
— Хороший инструмент требует внимания, — сказала я по возможности безразлично. — Моя госпожа присоединится к нам позже — она сегодня допоздна работала.
Он кивнул, когда я отступила с порога, пропуская Мурри. Потом я направилась на кухню, намереваясь приготовить такой ужин, который пришелся бы по вкусу Равинге после ее испытаний, а также удовлетворил бы гостей, чье место в нашей жизни по-прежнему оставалось для меня загадкой.
27
Свет лампы падал на стол, и мне он показался странно гостеприимным. В этой комнате я чувствовал себя дома — несмотря на то что девушка у очага всегда смотрела на меня так холодно. Но в остальном мне было радостно здесь, меня окутывало тепло, приходившее не снаружи, а изнутри.
Если Алитта не была любезна со мной, то Равинга приняла меня радушно, и в основном для нее я рассказывал о своих испытаниях. На скамье с другой стороны стола сидели три черных котти, и, казалось, они тоже слушали и понимали каждое произнесенное слово. Или каким-то образом им помогал Мурри, который вольно растянулся на полу, полностью расслабившись так, как могут только его сородичи.
Кифонгг покоилась у меня на коленях. То и дело кончики моих пальцев извлекали из нее одну-две ноты. И тут я осознал, что веду себя в точности как бард, передающий послание.
Рассказ мой кончился далеко за полночь. Я хорошо поужинал тем, чем угостила меня кукольница, да и теперь под рукой у меня стояла кружка фексового сока, чтобы можно было промочить горло во время рассказа. Я заметил, что Алитта покинула свое место у очага и села на лавку рядом с котти.
— Так я и добрался так далеко, — закончил я.
— Так далеко, — эхом отозвалась Равинга. — Остается последнее — добыть корону.
Я попытался на время выбросить это из головы, поскольку понимал, что последнее испытание действительно самое трудное и потребует от меня всего моего умения. Как может человек подпрыгнуть так высоко, чтобы достать корону, да еще среди этих раскачивающихся заточенных пластин, висящих на разном расстоянии от земли, я понять не мог. И теперь, несмотря на уютное тепло комнаты, меня пробрал холод.
Каждое испытание грозило смертью. Я думал, что уже свыкся с этим. Но теперь понял, что страх все еще следует за мной тенью.
Я положил арфу на стол и посмотрел на свои ладони, на которых шар оставил отметины. Затем, словно ведомый силой свыше моего понимания, я положил обе руки на подвеску у меня на груди.
Равинга встала и без единого слова оставила меня сидеть там, чтобы я мог лицом к лицу встретиться с тем, от чего пытался отрешиться весь вечер, с этим ослабляющим меня страхом. Шанк-джи и остальные, кто еще был жив, пока не вернулись. На протяжении некоторого времени я буду вынужден ждать, и если страх при этом окажется моим постоянным спутником…
Кукольница вернулась из тени на свет лампы. Она положила на стол посох — но он был совершенно не похож на тот, что сопровождал меня в моих странствиях. Этот посох не был пастушьим оружием и спутником. Это был жезл, символ власти, Власти..,
Жезл был золотой, украшенный узором, выложенным из маленьких драгоценных камней. Рубины Фноссиса, топазы Азенгира, сапфиры моего края, другие камни, служившие символами пяти народам, образовывали эти завитки и спирали. А навершием жезла служила фигурка сидящего песчаного кота, тоже золотая, с драгоценными глазами, горевшими ярче тех камней, что были внизу, на жезле. Он был достоин императора как знак его власти… императора!
Я смотрел на него, почти ослепленный. Работа была такой же тонкой, как и у моей сестры. Прежде я думал, что никто не может превзойти ее в мастерстве. Я протянул руку, но не решился коснуться его, ведь он был предназначен не для меня.
Равинга словно читала мои мысли.
— Он твой по праву, Клаверель-ва-Хинккель. Или скоро станет твоим.
— Но почему? — Меня снова, в сотый раз пробрала ледяная дрожь страха. — Кто я такой, чтобы стать императором? Я даже не воин. Скорее, пастух или слуга в доме своего отца, — Я не хотел заглядывать вперед. Я не решался рассчитывать на то, что, по моему мнению, никогда не окажется правдой.
Для вапаланцев я был варваром. Среди своего народа я считался человеком никчемным. Я был…
— Ты, — слова ее были похожи на приказ, — то, чем сам себя считаешь. Разве ты не стал побратимом повелителям пустыни? — Ее взгляд метнулся к Мурри и вернулся обратно. — Какой еще человек на протяжении поколений мог на это претендовать?
Мне показалось, что мои глаза обратились внутрь. Я не видел уже ни комнаты, ни сияющего жезла, а только скальный остров и танцующих котов. Даже словно бы слышал вдалеке странное звучание их песен. Я снова видел их невероятные прыжки, их полеты, их прекрасный распушившийся мех, воздух, который они вбирали в себя и который удерживал их над землей.
Тогда это казалось мне чудом, а сейчас — таинством и предметом восхищения. Грациозные тела, поглощенные всплеском своих эмоций. Я вспомнил свои попытки подражать им и свое участие в радостном выражении их любви к жизни.
— Да, — сказала Равинга, и голос ее рассек полудрему, вернув меня к действительности. — Помни об этом, брат мохнатых. А почему именно ты, — она помолчала, словно подыскивая нужные слова, как взрослый, пытающийся объяснить что-то сложное ребенку, — не жди от меня ответа, Хинккель. Я знаю только то, что уже много сезонов моим долгом б