м, а он ни в какую, отдыхайте, Вика, говорит. Мальчишка! Какая я ему Вика! На моих глазах поднялся, как сейчас помню… Не верю я ему! Убейте, не верю! Из грязи да в князи! Костюмы за три тыщи долларов, машина за полмиллиона. Я хотела ей глаза открыть, да она не слушала.
Вика спешила выговориться, у нее накипело и наболело. Она уже не казалась Шибаеву старой грымзой, и сердилась она не на него, а на подлые обстоятельства, лишившие ее дома и работы. Хотя характерец у нее был тот еще.
– Она очень переменилась, как заболела. Девку эту в дом взяла… Ох и дрянная девка! Алевтина! Кличку себе придумала – Тина. Ада Романовна совсем размякла, как Николай Андреевич ушел. После Севы еще худо-бедно держалась, а как он умер, тут она и поплыла. И болезнь началась. Рак. Взяла она эту Тину в дом, хоть я говорила, хлебнете вы с ней, Ада Романовна, не торопитесь, подумайте. Какое! Сама все знала, советов добрых людей не слушала. Ей и адвокат тоже говорил: не надо. Несколько месяцев тут у нас ошивалась, пока наконец Ада Романовна не выдержала. Они перед ее смертью сильно поругались, и она ей сказала: вон, говорит, из моего дома! Чтоб ноги, говорит, твоей здесь не было! А эта паршивка ей: а вы дайте денег на модельный бизнес – и расстанемся по-хорошему. Я как услышала, так прямо и похолодела вся. А Ада Романовна говорит, я подумаю. Согласилась дать этой шалаве деньги! А та, неблагодарная, даже на похороны не пришла! Съехала ночью, и деньги пропали.
– Какие деньги? – спросил Шибаев.
– Какие… Такие! Которые Ада Романовна в секретере держала, тысячи две или три долларов. На всякий случай, на хозяйство. Так нету их, пропали. Я Светку, подружку ее, утром послала – иди, говорю, скажи, через полчаса автобус – на кладбище ехать, а ее и след простыл. Сбежала! Еще с вечера. Собрала вещички и была такова. С деньгами! Может, и еще чего прихватила, золотые часы вот тоже исчезли, три кольца и сережки. А я предупреждала, что такая шалава не доведет до добра! Гоните ее, Ада Романовна, к черту, говорила я! Ну дак кто ж послушает, все ж все сами понимают, больно умные… Куда нам с нашими советами. И адвокат тоже вот говорил, что гнать надо, и вообще… – Вика осеклась, и Шибаев понял, что она подслушивала беседу хозяйки и мэтра Рыдаева. – Одна радость, деньги она не получила, и то слава богу. Хотя, с другой стороны, неизвестно, кому теперь достанутся. Андрей уже вовсю хозяйничает, слух прошел, расширяться хочет, кредит под залог большой берет. А как не пойдет дело, кто в ответе? А никто! Сам теперь хозяин, так в завещании, говорят, прописано. Ада Романовна очень осторожная была, долгов боялась, а этот гусь… Умник нашелся! Сопляк сопляком, а туда же. Рано ушла Ада Романовна, не ожидал никто.
– Вы в полицию заявили про деньги?
– А чего, мне больше всех надо? Сказала Андрею, пусть как хочет. Теперь с него спрос.
– Понятно. Кто такая Света?
– Горничная, недавно у нас. Я ей говорила, не путайся с этой, она девка ушлая, не тебе, простухе, чета. А ей там как медом помазали! Все по углам хоронились, шушукались, глупости всякие сочиняли. Не знаю, когда она ушла. Мы в девять дверь на ночь запираем.
– Какие глупости?
– Да мало ли… Про привидения, – Вика понизила голос. – Тут им и энергия не такая, и холодно, и район плохой, вроде как разлом под землей и оттуда тянет… Плохие испарения.
Шибаев кивнул, но уточнять не стал и попытался вернуть Вику в русло.
– Виктория Емельяновна, что вы знаете про первую семью Николая Андреевича?
– Ну что… Знаю, что и все. Его первую жену я в глаза не видела, это еще до меня было. Были сплетни, что сын родился… Да когда ж это было? Больше двадцати пяти лет, поди, уже и след остыл. Да и работников тех вроде никого не осталось. С ним мы никогда об этом не говорили, сами понимаете. И Ада Романовна никогда не вспоминала, а тут вдруг сына ей Колиного вынь да положь!
– Почему, не знаете? – осторожно спросил Шибаев.
– Откуда мне знать…
Вика поджала губы; пальцы ее стали разглаживать салфетку. На Шибаева она не смотрела. Он ждал, почувствовав нечто, витавшее в воздухе. Вика оглянулась на дверь и произнесла шепотом:
– Ей муж покойный являлся ночью! Потому.
– Что значит… Снился? – начал было Шибаев, но она перебила:
– А то и значит, что являлся! Не снился, а являлся. Она с ним разговаривала.
Видя, что он не верит, она рассказала:
– Я ночью несколько раз вставала, подходила к ее дверям, не надо ли чего, может, воды дать, и слышала. У меня аж волосы дыбом и мурашки по спине! Страх – не передать какой!
– Они разговаривали? – по-дурацки спросил Шибаев. – Но…
– Ну да, разговаривали! Что он отвечал, я не слышала, он тихо говорил, должно быть, а Ада Романовна винилась, прощение просила. Плакала, каялась. А потом и сын стал приходить.
Вика смотрела на него круглыми от ужаса глазами. Шибаев отхлебнул остывший кофе; кашлянул. У него мелькнула мысль, что женщина помешалась от горя, и допрос, скорее всего, пора заканчивать.
