А вот что делать самим — та еще задачка. Князь долго терзал своего воеводу, требуя, чтобы тот вспомнил какой-нибудь хитрый пример из истории военного искусства, дабы одолеть трех противников, но Вячеслав только разводил руками, зло хмурился и огрызался. Дескать, он не ксерокс и копий с ратников штамповать не умеет. Да и о каких трех можно вести речь, когда и на одного, самого сильного, силенок не хватает.
В результате скрупулезных подсчетов выходило, что Рязанское княжество в состоянии выставить на поле боя восемь тысяч пешцев и две тысячи всадников. Это по максимуму, то есть предел. Мало того, из этого же количества надлежало усилить Ряжск с Пронском и Ельцом, пускай хотя бы парой-тройкой сотен на каждый град, да еще не менее полутысячи выделить против Давида Муромского и мордвы. Меньше нельзя — рискованно. Уж больно близко первый рязанский город Ижеславец, расположенный близ устья реки Пры, от Рязани. Если Давид его возьмет, то ему по прямой до стольного града всего полсотни верст. Правда, полусотня, с учетом причудливых речных изгибов всей сотней обернется, да что проку. Чиста речная гладь, плыви да радуйся. Утром в Ижеславце, а к вечеру под Рязанью. И никаких тебе волчьих ям, тайных рвов и лесных засек. А в самом Ижеславце ратников не больше сотни, да и та черная[28]. Плюс ко всему перечисленному не следует и Ожск забывать. Ну и Рязань, которая без стен стоит, тоже надо кого-то оставить охранять.
Князь и воевода думали и гадали долго. Наконец решили по всем направлениям дать столько, сколько нужно, а на основную рать, под Коломну, взять то, что останется. Выделили, подсчитали. Получилось совсем плохо. Всего полторы тысячи конных да четыре — пешцев. Правда, самые отборные полки, но ведь четыре, а не двадцать четыре, которые против них встанут. И как быть?
Первый день, отведенный на раздумья, ничего не дал. Научили они уже Ярослава на свою голову. Теперь он не поймается ни на засаду, ни на тайный ров. Минькиных гранатометов имелось всего две дюжины, но из каждого можно сделать всего по выстрелу — проблему с пружинами изобретатель так и не решил. Может, получится и больше, но полагаться следовало только на один. Словом, куда ни кинь, всюду клин, и спать оба стратега поплелись злые и измученные.
Вот ночью-то князю и приснилось… Проснувшись, он вспомнил свой сон, который поначалу показался ему ни к селу ни к городу. Ну подумаешь, обычный урок в школе, где он рассказывал ученикам про завершающий этап Второй мировой войны и как лихо Красная армия билась под озером Балатон, как освобождала Польшу, Румынию, Венгрию, как шла по Германии, и про грандиозную битву за Берлин. И что из того опыта можно применить в тринадцатом веке? Где ему взять танки, авиацию, чем нанести мощный артиллерийский удар и к какой электростанции подключить восемь тысяч прожекторов для достижения психологического эффекта?
Осенило Константина ближе к обеду. Он во время трапезы как раз начал пересказывать свой сон Вячеславу, а на середине осекся и призадумался — а почему бы и нет?
Рупоры сделать — мелочь. Их тот же кузнец Мудрила и десяток за ночь выковать может. Хитрость-то невелика — согнуть железную пластину потоньше в виде воронки да проклепать. Вместо прожекторов можно использовать факелы, предварительно пропитав их сернистым раствором, давно используемым Минькой при обработке веревочных фитилей для гранат. Если их все разом на стены выставить, получится совсем неплохо. Согласовать время тоже труда не составит. Одна огненная стрела взлетела со стороны княжеской рати — значит, запаливай. А уж когда через минуту вторая следом взовьется — втыкай факелы в заранее подготовленные места.
Ну а для гранатометчиков условным знаком будет горящий крест, который должны были поджечь в поле одновременно с факелами на стенах. Доски для него заранее напилили из самой высокой сосны, основательно пропитав их смолой. Да еще Минька, узнав, что цвет у пламени желательно сделать с синевой, добавил туда чего-то эдакого. Ямку для него на самой вершине холма тоже выкопали заранее, метра в три глубиной, чтобы точно не выпал.
Дальше оставалась ерунда. Ночью подтащить крест, поднять, вкопать в эту яму и подпалить со всех концов разом. Едва вспыхнет тридцатиметровый здоровяк, как вступят в дело арбалетчики, дав залп по всем шатрам, что боярским, что княжеским, за исключением того, где находился юный Ингварь Ингваревич. С ним Константин собрался еще разок попробовать примириться. Удастся — нет ли, но убивать княжича он не хотел.
Да и с рупорами тоже не абы как — на самотек дело не пустили. Вначале князь с воеводой разработали текст, исчеркав не один лист, пока не утвердили окончательный вариант. Исполнителей подыскивали долго. Тут ведь простой бирюч не годится — помимо громкого голоса и четкой дикции еще и выразительность нужна, иначе должного эффекта не добиться. Из пяти десятков бирючей и самых горластых воев, которых им назвали сотники с тысяцкими, с превеликим трудом отобрали человек двадцать. С ними пришлось повозиться изрядно, прежде чем они уразумели, как именно нужно кричать.
