Ты прекрасно знаешь, что в ответ на то, что ты говоришь и делаешь - найдутся тысячи возражений. Даже Высоцкого не только не принимали, но и охаивали на страницах газет. Вырезали его песни из фильмов. Когда только поняли, с кем и с чем имели дело! Те, кто не услышал Башлачева, а их сейчас подавляющее большинство, заслуживают лишь жалости. То, что ты услышал и понял - это лишь признак твоей мании величия и стремления самоутвердиться. Возникающая утех или других людей мания величия - просто признак безвременья. И даже если кто-то выражает себя так - это нужно для того, чтобы понять: время в России остановилось, застыло, пошло вспять - как говорил Георгий Александрович Товстоногов…
«Для того чтобы сделать что-то значительное, гениальное -надо на время сойти с ума». (Ю. Рулев. «Патриархальная выставка»).
КОГДА МЕНЯ УВИДЕЛ -В НЕМ ПРОСНУЛАСЬ НАДЕЖДА
Улица Черняховского, заброшенный дом, сквот (сквоты это нелегально занятые брошенные дома). Гитарист группы «Джунгли» Андрей Отряскин, Саша Башлачев, барышня, с которой я в то время дружил, - пришли в такой дом. Там знакомый нам хозяин, прямо посреди комнаты на полу костер из паркета жег. Выпивали, пели песни, играли на гитарах. Андрей Отряскин - круто играл, своими гитарными лианами всю комнату опутал. Мы подыгрывали ему, потихонечку, как-то не по-концертному - партизанщина, в общем. Сашу в этот вечер я услышал первый раз. Голос, браслет из колокольчиков, гитара - свой у него был звук: громкий, напористый, плотный, яростный, с надрывом, чем-то Высоцкого напомнил. Пел куда-то вдаль, как будто не для нас. Монстром-инструменталистом Саша, конечно, не был -а музыка у него была своя, сильная, самобытная, от слова рождалась - Саша был стихия. Поэт. Тогда такая волна от всего шла, накрыло…
Костер на полу, наши тени на стенах - обстановка для центра города нереальная, просто сказка какая-то… Все, что тогда было и возникало, мне приходилось по душе. Все было естественным. Главным было выразить свои ощущения жизни. Слава Богу, были люди, которые несли свою правду искренне, было бы с кем поделиться. Саша был одним из них. Весной 1986 года во Дворце молодежи проходил фестиваль «Ленинградского рок-клуба». Номер фестиваля не помню, но это можно уточнить. В этот день должны были играть «Патриархальная выставка», «ДДТ», «Аквариум» и Александр Башлачев. Саша должен был играть первым. Незадолго до начала он подошел ко мне и попросил - не могла бы «Патриархальная выставка» поменяться с ним местами в концерте. Объяснил ситуацию, что ему, еще малоизвестному автору, очень трудно начинать первым: одному с гитарой, на не разогретый двухтысячный зал. Для меня решение требовало совместного участия всех музыкантов «П. В.», которые должны были подъехать только к началу концерта. И я предложил Саше поменяться с группой «ДДТ». В этот момент они были на сцене и настраивали аппарат. Объяснил все это - мол, так правильней будет. А он мне - я уже к ним подходил… И глаза у него влажные стали, как у ребенка потерявшегося, и внутри крик. Я замолчал. Зависло все. И разговор такой по душам случился. Ответ я буквально выдохнул и увидел, как у человека вырастают крылья. Одним словом «Патриархальная выставка» в этом концерте играла первой.
Были и другие встречи - ничего особенного: на Невском, в «Сайгоне» маршруты пересекались. Когда девушка моя в Гастрите на раздаче работала, иногда гарниры вместе на халяву ели. На концертах встречались. Помню, после одного оказались в какой-то компании в коммуналке. Уединились на кухне, выпили, и Саша пел только для нас двоих: для меня и барабанщика «П. В.» Вадика Петухова. О гибели Саши я узнал, когда у нас были концерты в Тобольске, из передачи Градского. Жуткое, непонятное событие… - в таком возрасте - трагическая ошибка.
В любом человеческом обществе независимо от его формации время от времени разница между словом и делом достигает колоссальных размеров. Результатом - резкое ухудшение уровня жизни людей, революции, войны, самоистребление. В восьмидесятых годах прошлого века в России сложилась именно такая ситуация.
Поэты больше чем кто бы то ни было чувствуют это и своим творчеством провозглашают необходимость перемен. Гибель поэтов и невостребованность их творчества широкими массами - признак болезни общества.
Мы больны, у нас болезни слуха, восприятия сигналов, посылаемых нами Творцом. Свято место пусто не бывает. Если человечество в настоящий момент времени не в состоянии усваивать духовные ценности - на смену им приходят другие. И разница между словом и делом превращается в пропасть, в черную дыру, которая затягивает в себя миллионы и миллионы людей.