– И музыка! И музыка была! Сама слышала! – Она размашисто перекрестилась.
– Музыка?
– Музыка! Из музыкальной шкатулки. Николай Андреевич подарил на свадьбу, она рассказывала. Там жених и невеста вальс танцуют. Старая, звук хриплый, слабый такой, а потом и вовсе обрывается. На тумбочке у Ады Романовны всегда стояла.
– Может, Ада Романовна сама включала?
– Нет! Она никогда ее не включала. Ни-ког-да! – Вика помотала пальцем перед носом Шибаева. – Там звук сразу обрывался, заедало ее. Она там больше для памяти стояла, как сувенир от мужа.
– Как они жили? – спросил Шибаев.
– Нормально жили, как все. У Ады Романовны, конечно, характер был о-го-го какой, крутой характер, а Николай Андреевич мягкий был, спокойный. Но ладили. Он ей всегда: Адочка, Адочка… Хороший человек был. А про семью его первую ничего не знаю.
– Кто еще здесь работает?
– Светка, я уже говорила. Еще кухарка Зоя, всего ничего. Потом Петр, садовник, этот несколько лет, у него своя сторожка в саду. Спец по этому самому делу, – она щелкнула себя пальцами по горлу. – Бухает на свежем воздухе, спит под кустом, но зелень любит – у него и палка уродит. А розы какие! Загляденье! Ада Романовна розы любила… – Вика вздохнула. – Она его несколько раз выгоняла за пьянство, а потом принимала обратно. Он придет и станет перед ней на колени, да так и стоит. Она и таяла. И ни слова – стоит на коленях и молчит, только зыркает, еще и слезу, артист, пустит. Ну, она и принимала обратно. Говорит, ну смотри, Петр, поймаю еще хоть раз на рабочем месте! А он себя в грудь бьет, клянусь, Ада Романовна, хрипит, сдохну раньше! Ни капли! Такой концерт изображал, хоть стой, хоть падай. Брехня, конечно, и пить он не бросил, горбатого, как говорится, могила исправит, но человек безобидный. И мастеровой, руки золотые – его звали, когда надо починить чего или картину повесить, прибить там, принести-вынести. А Славик, шофер, год всего, совсем еще мальчишка, дурной, все ему хаханьки да хиханьки, слова не скажешь, а он уже покатился как горохом. Его Андрей уже перевел к себе. Доживаем последние золотые денечки, кончилась жизнь беззаботная. Все пошло прахом. Дом на продажу выставил! Новый хозяин, не терпится ему. Уже покупатели ходят, высматривают, мужики важные, бабы ихние нос по щелям суют, бассейн им подавай да окна маленькие – надо на всю стенку! Я вот хочу у вас спросить… – Вика замялась. – Если вы найдете сына Николая Андреевича, кто будет хозяин? Андрей или он? И как они договорятся? Ада Романовна думала, доживет, да не дожила. И что теперь? Как же продавать, а может, он тут захочет жить, где батька жил?
– Не знаю подробностей, но в завещании все указано. Адвокат Ады Романовны все устроит.
– Ага, Андрей говорил, но он ведь и соврать может, он хитрый, – она снова вздохнула. – Может, еще кофе? Вы скажите, не стесняйтесь! Может, вы кушать хотите? Жаркое будете?
Похоже, они подружились, и ей не хотелось, чтобы он уходил. У нее были вопросы, и она хотела получить на них ответы. Шибаев отказался, сказал, что страшно занят. Она вышла на крыльцо проводить его.
Выезжая со двора, он заметил на улице девушку в синей пуховой курточке. Ему показалось, она пряталась за деревом. Завидев машину, она шагнула к краю тротуара и махнула рукой. Шибаев, притормозив и перегнувшись через пассажирское сиденье, открыл дверь. Девушка уселась и захлопнула дверь. Повернулась к нему, улыбнулась. Было ей лет двадцать, не больше. Блондинка с очень белой кожей и простоватым личиком, на котором было написано любопытство.
– Вы Света? – догадался Шибаев.
– Откуда вы знаете? – Она смотрела на него восторженными глазами.
– Дедукция! – недолго думая, брякнул Шибаев. Алик бы не преминул заметить, что никогда не нужно упускать возможности произвести хорошее впечатление, на женщин в особенности.
– А вы правда частный детектив?
– Он самый.
– Я знаю, вы ищете сына Николая Андреевича.
– Откуда знаете?
– Да все говорят! И на поминках тоже говорили. Там было много пенсионеров, они рассказывали про его первую семью. Наследника нет, вот Ада Романовна и решила его найти, да опоздала.
– А почему вашей подружки не было на похоронах?
– Тинки? Понятия не имею. Нехорошо получилось, правда? Она даже со мной не попрощалась, просто удрала. А с Адой Романовной они просто как враги были, Тина такое говорила про Аду Романовну, ужас! Что она Севу доставала, из-за нее он пить стал, а потом вообще умер. Она с ним два года жила вроде жены, а потом он умер. И Ада Романовна попросила ее переехать к ней вроде как в память о сыне. В смысле, полгода назад. Но они не мирились, все время на ножах. Ада Романовна ее воспитывала, заставляла идти работать, а Тина не хотела, говорила, что она модель, а не посудомойка. Ада Романовна злилась, однажды бросила тарелку. Не в Тину, а на пол. Вика рассказывала. Тарелка разбилась, дорогая, из сервиза. Она вообще странная, эта Тина. Я бы на ее месте… не знаю! Трудно уступить, что ли? Моя бабушка говорила, что ласковый теленок двух маток сосет. А Тина… странная.