ел подумать Медников. Если бы контрразведчики обо всем пронюхали и решили его упаковать, они работал по-другому, без этой прямолинейной тупости.
– Не светите в лицо, – сказал Ермоленко. – Я и так ни черта не вижу.
– Кто с вами? – спросил Медников.
– Это мои, то есть наши друзья, я сейчас все объясню. Только не светите фонарем в лицо. И не волнуйтесь. Наша договоренность остается в силе. Все в порядке.
Медников был готов к неожиданностям, он понимал, что гладко, без осложнений такие дела никогда не происходят. Он опустил фонарь, направив свет на пол, попятился. Отступив в комнату, нашарил выключатель и зажег верхний свет. Наши друзья… Этого ещё не хватало. Ермоленко, ученая крыса, книжный червь, оказался не таким уж беспросветным дураком, когда коснулся практических денежных вопросов. Заключая эту, первую и единственную выгодную сделку в жизни, он решил подстраховаться, чтобы не выпустить деньги из рук в последний момент. Медников не стал садиться к столу. Он выбрал позицию посередине комнаты, дождался, когда гости зайдут и плотно закроют дверь.
– Я принес, что обещал. А эти парни, – Ермоленко оглянулся за спину, – они просто помогут мне донести деньги до места. Проводят. И проследят, чтобы сделка была честной. Леша и Юра.
Ермоленко показал рукой на молодых людей, поясняя жестом, кто есть Леша, а кто Юра, будто это имело какое-то значение.
– Деньги здесь?
– Вон они, – ответил Медников.
Ермоленко покосился на раскрытый кейс, лежавший на столе, снял кепку и вытер ей мокрый лоб. Он волновался и никак не мог справиться с собой. Его провожатые стояли возле двери, опустив руки в карманы. Теперь Медников мог спокойно разглядеть парней.
Оба в удлиненный кожаных куртках с пряжками и молниями, такие вещи здесь, в провинции, считаются чуть ли не последним писком моды. Джинсы в обтяжку, давно не знавшие стирки и высокие ботинки на шнуровке, заляпанные дорожной грязью. Леша выше среднего роста с бледным вытянутым лицом, мутным взглядом конченого наркомана, короткая стрижка русых волос, на щеках и лбу россыпь багровых прыщей, похожих на пчелиные укусы. Юра плотный малый с круглой гладкой рожей и черепом, бритым наголо, похож на армейского дезертира или зека, сделавшего ноги из следственного изолятора.
Провожатые Ермоленко молоды, едва прожили на свете по четверти века. Юра шагнул к Медникову и попросил его расставить ноги и задрать лапки. Пришлось подчиниться. Медников подумал, что Юра и Леша люди случайные. Ермоленко не из кого было выбирать помощников, и он связался с начинающими бандитами, желторотыми и безмозглыми отморозками, способными разве что выбить долг из рыночного лоточника или изнасиловать здешнюю ткачиху, слишком уставшую после смены, чтобы оказать сопротивление.
– Мы не сделаем вам ничего плохого, – сказал бритый наголо парень, шаря по карманам Медникова, залезая за пазуху. – Просто хотим убедиться, что на вас нет пушки. Или перышка.
Пока длился шмон, Леша осмотрел комнату. С брезгливой гримасой отодвинул от стены матрас, заглянул в темные углы и под стол, но не догадался прощупать нижнюю часть столешницы. Наконец Юра отступил.
– Он чистый.
– А теперь не могли бы мы поговорить с вами один на один? – Медников обратился к Ермоленко. – Пусть ваши друзья постоят в коридоре пару минут. А заодно уж, не сочтите за труд, задвиньте засов на входной двери. Чтобы сюда не вломились посторонние.
– Пожалуйста, – попросил Ермоленко.
Дверь закрылась.
– Какого хрена вы делаете? – Медников говорил громко, но в коридоре его наверняка не слышали, потому что музыку врубили на полную катушку. – Кто эти люди? И зачем они здесь? Вы их подцепили на вещевом рынке или на вокзале?
– У меня тоже есть вопросы, – Ермоленко комкал в руках кепку и недобро сверкал глазами. – Мне не нравится это чертово общежитие. Почему мы встретились именно здесь?
– Да потому что в гостиницах, в кабаках, в публичных местах такие дела не делают. Или вы хотели встретиться на Красной площади? В следующий раз так и сделаем. Я ответил. Теперь вы.
– Парни – старые знакомые. Скажу больше. Леша, ну, тот, что прыщавый, он мой родной племянник. Он из Владимира, занимается здесь не совсем честным бизнесом. Но все рано он хороший парень. А Юра его друг. Они ничего не знают о нашей сделке. Я только сказал, что вы должны мне деньги. Обещал им по тысяче на нос за то, что они поприсутствуют здесь, а затем посадят меня на поезд до Москвы. Билет я купил утром.
– По тысяче? Ого… И по сотне много. Вы щедрый человек. И к тому же дурак, неисправимый дебил. Не доверять мне… И доверять каким-то уличным отбросам, уркаганам. Господи… Или вы совсем не от мира сего или… Читали «Идиот» Достоевского? Это про вас.
– Я же сказал, они ничего не знают. Мне нужна страховка. А как бы вы поступили на моем месте? К кому обратились?
– Ладно, пора завязывать с говорильней. Давайте посмотрим вашу дрянь.
