Словом, Константин знал, что просить у Абдуллы, — мастерство булгар стоило очень дорого. Во всяком случае, гораздо дороже тех двенадцати тысяч полновесных рязанских гривен, которые были получены, тщательно взвешены и ныне, упакованные в пятьдесят один кожаный мешок по три пуда каждый, ехали в десяти санях. Десять тысяч из них предназначались за обиду князю, еще одна Великому Устюгу как возмещение причиненного ущерба, и последняя — на храм, к строительству которого по настоянию отца Николая Константин решил приступить с весны.
Заботами Абдуллы не остался без подарка ни один из рязанских дружинников и пеших ратников. Бек не поскупился, не пожалев и своей казны, в результате каждый бывший полоняник из сожженного града щеголял в новой одежде. Ее им тоже справил наследник ханского престола.
Словом, поездка удалась на славу. А то, что не довелось подраться, так оно, может, и к лучшему. Правда, не все были согласны с князем в этом вопросе, некоторые втихомолку ворчали. Даже Вячеслав выразил сожаление, оставшись с Константином один на один. Начал он издалека, заикнувшись о том, что содрать с булгар, скорее всего, можно было бы намного больше.
— Я же вместе с вами условия разрабатывал. Сколько мы запросили, столько нам и дали, — удивился Константин.
Но воевода, оказывается, краем уха слышал последнюю фразу Абдуллы о том, что можно было бы просить вдвое дороже, о чем и сказал, упрекнув:
— Ты как наш российский президент. Тот тоже любитель кидаться казенными деньгами. Этим миллиарды простил, тем простил, а на то, что народ в нищете, наплевать. Я думал, уж ты-то не дурак и за Русь всей душой болеешь, а ты, оказывается…
— Слава, ты бы подумал, прежде чем меня такими сравнениями оскорблять! — возмутился Константин. — Поверь, что никогда и ни одному чужому государству я ни единой гривны долга ни за что не прощу. У нас и самих расходов выше крыши. Буду я еще гривнами разбрасываться, как же. Но тут-то совсем другая ситуация. Мы же дань потребовали, и они нам ее сполна всю отвесили. Возможно, что мало заломили — но тут не я один, все виноваты. Кстати, помнится, ты тоже участие принимал. И потом, сам знаешь — после драки кулаками не машут.
— Вот оно и плохо, что драки не было, — вздохнул сокрушенно Вячеслав. — После нее мы и правда из них намного больше выжали бы.
— Так вон ты к чему завел эту беседу, — догадался Константин и добродушно упрекнул друга: — Ты же воевода. Радоваться должен, что людей сберег.
— Хорошая тренировка им бы не помешала, — возразил Вячеслав. — А так-то что — ходили-бродили, а где победа?
— А с чем она у тебя ассоциируется? — спросил князь. — Чтобы поле бескрайнее, а на нем трупы горками?
— Если вражеские, то примерно так я ее себе и представляю, — подтвердил воевода, ничуть не смущаясь собственной кровожадности.
— А ты припомни, что одних вражеских на таком поле никогда не будет. Они всегда вперемешку со своими, — заметил Константин. — И потом, чем всегда заканчивается любая победная битва? — И сам же ответил: — Мирным договором с побежденным противником, который для тебя выгоден, а для него — нет. Считай, что мы сразу, минуя битву, перескочили к конечному результату.
— А еще лучше, когда вообще договариваться не с кем, — упрямо заявил воевода.
— Договариваться всегда есть с кем, только не всегда с тем, с кем ты воевал, и порою это даже хуже, — парировал князь. — А если тебе мало драк, то будь уверен — на твой век хватит. Причем уже в этом году.
— И откуда такая убежденность? — удивился Вячеслав.
— Сердцем чую, — нахмурился Константин. — А сердце у меня — вещун.
— Да-а, — протянул Вячеслав. — Ты в этот раз прямо в духе отца Николая действовал, — не удержался он, чтобы не подковырнуть. — Борец за мир и все такое. Жаль, что не видит он тебя, а то обязательно возликовал бы и прослезился.
— Возможно, — флегматично согласился Константин, пропуская мимо ушей язвительные слова друга. — Честно говоря, мне его дьявольски не хватает.
— Как-то двусмысленно звучит. Священника — и вдруг не хватает дьявольски, — насмешливо хмыкнул воевода.
— Да не в словах дело. И не священника, если уж на то пошло, — поправил князь. — Он из Никеи должен епископом прибыть.
— И как тогда к нему обращаться?
— Владыка, — пояснил Константин и пожаловался: — Знаешь, что-то мне он последнее время чуть ли не каждый день вспоминается. И при этом возникает какое-то непонятное чувство, будто с ним что-то неладное происходит.
— Ерунда, — поспешил успокоить друга Вячеслав. — Сам же говоришь, что все эти поставления, если они касаются сана епископа, — пустая формальность. Ну как у нас в войсках, когда вызывают для утверждения на вышестоящую должность. Прокатится отец Николай туда и назад, кучу книжек интересных тебе привезет, впечатлениями поделится, и все.
— Так ведь я же ему еще и поручение дал о Константинополе переговорить. Помнишь, мы с ним при тебе толковали об этом?
— Да помню я, конечно. Только здесь, по-моему, ты тоже зря волнуешься. Согласятся они или откажутся — лично ему в любом случае ничего не грозит.
— И все равно как-то тревожно, — не успокоился Константин. — Такое чувство, словно над ним там беда нависла. И не дай бог, если она окажется связана как раз с моими просьбами или, — искоса посмотрел он на воеводу, — с твоей разведкой.
— Да я и сам себе не прощу, — отозвался Вячеслав, успокаивающе добавив: — Да нет, ничего с ним не случится. И за разведку мою ты тоже зря волнуешься — там ребята надежные. Конечно, всякое может произойти, но подвести они не должны.
Не суесловно реку, что Константин бысть еретик и веру Христову отринул. В ту же зиму поиде он на булгар веры Магометовой, воевати же их не восхотеша, но мир прияша. Сам же учал мыслить, яко ему веру их прияти, но, ведая, что они тож поклоны богу бьют, своему уговору с диаволом верен остался. Тако же приял от их гривен во множестве и дозволил за то нехристям оным на Русь святую ехати, и заполонили булгары грады русския. Из гривен же оных, за кои он Русь продаша, будто Иуда, на церковь православную ни единой куны не даша.
В ту же зиму Константин поидоша на булгар и без сечи их одолеша. Они же зрели рать велику и дань даша мнози тысячи гривен. Из оного же сребра резанский князь ни единой куны не взяша, но на славу градов своих отдаши и тако же и на воев. Союз же резанский князь учиниша с ханом ихним, ибо ведал о ту пору ворога куда злее.
И вновь Константин поступает как очень дальновидный политик, заключив без единого сражения выгодный мир с эмиром Волжской Булгарии Ильгамом ибн Салимом.
Трактовка того, за что именно получил рязанский князь плату или дань, неоднозначна. Возможно, и впрямь, согласно Суздальско-Филаретовской летописи, он сделал какие-то уступки в вопросах веры — дыма без огня, как известно, не бывает.
Во всяком случае, в подтверждение этого предположения говорит тот факт, что количество булгар в русских городах в последующие годы значительно увеличилось, а мусульманские мастера-строители, как ни удивительно, действительно трудились у князя Константина, помогая ему строить и каменные стены городов, и даже возводить православные храмы.
ЭпилогДан приказ ему на запад…
Тот их, кто с каменной душой
Прошел все степени злодейства;
Кто режет хладною рукой
Вдовицу с бедной сиротой,
Кому смешно детей стенанье,
Кто не прощает, не щадит,
Кого убийство веселит…
— Ну что, хорошо растомило? — проскользил по гладким, выскобленным до восковой желтизны липовым доскам пола красный как рак Вячеслав, растянувшись на широкой лавке в предбаннике и подложив под голову два сладко пахнущих распаренных веника.
Вопрос его предназначался князю, такому же розовому, как и воевода. Константин уже успел окатиться ледяной водой из кадушки и теперь, откинувшись на свисающие со стены веники, неспешно попивал холодный квасок.
— Нормально, — задумчиво ответил тот.
— Что-то я тебя не пойму, княже, — недовольно буркнул воевода. — На пиру в честь бескровной победы над Волжской Булгарией ты смурной сидел, словно единственный представитель побежденных. Я думал, дела какие неотложные тебе душу грызут, но уже неделя прошла, а ты хоть бы раз улыбнулся. Мне, между прочим, завтра на проверку ополченцев выезжать, а это месяц, не меньше. И что я с собой на память о друге увезу? Рожу его мрачную? Может, исповедуешься мне, какая печаль твою душу гложет, тем более что я в основном уже знаю причину твоей тоски. — И он, заговорщически подмигнув, лукаво осведомился: — Шерше ля фам, а? Ля фам шерше?
— Ты что, мой новый духовник? — хмуро осведомился Константин.
— А как же иначе? — убежденно и, как ни странно, вполне искренне заявил Вячеслав. — У нас же взаимозаменяемость, а посему я на время отсутствия отца Николая исполняю его прямые обязанности. — И, почесав в затылке, уточнил: — Частично.
— Ну тогда… Грешен я, отче Вячеслав, — начал князь со вздохом. — Я ведь чего хотел — единства на Руси добиться. А на деле чего достиг? Окончательного раскола. Ведь теперь ни черниговцы, ни новгород-северцы со мной уж точно ни в какой союз не войдут. Про южное Переяславское княжество и вовсе молчу. Да и остальные тоже взвоют, едва узнав о том, как рязанец князей заживо сжигает. Вот и думаю, то ли двойку себе за брак в работе поставить, то ли сразу кол жирный.