т заведующего бюро пунктом приоткрылась, на пороге появился Виктор Сергеевич Старцев. Встретившись взглядом с Колчиным, поманил его пальцем и снова исчез за дверью. Колчин поднялся, постучал в дверь начальника.
Старцев, очень живой подвижный мужчина, не страдавший комплексами по поводу своего избыточного веса и небольшого роста, занимал должность заведующего корпунктом, поэтому он единственный из всех сотрудников имел отдельный кабинет, тринадцатиметровую комнату, заставленную дряхлой мебелью. Начальник внимательно посмотрел в лицо Колчина, на его поцарапанную щеку, залепленную пластырем, и сурово покачал головой, сделав для себя какие-то грустные выводы по поводу нового стажера.
– М-да. Это что у тебя на физиономии? Перебрал что ли вчера? Асфальтовая болезнь случилась?
– Был у пластического хирурга. Пережил подтяжку кожи. Могу дать телефон врача. Пригодится вам или вашей жене.
– Мне не по карману пластический хирург, – Старцев не воспринимал юмора подчиненных, он был воспитан в том убеждении, что остроты могут позволять себе только большие начальники, да и то в свободное от работы время. – А ты плохо начинаешь. Если и дальше так пойдет, легко догадаться, чем кончится твоя командировка. Турнут отсюда под зад коленом раньше срока. И в Москве шею намылят. Станешь невыездным. Будешь сидеть в новом здании с видом на бульвар, копаться в чужой писанине за мизерные деньги. Чтобы, так сказать, не позорил за рубежом имя и честь… Короче, ты все понял?
– Понял, – Колчин упал в кресло и вытянул ноги.
– Тогда делай выводы. И поменьше болтай с Никишиным. Сегодня он не в духе, заразился бациллой критиканства. Или просто печень пошаливает, желчь разлилась и ударила в голову. Сильно ударила.
Как правило, заведующие бюро ИТАР-ТАСС в Лондоне знали, какой из корреспондентов работает под журналистским прикрытием, а на самом деле является штатным сотрудником Службы внешней разведки. Но сейчас не тот случай, Колчин выполнял особое задание и, учитывая деликатность его миссии, руководство СВР решило не ставить Старцева в известность о том, кто на самом деле его подчиненный и чем он, собственно, занимается в Лондоне.
С одной стороны, это неплохо, поскольку возможность случайной утечки информации по этому каналу полностью исключалась. С другой стороны, не следует рассчитывать на какие-то снисхождения и поблажки, от Колчина будут требовать того же, что спрашивают со всех сотрудников корреспондентского пункта: гони в Москву материалы, штампуй заметки, не злоупотребляй водкой и, самое главное, не ввязывайся ни в сомнительные бытовые истории. Никаких скидок, поблажек и снисхождения.
– О трагедии с Ходаковым слышал? Тогда вот что. Он дружил с англичанами, работниками Форин-офиса. Я разыскал имена его приятелей. Прояви настойчивость, договорись с ними о встрече. Пусть скажут несколько добрых слов о нашем дипломате. Мы выпустим заметки с их комментариями. В ближайшие дни все московские газеты будут писать о Ходакове. Пусть используют те комментарии, что ты получишь.
Старцев привстал, протянул стажеру бумажку со списком из трех имен и телефонами английских приятелей Ходакова. Два имени Колчину были известны, дружбу с этими людьми, чиновниками из Форин-офиса, покойный дипломат водил по заданию разведки. Но что из собой представляет третий персонаж? Некто Патрик Майлс, сотрудник фирмы, выпускающей программное обеспечение для компьютеров. Имя этого человека ни разу не упоминалось в СВР. И каким образом в руки Старцева попал этот список?
– А кто это Майлс?
– Там же написано, прочитай. Он специалист по компьютерам.
– А как вы узнали, что такой Майлс живет на белом свете? И дружит с Ходаковым?
– Деточка, я журналист с тридцатилетним стажем. Я прошел все ступени снизу доверху. Когда мама утирала платком твой мокрый носик, я уже работал в центральной газете. А в мою бытность центральные газеты были серьезными изданиями, а не желтыми листками для подтирки мягкого места, как сегодня. Я узнаю все, что захочу узнать. Я выяснил, в какой спортклуб посещал Ходаков, поговорил с управляющим. Вот и все. С Ходаковым Майлс познакомился на каком-то посольском приеме, а потом они встретились в спортклубе «Оазис». Там бассейн или что-то в этом роде. И абонементы недорогие. Ну, они вместе ходили на плавание и на теннисный корт. Рассказ этого Майлса очень важен для нас. Он никак не связан с Ходаковым по службе. Поэтому дружба этих людей вдвойне ценна. Сотрудники британского МИДа, с которыми общался Ходаков, скажут про него хорошие слова.
– Почему вы в этом уверены?
– Потому что это для них, дипломатов, что-то вроде работы. Им за болтовню, за гладкие пустые фразы деньги платят. А вот Майлс лицо постороннее. Разговори его, напросись к нему в гости. Не знаю, как ты это сделаешь. Англичане не часто приглашают домой гостей, они тщательно избегают общения даже с близкими родственниками. Настолько любят друг друга, что видятся один раз в год на Рождество отметить праздник. Эти семейные сборища часто заканчиваются вызовами «скорой помощи». Но скажи ему по телефону, что это случай – особый, совершенно исключительный. Наплети что-нибудь душераздирающее.
Старцев слишком непоседливая живая натура не мог долго сидеть в кресле. Он оттолкнулся ногами от пола, подскочил и принялся расхаживать по кабинету, заложив руки за спину.
– Уяснил, что от тебя требуется? – спросил он.
– Не совсем.
– Лейтмотивом всех комментариев должна стать строка из песни: «Знаете, каким он парнем был?» Усек? Пусть дипломаты расскажут, что Ходаков был светлой личностью, приятным человеком, эрудитом, полиглотом. И, главное, – он внес огромный вклад в развитие дружественных отношений между нашими странами, в процесс взаимного сближения, в укрепление мер доверия и так далее. Внес свою посильную лепту и все такое прочее. Короче, ля-ля, тополя. Поменьше конкретики и побольше лирики. Ты должен выжать из читателя скупую или обильную слезу – это уж как получится. Нужно, чтобы публика поняла: мы, наша страна потеряла выдающегося дипломата, который делал все, что от него зависит… Делал все, для того, чтобы между нашими государствами все было… пучком. Ну, вообщем, ты задачу понимаешь.
– Ходаков был всего-навсего вторым секретарем посольства. Он простой чиновник не слишком высокого ранга. И никакой значительной лепты в развитие отношений внести просто не мог. Не тот статус.
– А вот это пусть тебя не колышет, – Старцев сердито свел брови. – Тот статус или не тот. Мог он внести лепту или не мог. Человек погиб, и мы должны так его похвалить, чтобы все поняли, в том числе люди, которые сидят на самом верху: на дипломатическом фронте тоже гибнут люди, мы несем невосполнимые потери. Ты не должен строить никаких версий относительно его гибели. Как я понял, на месте преступления найдены ещё три трупа, все выходцы из России. Это очень темная, возможно, грязная история, поэтому в неё мы не станем лезть. Пусть дерьмом занимается полиция.
– Разумеется, – кивнул Колчин. – Это не наша обязанность.
– Твое дело – получить комментарий людей, хорошо знавших Ходакова. И, главное, обработай этого Майлса. Ну, теперь все понял?
– Понял, – кивнул Колчин.
Лондон, район Бермондсей. 14 октября.
Напроситься в гости к Патрику Майлсу оказалось не самым сложным делом. Колчин позвонил ему в офис, представившись корреспондентом ИТАР-ТАСС, лично знавшим Ходакова, попросил о встречи и, удивительное дело, не получил отказа. «Приходите ко мне домой на чай, – Майлс говорил приятным густым баритоном. – Еще утром я услышал о гибели Дмитрия в выпуске телевизионных новостей. Мы с женой просто в шоке. Ждем вас в восемь тридцать вечера». Майлс продиктовал русскому корреспонденту свой адрес, дважды повторил, что он находится в шоке, и положил трубку.
К вечеру снова собрался дождь. Колчин добрался до места на такси, перешел дорогу, поднялся на крыльцо трехэтажного кирпичного дома. Здание было построено недавно, но архитектор приложил все силы к тому, чтобы придать фасаду благородный старинный облик, и добился результата: дом выглядел эдак лет на пятьдесят старше своего реального возраста. Колчин нажал на кнопку звонка, дверь открылась через несколько секунд, будто хозяин ждал гостя с другой стороны.
Майлс занимал довольно просторную квартиру на первом этаже. Он не производил впечатления компьютерщика просиживающего дни и ночи у монитора, близорукого, с испорченной осанкой и плохими зубами. Напротив, выглядел на все сто, как тренер по легкой атлетике: высокий подтянутый мужчина лет тридцати пяти без намека на живот, с мускулистыми плачами. И рукопожатие его оказалось крепким и приятным. Он был одет в джинсы и черный свитер без ворота.
– Вы промокли? – спросил хозяин.
– Не успел, – Колчин стянул ботинки. – Я добирался на такси.
Майлс помог гостю снять плащ и проводил его в гостиную с газовым камином, над которым висели литографии в рамках из натурального дерева. Сцены из рыцарской жизни старинной Англии: какие-то рыцари в железных доспехах, скачущие неизвестно куда на своих низкорослых толстоногих лошадках. На каминной полке ряд из оловянных пивных кружек, украшенных цветной эмалью. Посередине комнаты на красном ковре стояли диван, два мягких кресла и столик, с которого ещё не успели убрать грязные тарелки, оставшиеся поле ужина. Майлс пригласил корреспондента на чашку чая, значит, ни на какое угощение Колчин может не рассчитывать. Ему не предложат глотка спиртного или бутерброда, не спросят, ужинал он сегодня и весь день пробегал голодным. Так уж тут заведено. Чай – это только чай. В лучшем случае хозяева поставят на стол вазочку с грошовым печеньем или орешки.
На подушке дивана лежал разжиревший кот, белый с рыжими пятнами на спине. Едва гость присел, кот спрыгнул с подушки на пол и начал тереться мордой и спиной о брюки Колчина, оставляя на них клочья бело-рыжей шерсти.
– Это Уинстон, – пояснил Майлс. – Кажется, вы ему понравились. Красивый, не правда ли?