Я ПРОТИВ СУЩЕСТВУЮЩЕГО ПОЛОЖЕНИЯ ВЕЩЕЙ! Кометообразный
Впервые я услышал о Башлачеве от Сергея Фирсова, меломана и коллекционера подпольных записей. Это было в конце 1984-начале 1985 года. «Вот, послушай. С одной стороны на кассете Саша Башлачев, а с другой - Юра Шевчук, с акустическим альбомом», - сказал Фирсов. Про Шевчука я что-то слышал, а фамилия Башлачев была мне абсолютно неизвестна. Я очень благодарен Фирсову за это открытие. Он многое предчувствовал, понимал каким-то чутьем, подсознательно. Результатом прослушивания новой кассеты был нескончаемый восторг. В те годы я и мое ближайшее окружение - все были меломанами. Рок-клуб функционировал вовсю, многие из нас бывали там постоянно. У меня был приятель, Валера Тимофеев, с которым мы вечерами любили долго и яростно рубиться по поводу того, что хотел сказать Борис Борисович Гребенщиков в той или другой песне. Это была постоянная тема бесед на коммунальных кухнях. И вот, для обсуждения появился новый повод: Саша Башлачев и его песни. Кто лучше: Шевчук с его новым альбомом или Башлачев? Я свой выбор сделал сразу и навсегда в пользу Башлачева, а Валера встал на защиту Шевчука. Я помню, что песни Башлачева мне сразу понравились, с первого прослушивания. В первую очередь, из-за сильнейшего эмоционального воздействия. И поскольку я очень дотошный человек в отношении филологии и поэзии, я восхищался тем, как искусно Саша работает со словом, насколько он тонок, емок и одновременно страстен. Бальзам на душу! В общем, у меня сомнений не было - передо мной поэт, и точка. Первое впечатление с годами не потускнело. Я периодически переслушиваю его, и все больше и больше понимаю. Есть такие вещи, которые, что называется, нарочно не придумаешь. Кроме сердца и ума в них присутствует удивительное ощущение времени, погружение в какую-то свою эстетику, которую, к слову сказать, потом многие позаимствовали. Она действительно российская, глубинная. И это настоящая рок-музыка, хоть исполняется в бардовском варианте, без обычного сопровождения гитар и ударных. Я в те времена отчасти был снобом по отношению к искусству шестидесятников, их «немузыкальное™». Выбирал для себя наиболее приемлемых, остальных отвергал просто за то, что они ограничивались тремя аккордами. А с Башлачевым так не получилось - настолько мощное поэтическое и эмоциональное было явление. Он был настолько кометообразен, что не заметить, не полюбить его было невозможно - невзирая на то, что с музыкальной точки зрения это как бы не рок-песня в ее истинном звучании. В то время я слушал другую музыку, но Александра сразу выделил в отдельный уголок на своих полочках, и там он незыблемо стоит до сих пор, получив титул неприкасаемого.
На первый Сашин квартирник я попал в 1985 году по приглашению Марьяны Цой, уже будучи его восторженным фанатом. Я был потрясен вдвойне. В углу комнаты сидел невзрачный, плохо вымытый, тщедушный человек. На гитаре играл, мягко говоря, слабовато, да и с голосом были проблемы - не всегда выпевал мелодию. Но когда разыгрывался, превращается в Джима Моррисона, становился красивым человеком. Невзирая на то, что некоторые песни я забраковал, общее ощущение значительности того, что делал Башлачев своим пением, перекрывало все. И потом, он настолько заходился в этой своей неистовой манере исполнения - кровь с пальцев! В общем, слушатели уходили с его концертов совершенно ошарашенными, это был эмоциональный шок, катарсис. То, что я увидел, подтвердило мои предположения: это человек самого высокого, запредельного уровня, к которому надо стремиться каждому из нас.
И далеко не всем само такое стремление по плечу. Я тоже пытался что-то сделать в русской народной манере. Но подражать Башлачеву было бесполезно, потому что у него это от земли, он корнями с этим связан.
Потом я выяснил, что Саша очень тщательно, скрупулезно работал над словом, и работа эта давалась ему нелегко. Но, сколько ни работай, такое не выплывет у большинства из нас, это от Бога. После первого же концерта я выразил свой восторг Фирсову, тот передал его Саше. Я знаю, что Башлачеву было известно о впечатлении, которое он на меня произвел.
Потом мы встречались на фестивалях уже как хорошие знакомые. Я тогда много и часто общался с «Алисой», и Костя Кинчев тоже стал Сашиным фанатом. Мы с ним время от времени обменивались информацией о том, что происходит с Башлачевым, как его дела. Я был свидетелем того, как на одном из концертов Башлачеву показалось, что кто-то грубо позаимствовал его тему, украл, проще говоря. Помню его слова: «Обидно! Украли песню». Он очень расстроился. Беззащитный он был в таких делах, беззлобный. Не отвечал ударом на удар.
К сожалению, мы с ним общались недолго и неемко. Очень уж было бурное время: с восемьдесят четвертого года до восемьдесят восьмого-восемьдесят девятого. Огромное количество всевозможных событий, концертов, внезапный приход популярности. Люди не успевали подолгу общаться. Это печально, ведь желание-то было. Кроме того, я человек некомпанейский, нетусовочный и не умею дружить. Дружеские отношения надо беречь, следить за ними, поливать, как дерево. Я на это не способен, да и Саша, по-моему, был таким же одиночкой. На первом этапе мы общались на квартирных концертах, на фестивалях в рок-клубе, где вместе выступали.
К концу восьмидесятых годов у нас появилась своя студия, и мы думали помочь Саше записаться на хорошей аппаратуре. Я предложил Фирсову сделать аранжировки Сашиных песен и подыграть ему, и все это совершенно бесплатно. Догово