– Мы жили в рабочем поселке рядом с Каширой, – Медников просунул руки в рукава куртки. – Мать работала маркеровщицей на деревообрабатывающим комбинате, и она одна по существу кормила всю семью. Мой младший брат Миша умер от порока сердца, не дожив до восьми лет. Не хватало денег, чтобы возить его по больницам, показывать разным светилам. А мог бы вырасти, кем-то стать, чего-то добиться.
Чернов откашлялся в кулак, не зная, что и ответить.
– У отца было незаконченное высшее образование, но подолгу на одной работе он не засиживался, – продолжил Медников. – Слишком живой, непоседливый характер. Он вечно копил деньги. То на подержанный автомобиль, то на листовое железо для крыши. Занимался накопительством, экономя каждый грош в течение четырех месяцев или полугода. Потом срывался с нарезки и пропивал все накопленное. Долго трезвел, ругал себя, устраивался на новую работу. И жизнь возвращалась на круги своя. Автомобиля отец так и не купил, нового дома не построил, даже железа не купил. Но мать свел в могилу, когда ей не исполнилось и пятидесяти. Отец не зря прожил жизнь. На его примере я кое-чему научился. Еще в юности я дал себе слово, что выберусь из нищеты, из этого дерьма.
Чернов, опустив руки, стоял и переваривал эту информацию. На него снова навалилась хандра.
– Сегодня я слишком болтлив. Сам на себя не похож, – сказал Медников и ушел.
Лиссабон, район Алвалад. 1 ноября.
Сюда Колчин добрался на такси, рассудив, что Джейн Уильямс некуда податься, разве что в родительский дом. Чтобы не привлекать внимания зевак, а человек, приезжающий на такси в бедный городской квартал, всегда обращает на себя внимание, он велел водителю остановиться на перекрестке, оставив приличные чаевые, выскочил из машины и спортивным шагом, сбиваясь на бег, добрался до дома, перед фасадом которого разрослись старые деревья. Завернув в подъезд, Колчин вытащил мобильный телефон, связался с Нестеровым:
– Я возле дома матери Уильямс, – сказал Колчин. – А ты где?
– Там, куда ты сказал приехать. Возле этой чертовой харчевни «Аугуста». С сентября тут даже яичницы не приготовили. Просто повесили амбарный замок.
– Знаю. Двигай сюда полным ходом. Остановишься возле табачной лавки «Исабель» и подберешь меня через двадцать минут. Успеешь?
– Я постараюсь.
Прыгая через три ступеньки, Колчин взлетел на пятый этаж. Остановившись на лестнице, перевел дух и переложил пистолет из внутреннего в боковой карман пиджака, выглянул на лестничную площадку. Темно, но человеку здесь негде спрятаться. Колчин вышел из своего укрытия, подошел к двери. На резиновом коврике он увидел несколько капель крови, ещё не запекшейся, свежей. На секунду задумавшись, принял решение и нажал кнопку звонка, подождал и снова позвонил. За соседней дверью играла музыка, был слышен синхронный перевод английского текста, как всегда очень вольный, но зато живой, экспрессивный. Жители дома уже проснулись и теперь, уставившись в экраны, глотали очередную порцию телевизионного мыла. Колчин, сжав в кармане рукоятку пистолета, опустил вниз ручку, толкнул дверь, которая оказалась незапертой, и вошел в квартиру.
Сквозняк поднял с пола пух, вылетевший из рваной подушки. Напротив порога вдоль стены лежал пожилой человек в зелено-желтых трусах и майке без рукавов, насквозь пропитанной кровь. Две пули под острым углом вошли в теменную область головы, прошили навылет затылочную кость и застряли в стеновой перегородке. Колчин закрыл дверь, прислушался. Тихо. Он нагнулся, подобрал с пола вскрытый почтовый конверт, чистый без адреса, без рукописных пометок. И листок бумаги, тоже чистый, без единой буквы. Решив, что конверт и бумага не случайно оказались тут, Колчин аккуратно свернул свои находки и опустил в карман.
Перешагнув разорванную подушку, прокрался в конец коридора, заглянул в спальню. На полу валялась скомканная простыня, на кровати лежала седая женщина с лицом, залитым кровью. Ясно, помощь ей уже не нужна. Колчин развернулся, пошел в обратном направлении, толкнул дверь соседней комнаты.
Джейн Уильямс лежала возле дивана на боку, подогнув к животу колени. Казалось, она дремлет и вот-вот проснется. Колчин подошел к ней, нагнулся, потянув за плечо, перевернул на спину. Наклонившись над телом, дотронулся кончиками пальцев до шеи, пульс не прощупывался. Смерть наступила недавно, полчаса назад или около того, тело ещё хранило остатки живого тепла. В левом виске глубокая проникающая рана, которую мог оставить кастет или отвертка. Видимо, убийца дожидался в коридоре, когда Джейн позвонила. Он распахнул дверь, схватил её за горло, чтобы не закричала, и ударил наверняка. Затем затащил тело в квартиру и оставил здесь, в комнате.
Отрытые глаза Джейн, уже остекленевшие, казалось, смотрели на Колчина с укором, словно женщина хотела сказать: «Кажется, ты обещал охранять меня. Обещал, что я останусь цела, уеду в Бразилию и заведу гениальных детей. Ну, и где же ты был, когда меня убивали?» Колчин сел на диван, расстегнул вторую пуговицу рубашки, потому что нечем стало дышать.
– Да, твой спаситель слегка опоздал, – сказал Колчин вслух. – Что делать? Когда случается что-то ужасное, катастрофа или что-то в этом роде, на всех не хватает спасательных кругов и парашютов. И ангелы-хранители всегда опаздывают.
Он поднялся с дивана, наклонился и закрыл глаза Джейн, развернулся и вышел на кухню. Телевизор оставался включенным, но звука не было. В пепельнице несколько окурков. На столе пустые бутылки из-под вина и пива. В мойке целая гора грязной посуды. Ничего интересного. Колчин сунул пистолет в карман и выглянул в окно: над коробками домов взошло солнце, на пустом пыльном дворе одинокий мальчишка, готовя себя к карьере великого футболиста, пинал ногой старый мяч, догонял его и обводил воображаемого соперника.
Интересно, что за ребенок звонил в «Сан-Роки» и просил соединить с триста восемнадцатым номером? Не тот ли самый, что гоняет по двору? Впрочем, можно не ломать голову над этим вопросом, ответ и так ясен. Дьяков мог использовать любого подростка с улицы. Взглянув на циферблат наручных часов, Колчин решил, что злоупотребляет гостеприимством чужого дома, он задержался в квартире непозволительно долго, семь, нет, восемь минут. Отступив к двери, увидел под столом скомканный желтый листок. Наклонившись, вытащил бумажный шарик, расправил его на ладони. Кусок бумаги – страничка из городского телефонного справочника, здесь же адрес «Сан-Роки». Это уже интереснее.
В нижнем правом углу тусклый полустертый штемпель: «Гостиница „Капитолий“.
Через десять минут Колчин дошагал до табачной лавки «Исабель», сел на переднее сидение «Альфы-Ромео». Нестеров рванул машину с места.
– Ну, что? – спросил он. – Сегодня не наш день?
– Похоже на то, – мрачно кивнул Колчин.
– Что случилось?
– Позже расскажу. Ты знаешь такое заведение «Капитолий»?
– В этом городе я знаю все, – ответил Нестеров. – Есть такой кабак, есть бар, есть гостиница, есть чайный магазин… Что нас интересует?
– Гостиница. Жми туда прямой наводкой.
Заскрипели тормоза, машина нырнула в узкий переулок, мощенный булыжником, распугивая гудками редких пешеходов, помчалась к порту.
– Этот «Капитолий» настоящая дыра в заднице, – сказал Нестеров. – Туда не суются туристы. Там наркоманы торгуют всякой отравой, моряки приводят дешевых шлюх. Здесь действует одно правило: чем громче звучит название гостиницы, тем хуже это заведение. По мне так нет разницы, снять стойло в хлеву или номер в «Капитолии».
– Дьяков все же предпочел «Капитолий».
– Тем лучше. Так что случилось?
Колчин коротко пересказал события, развернувшиеся в гостинице «Сан-Роки» и доме Уильямс старшей.
– Действительно, сегодня не наш день, – нахмурился Нестеров.
– Но ещё не все потеряно, – сказал Колчин. – Если я не ошибаюсь, сейчас наш объект складывает чемодан, чтобы смотаться из города, или отсыпается после бессонной ночи. Одно из двух. Пятьдесят на пятьдесят.
Нестеров оказался прав, «Капитолий» скорее напоминал ночлежку для бездомных, чем отель. Грязная узкая улица в районе порта, застроенные двухэтажными домами и заставленная переполненными мусорными баками, провоняла тухлой рыбой и гнилыми овощами. Кажется, последний раз здесь убирались в конце прошло века, а то и раньше. Если бы сюда случайно заглянул санитарный инспектор, он наверняка мог бы рассчитывать на взятку разливным вином или живым товаром. Но санитарные инспектора и полицейские сюда не заглядывали. Колчин приказал Нестерову не выходить из машины, сам поднялся на низкое крыльцо, вошел в тесный холл, интерьер которого украшала пара продавленных кресел, давно потерявших первоначальный цвет и форму, и полумертвый желтый фикус в кадке, листья которого могли бы использовать школьники для гербария.
Конторка портье была отгорожена металлической сеткой, достающей до закопченного потолка. С другой стороны сетки на жестком стуле, подложив под зад подушку, сидел нестриженый молодой человек, голый по пояс с татуировкой на правом плече, изображавшей архангела с развернутыми за спиной крыльями. Молодой человек оживился при виде прилично одетого господина, даже привстал со своего места. Колчин наклонился над окошком.
– Ты говоришь по-английски?
– Иначе меня бы здесь не держали.
– Мне нужно получить справку, – сказал он.
– У нас не справочное бюро. И не филиал полицейского управления. Если я стану давать справки всем подряд, мне отрежут язык. А потом уволят с работы, потому что немой портье никому не нужен.
Молодой человек утратил интерес к посетителю, упал задом на подушку и, запустив пятерню в шевелюру, стал сосредоточено чесать голову, зажмурив глаза от удовольствия. Колчин вытащил бумажник, постучал его краем о металлическое блюдце, привинченное к стойке.
– Сведения оплачу.
– Разумеется, – снова оживился парень. – За бесплатно только мухи трахаются.
– У вас остановился господин лет сорока с небольшим. Плотного сложе