Свистопляска наверху неожиданно оборвалась, скорее всего, музыканты решил сделать перерыв, чтобы прополоскать глотки. Медников сел к столу лицом к двери. Ермоленко не оставалось ничего, как занять второй стул. Он полез за пазуху, вытащил и положил на стол удлиненную коробочку, напоминающую футляр подарочной авторучки. Снял крышку. Медников наклонился вперед, принялся разглядывать герметично запаянную пробирку толстого стекла, укрепленную в двух металлических держателях. Внутри склянки темная густая жидкость, на стекле и на коробочке никакой маркировки.
– А если это мазут? – спросил Медников. – Или экскременты собаки страдающей дизентерией?
– Не говорите глупостей. Вы серьезный человек. И такая шутка мне дорого обошлась бы.
Межников закрыл коробочку. Он достал из кейса черный целлофановый пакет и украинский паспорт на имя Викуленко Станислава Николаевича.
– Это надежные документы?
– Достаточно надежные, чтобы добраться до Турции. А там вас найдут заинтересованные люди. Считайте деньги.
Сергей Алексеевич положил на стол кепку. Вытряхнул из пакета пачки стодолларовых банкнот, снял резинки. Беззвучно шевеля губами, начал считать. От волнения он пару раз сбивался, на щеках выступили пятна нездорового румянца, неровно подстриженные усы, рыжие от табака, шевелились. Медников ждал, когда снова грянет музыка. Он отвернулся, приятнее читать надписи на стенах, чем смотреть, как Ермоленко дрожащими руками мусолит деньги. Музыка наверху грянула с новой силой.
– Все точно.
Ермоленко встал, распахнул плащ и стал рассовывать пачки денег по потайным карманам. На столе остались лежать две тысячи, обещанные молодым людям за помощь. Медников смотрел в темный угол и барабанил по столу пальцами. Спрятав деньги за подкладкой плаща, Ермоленко высунулся в коридор, позвал своих помощников в комнату. Молодые люди подошли к столу, получили и дважды пересчитали гонорар. Ермоленко застегнул плащ на все пуговицы. Меланхоличный Медников сидел на стуле, расставив ноги так, чтобы правое колено находилось под столешницей в том самом месте, где полосками лейкопластыря был закреплен пистолет.
– Если не возражаете, мы пойдем, – сказал Ермоленко.
– А я пока останусь, – громко, перекрикивая музыку, отозвался Медников. Не вставая со стула, протянул руку для пожатия. – С богом. Удачи вам и всех благ.
– Спасибо, – Ермоленко в последний раз тряхнул и отпустил руку своего благодетеля. – Простите, если что не так. Я сомневался в вас. Сами понимаете. Такое дело. Но теперь…
– Ничего. Все в порядке.
Правой ладонью Медников провел по бедру к колену, согнул локоть. Нащупав пистолет, отлепил его от столешницы. Сжал рукоятку, положил палец на спусковой крючок. Ермоленко подтолкнул племянника в спину.
– Ну, парни, пошли.
Но молодые люди то ли испорченные хорошим воспитанием, то ли впавшие в состояние животной радости после удачного дела, расступились, пропуская старшего вперед. От стола до двери девять шагов. Ермоленко успел сделать четыре шага, его провожатые полтора. Медников усмехнулся своим мыслям, не вставая со стула, поднял пистолет и дважды выстрелил в спину Юре. Обе пули вошли чуть ниже затылка, под воротник кожаной куртки, перебив позвоночник. Бритая голова дернулась вперед, парень опустился на колени. И тяжело рухнул на земляной пол.
Леша успел сунуть руку в карман. Мельников выстрелил, не целясь, потому что целиться с такого расстояния нет смысла. Пуля вошла под сердце. Племянник Ермоленко вскрикнул, повалился на бок, перевернулся на спину и больше не пошевелился. По комнате плыл синий пороховой дым. Ермоленко остановился в дверном проеме, обернулся. Он мог броситься к входной двери, пробежать по коридору. Возможно, спастись, возможно, погибнуть. Но не двинулся с места, понимая, что шансы дохлые. Поднял вверх руки, кося взглядом на племянника.
– У меня это в башке не умещается, – Медников поднялся со стула, сунул пистолет под брючный ремень. – Как ты мог такое придумать? Притащить с собой этих козлов. Тебе, блин, сука, просто моча в башку шибанула.
– Мне очень жаль…
– Жаль? – Медников рассмеялся без всякого усилия. – Твои телохранители аж обосрались от радости, когда увидели деньги. Эти сраные две штуки. Словно чужой чемодан на улице нашли.
– Господи, что вы наделали… Что я наделал…
– Сними плащ и положи на стол, – приказал Медников. – Теперь я позабочусь о деньгах. Вот и умница. Я всегда говорил, что у тебя светлая голова.
Медников снова засмеялся, скинул куртку, потому что стало жарко. Переступив через тела парней, валявшиеся на дороге, вышел из комнаты и через минуту вернулся. Леша перевернулся с боку на спину. Из уголков рта сочился багровый ручеек, глаза парня, внимательные, переполненные болью, наблюдали за убийцей из-под прищуренных век. Медников хотел добить племянника выстрелом в лоб, но передумал. Музыка неожиданно закончилась. Теперь, в наступившей тишине, сухой хлопок выстрела могли услышать на улице или в коридоре первого этажа.
Медников бросил лопату, приказал: