— Что «просто»?
— Беречься, — Жильбер улыбнулся. — Очень беречься.
— Спасибо. Простите, месье Жильбер, почему вы это сделали? Зачем вам меня спасать? Ведь я вам никто.
— Вы отец моего друга. А значит, и мой друг.
— Вы сказали, эту новость, что я приговорен, вам сообщил человек, связанный с шайкой Сен-Клу? Да?
— Скажем так: человек, в силу обстоятельств знающий многое о шайке Сен-Клу.
— Кто, вы сказать не можете?
— Нет. По понятным причинам этот человек просил его не выдавать.
— Я спросил всего лишь из любопытства. Да и, честно говоря, месье Жильбер, новость, которую вы мне сообщили, для меня совсем не новость. Я ведь и сам отлично знаю, что приговорен.
— Вот как? — Жильбер довольно умело изобразил недоумение.
— Именно. — Усмехнувшись, Дюбуа тронул Жильбера за плечо. Тем не менее большое вам спасибо. Я буду осторожней. Больше он вам ничего не говорил, этот человек?
— Он сказал, что вы как будто заявили в Дерби новую лошадь, Гугенотку. И посоветовал предупредить вас, чтобы вы в связи с этим были осторожней. Если же вы хотите услышать мое мнение, хочу дать совет: берегите Анри. В связи с этой Гугеноткой.
— При чем здесь Анри в связи с Гугеноткой? На Гугенотке в Дерби поскачу я.
— Через Анри они могут попытаться выяснить, что там у вас с Гугеноткой. Вы же знаете, они не привыкли останавливаться ни перед чем.
С минуту Дюбуа занимался тем, что выгибал и разгибал хлыст. Наконец сказал:
— Пожалуй, вы правы. Хорошо, без телохранителей он у меня теперь и носу наружу не покажет.
— В таком случае не буду больше вас утруждать. — Жильбер улыбнулся, как обычно улыбаются друг другу при встречах и прощаниях хорошо знакомые люди. Дюбуа ответил точно такой же улыбкой. Затем, двинувшись вместе с Жильбером к его «фольксвагену», стоящему у конюшни, Дюбуа внезапно остановился. Сказал, не глядя на Жильбера:
— Знаете, месье Жильбер, я хотел сообщить вам одну вещь.
— Одну вещь?
— Да. Я хотел бы, чтобы вы знали истинную причину, но которой я поцапался с Сен-Клу. Эта вонючая мразь предупредила меня, что, если я хочу, чтобы у Анри все было в порядке в дальнейшем, Анри в этом Дерби должен скакать не на выигрыш, а всего лишь придерживать его возможных соперников. Как вы думаете, мог я это допустить? — Дюбуа похлопал себя хлыстом по ладони. — Сам не знаю, месье Жильбер, почему я вам все это сказал. Именно поэтому в этом Дерби Анри не будет скакать на Роу-Робине, а поскачу я на Гугенотке. Надеюсь, вы ничего этого Анри не передадите?
— Конечно, месье Эрнест.
— Просто мне хотелось, чтобы об этом знал хоть кто-то. Как-никак вы все же друг Анри.
Они обменялись крепким рукопожатием. Уже въезжая в Париж, Жильбер подумал: конечно же, Эрнест Дюбуа для себя давным-давно все решил.
«Вольво» медленно катил по центру Парижа. Телохранитель Анри Ли Чжуан взглянул на сидящего впереди за рулем подопечного: тот вел машину уверенно, видно было, что он отлично знает дорогу. Дневные улицы были забиты машинами, и это несколько нервировало Ли Чжуана, тем не менее пока, на его взгляд, его подопечному ничего не угрожало. Им всего лишь надо проехать до жокей-клуба и обратно. Однако, поскольку старший Дюбуа сделал ему хорошую накачку, Ли решил не расслабляться ни на секунду. Обладая седьмым даном по каратэ и без промаха стреляя с обеих рук, Ли Чжуан этими своими преимуществами в личных единоборствах нисколько не обольщался. В Сингапуре и Гонконге, где он работал до поступления в «Еврогард», неудачливым телохранителям соперники возможность применить свое боевое умение, как правило, не давали — в них и в их подопечных попросту швыряли гранату. Или перерезали автоматной очередью из проносящейся мимо машины. То же самое вполне могло произойти и здесь, в Париже. И именно поэтому сейчас, расположившись на заднем сиденье «вольво», Ли старался все внимание сосредоточить на зеркалах бокового и заднего обзора, чтобы уяснить, не сел ли им кто-то на хвост.
В машине было душно и жарко — чтобы обезопасить себя в пути, Ли настоял, чтобы все стекла были подняты. Машина шла рывками, то проскакивая в свободную щель впереди, то резко тормозя перед светофорами; иногда же им приходилось надолго застывать в пробках. На всякий случай Ли держал наготове под развернутой на коленях газетой автомат «узи».
Наконец у одного из перекрестков, совсем недалеко от жокей-клуба, случилось то, что рано или поздно должно был случиться: они попали в большую пробку. Окружившие их со всех сторон машины беспорядочно сигналили, водители, изредка высовываясь в окна, ругали что есть мочи прохаживающегося у перекрестка полицейского; тот, однако, не обращал на них ни малейшего внимания.
Посидев с минуту, Анри обернулся:
— Ли, может, я опущу стекло? Душно.
— Ни в коем случае, мы в пробке. Сейчас можно ждать всего.
— Да бросьте вы, Ли. Неужели вы всерьез верите, что сейчас на нас кто-то может напасть?