А тут неожиданно выявилась новая беда — частые осечки у гранатометов. Минька, потупив голову, сокрушенно сознался, что здесь и он бессилен. При любом существенном перепаде ночных и дневных температур, который той же осенью доходит градусов до десяти, а то и пятнадцати, металл неизбежно охлаждается, после чего на внутренних стенках гранаты образуется небольшое количество водного конденсата, проще говоря — железо начинает «потеть». А раз оно «потеет», значит, порох моментально сыреет и не только не взорвется, но и гореть-то будет с превеликим трудом.
Пришлось призадуматься и над этим. Выход отыскался. Старый порох высыпали, заряды освежили новым, а чтобы перепада температур не возникло, каждый из арбалетчиков-гранатометчиков разоблачился до пояса, оставшись в одной нательной рубахе, и им эти гранаты примотали к груди.
Не забыли и про дальность выстрелов. Ну как заставить Ярослава с Юрием разместить свои шатры как можно ближе к стенам Коломны? А место им приготовить поудобнее, да проследить, чтобы они иного не выбрали. И снова земляные работы. Там, где надо, все выровняли, вычистили. Получилось любо-дорого. И опасаться Ярослав не должен: стрела из лука, пущенная со стены, нипочем не долетит — далековато. Холм же, да и прочие места, до которых не дотянуться гранатой, так изрыли, столько настряпали ям да бугров — какой уж там шатер поставить, того и гляди, ноги переломаешь.
Словом, потрудились на совесть, предусмотрев все. Ну и сработала их затея на славу, без единой осечки. И не скажешь, что это в общем-то была премьера, да и «артисты» все из новичков.
Дальнейшие их планы Вячеслав предусмотрительно подготовил. Один на случай поражения, другой — исходя из ничейного результата, если кровопролитная битва не закончится чьей-либо победой. Три последних составлялись воеводой для победы, из которых один при неслыханной удаче. Назвал его воевода, использовав слова песни: «Счастье вдруг, в тишине».
— Убери, а то сглазишь, — посоветовал Константин, не пожелав его даже обсуждать.
Вячеслав недовольно посопел, обозвал князя суеверным пессимистом, но послушался, убрал, переложив в другой карман. Вынул он его с торжествующей улыбкой утром, когда стало окончательно ясно, что все сработало так замечательно, что лучше некуда.
Согласно предварительным прикидкам воеводы, предполагалось оставить пару сотен ратников под Коломной для охраны пленных, а остальных ратников поделить на три части. Одну, самую малую, нарядить на захваченных ладьях вверх по Москов-реке. Брать города, что на ней лежат, под свою руку, не планировалось. Задерживаться с целью выкупа — тоже, ибо мелочиться не стоило. Ну что там взять с захудалых: три горшка, топор да два чугунка? Куда важнее неожиданность, а для этого предстояло совершить марш-бросок до Клязьмы и захватить ладьи Юрия, оставленные там под небольшой охраной.
Тем временем оставшиеся две трети должны были поспешить: часть на юг, а другая, попутно забрав с собой дополнительных ратников из Коломны, Ожска и Рязани, на выручку восточного форпоста Рязанского княжества — крепостцы Ижеславца. Там отсечь Давиду дорожку обратно и далее, разбив его, двигаться на Муром. Взятие его не планировалось. Могучие стены, глубокие рвы — поди одолей. Но затребовать контрибуцию сам бог велел.
И тут вторая удача. Известие, что орды Котяна не было вовсе, а Юрий Кончакович со своей ордой хоть и появился под Ряжском, но уже повернул обратно в степи, пришлось как нельзя кстати. Узнав об этом, Вячеслав вмиг встрепенулся, довольно потер руки и безапелляционно заявил другу, что из такой благоприятной ситуации грех не выжать максимума и пришла пора окончательно добить северных соседей.
Поначалу Константин подумал, что бравый воевода пошутил. Бывает с ним такое. Но пока плыли к Ижеславцу, Вячеслав растолковал возникший замысел. Мол, глубокие рвы и крепкие стены не имеют никакого значения, если на этих стенах отсутствуют защитники, а Ярослав с Юрием перестарались, собрав в свои рати весь боеспособный народ.
Разумеется, начинать следовало непременно с Владимира. Овладеть им — лишний козырь при осаде остальных крупных градов. Мол, столицу-то вашу взяли, и вам тоже нечего свои головы зазря класть.
Правда, Константин еще попытался образумить Вячеслава и не преминул напомнить, что хоть ратников ныне в городе не бог весть сколько, но зато населения изрядно, и если они успеют закрыть ворота, то заморочек со взятием будет хоть отбавляй. Это не Переяславль Рязанский, жители которого относительно равнодушно восприняли переход власти из одних рук в другие. Им-то особо беспокоиться было не о чем — что один князь свой, рязанский, что другой такой же. Зато во Владимире сложностей выше головы.
Всего сорок лет минуло с тех пор, как рязанский князь Глеб Ростиславич крепко пощипал город и вывез оттуда все святыни, включая икону Владимирской божьей матери