— Я ни во что не верю, месье Анри. И все же потерпите, очень вас прошу. Осталось совсем немного.
— Ладно, уговорили.
Через несколько секунд слева, почти вплотную к окну, за которым сидел Анри, затормозил мотоциклист. Лицо его было закрыто шлемом, руки в перчатках лежали на руле. Ли, проверив на всякий случай, снят ли предохранитель, чуть сдвинул газету. Через некоторое время еще один мотоциклист появился уже справа. Ли был в полной боевой готовности, но оба мотоциклиста, как ему казалось, сидели, не обращая на него и Анри никакого внимания. Когда же вдруг один из них, тот, что находился слева, стал вдруг что-то показывать Анри, Ли выдавил сквозь зубы:
— Месье Анри, не обращайте на него внимания. Боюсь, это провокация.
— Да бросьте вы. Ли. Он показывает: у нас спустило колесо.
Судя по жестам мотоциклиста, он действительно всеми способами пытался дать понять Анри, что у машины спустилось переднее левое колесо. Наконец, убедившись, что все его усилия пропадают впустую, подъехал к стоявшему у перекрестка полицейскому. Выслушав мотоциклиста, полицейский кивнул и подошел к «вольво». После того как Анри опустил свое стекло, полицейский постучал жезлом по левому переднему колесу:
— Месье, вы стоите на одном ободе. Займитесь, у вас в запасе есть как минимум минут двадцать. Увидев, что Анри решил все-таки выйти из машины, полицейский вернулся на свое место. Анри же. выбравшись наружу, присел перед колесом. Тут же произошло событие, отвлекшее на себя внимание не только Ли, но и всех застрявших на перекрестке, в том числе и полицейского: первый мотоциклист, подъехав ко второму, вдруг ни с того ни с сего начал с ним драться. Мотоциклы упали на мостовую. Полицейский бросился разнимать дерущихся, и лишь в этот момент Ли Чжуан сообразил: он совершенно упустил из виду Анри. Переведя взгляд на все еще сидящего на корточках Анри, Ли Чжуан понял, что сделал это вовремя: за спиной его подопечного появились неизвестно откуда возникшие два типа: бритоголовый с бычьей шеей и крепыш-блондин с нечесаной гривой волос. Почуяв неладное, Ли Чжуан дернул рукоятку двери, пытаясь выйти наружу, но дверь не открывалась! Ясно, подумал он, это дело рук мотоциклистов. А может быть, дело их ног. Им ничего не стоило поставить на двери заглушки. Теряя секунды, Ли дернул ручку правой двери, но не открывалась и она. Он был в западне. Тем временем бритоголовый за спиной Анри сделал неуловимое движение, последовал удар по голове, после которого Анри стал оседать на землю. Однако осесть до конца бритоголовый и гривастый ему не дали, подхватив бесчувственное тело Анри под мышки, нападавшие поволокли его к стоящей рядом черной «мазде». Пока Ли Чжуан, проявляя чудеса акробатики, вываливался наружу вместе с автоматом через переднюю левую дверь, двое, запихнув в машину Анри и усевшись с ним, без раздумий въехали на тротуар. Ли вскинул было автомат, чтобы дать по колесам «мазды» очередь, но тут же его палец, уже легший на гашетку, расслабился: уходящая от него по тротуару «мазда» была окружена прохожими. Так что если Ли и мог сейчас в кого-то попасть, то лишь в визжащих женщин и детей.
Первое, что почувствовал Анри, была головная боль; тут же он понял, что находится в движущейся машине: сиденье, на котором он лежал, покачивалось, над ним, высовываясь из-за спинки другого сиденья, торчал чей-то бритый затылок. Не выдержав раскалывающей череп боли, Анри попытался дотронуться рукой до затылка, по руки не двигались, и лишь после нескольких безуспешных усилий он сообразил: обе его руки крепко связаны. Попытавшись понять, что это за люди, затылки которых он видит над собой, что это за машина и почему он в ней оказался, Анри вскоре отказался от этих попыток. Он помнил только, что ему позвонили из жокей-клуба, попросив приехать для выяснения какой-то абсолютно пустячной формальности, затем в памяти возникло, что с ним поехал телохранитель Ли Чжуан и, пока они ехали, Ли советовал ему не опускать оконное стекло. Все. Ничего другого в его памяти не всплывало. Все остальное было скрыто в тумане.
Наверное, под воздействием этих мыслей он или зашевелился или издал какой-то звук; так или иначе, наверху, над сиденьем, вместо затылка возникло лицо. Парень лет тридцати, остроносый, с длинными вьющимися светлыми волосами, сказал, обращаясь к водителю: — Врубился. Надо его ширнуть.
На несколько секунд лицо исчезло, тут же Анри увидел тянущиеся к нему две руки, одна из которых держала шприц. Одной рукой остроносый придержал его, второй неуловимым движением воткнул шприц в ягодицу; почувствовав укол, Анри попытался крикнуть, но почти тут же понял, что погружается в белый туман; затем все исчезло.
Когда Анри очнулся снова, его окружала темнота. Через несколько секунд он вспомнил свое первое пробуждение. Вспомнил, как его везли связанным, как затем один из тех, затылки которых он видел над собой в машине, сделал ему укол. Отогнав это воспоминание, Анри попытался приподняться, но тут же обнаружил, что по-прежнему связан. Причем теперь у него были связаны не только руки, но и ноги. Он лежал на чем-то жестком, вокруг стояла тишина.