Вокруг шелестели приглушенные голоса. Слуги с подносами сновали по залу, разнося напитки и канапе. Их синхронные движения напоминали танец.
– Как тихо, – проговорил Акос, сжимая пальцами мой локоть.
Я вздрогнула, стараясь не концентрироваться на его прикосновении.
Он лишь облегчает твою боль, ничего не изменилось, все осталось по-прежнему, повторяла я.
– Пита не славится танцорами, – сказала я вслух. – Как и боевыми искусствами.
– Похоже, ты не жалуешь питайцев.
– Не люблю скуки.
– Я уже понял.
Его дыхание щекотало мою шею. Не то чтобы Акос стоял вплотную, но мои ощущения обострились до предела. Я высвободила руку и взяла с подноса бокал.
– Что это? – спросила я служанку, неожиданно заметив собственный акцент.
– Кисло-сладкий коктейль, – ответила она, с опаской глядя на мою покрытую тенями руку. – Как и тихоцветы, притупляет чувства, поднимает настроение.
Акос тотчас взял бокал и улыбнулся девушке.
Та ушла.
– Из чего же они его сделали, если не из тихоцветов? – пробормотал он.
Тувенцы поклонялись ледоцветам, понятия не имея о других веществах.
– Морская вода? Машинное масло?.. Попробуй, может, освежишься.
Мы выпили. Поодаль Ризек с Имой улыбались Веку, мужу Натто. Лицо у того стало сероватым, кожа свисала складками, точно оплывая. Может, здесь гравитация повыше? Я определенно чувствовала некоторую тяжесть, хотя с таким же успехом причиной мог быть тяжелый взгляд Васа. Стюард постоянно сверлил меня глазами: следил, чтобы я вела себя «как должно».
Я проглотила коктейль и поморщилась.
– Ну и гадость, – вырвалось у меня.
– А сколько языков ты знаешь? – осведомился Акос.
– Фактически только шотетский, тувенский, отирианский и трелланский. Еще чуть-чуть говорю на золданском и питайском. А прежде чем появился ты и сбил меня с толку, учила огрианский.
Акос приподнял бровь.
– Что еще?.. Друзей у меня нет, а свободного времени – завались.
– Думаешь, ты никому не можешь понравиться?
– Уверена. Потому что знаю, кто я.
– Да? И кто же?
– Я – нож. Раскаленная кочерга. Ржавый гвоздь.
– А вот и нет, – он взял меня за локоть и развернул к себе лицом.
Я не могла отвести от него взгляд – я просто ничего не могла с собой поделать. Все происходило помимо моей воли.
– Но ты ведь не поедаешь своих врагов заживо. Даже не отвариваешь их.
– Не глупи. Если бы я собиралась питаться мясом своих врагов, я бы их жарила. Вареное!.. Это же совершенно безвкусно.
Он засмеялся, и обстановка разрядилась.
– Ну я и дурак!.. Слушай, мне очень жаль, но владыка зовет тебя к себе.
Я оглянулась на Ризека, тот требовательно дернул подбородком.
– Ты, случайно, не захватил какой-нибудь яд? – тихо спросила я у Акоса. – Я могла бы плеснуть ему в пойло.
– Если бы и захватил, не дал бы, – прошептал Акос. – Ризек – единственный, кто может вернуть мне настоящего Айджу, – добавил он, поймав мой недоверчивый взгляд. – Как только вернет, я сам с песней на устах отравлю его.
– Редкостная целеустремленность, Керезет. Чтобы к моему возвращению «Ода на отравление Ризека» была готова.
– Легко! «Вот и я, со смертельным ядом во флаконе…»
Ухмыльнувшись, я допила смазочное масло, которое питайцы по ошибке считали коктейлем, вручила бокал Акосу и направилась к брату.
– Век, познакомьтесь с моей сестрой Кайрой! – Ризек со сладчайшей улыбкой протянул руку, как будто хотел обнять меня за плечи.
Чего, разумеется, делать не собирался. Тени – зловещее напоминание о боли – сразу поползли по щеке и переносице. Я кивнула Веку. Тот не ответил и безразлично посмотрел на меня.
– Ваш брат объяснил мне, что в действительности скрывается за сообщениями о похищениях людей, которых якобы ловят шотеты во время своих Побывок, – произнес он. – Сказал, что у вас имеются доказательства вашей невиновности.
Неужели? – подумала я, чувствуя, что мой гнев вспыхнул, как сухая растопка. Не сумев его подавить, я уставилась на Ризека. Тот продолжал улыбаться с самым добродушным видом. За его спиной скалилась Има.
– Я имел в виду, что ты близко сошлась со своим слугой, – беззаботно уточнил Ризек.
Конечно. Я спелась с Акосом – с очередной игрушкой Ризека.
– Верно, – согласилась я. – Мы, шотеты, естественно, не считаем подобные случаи похищениями. Этих людей называют «Возвращенными», потому что они говорят на откровенном языке. Причем изъясняются на нем без малейшего акцента. Можно предположить, что они пользовались им с детства. Если в ваших жилах не течет шотетская кровь, вы так не заговорите. Следовательно, они – шотеты. И у меня и впрямь есть… доказательство.
– И какое?.. – поинтересовался Век, поднося к губам стакан.
На его пальцах сверкали гладкие кольца. И зачем он их носит?
– Мой слуга показал себя настоящим шотетом. Он – отличный боец и знает толк во всем, что отличает нас от остальных. Его способность усваивать нашу культуру потрясает.
– Именно то, о чем я вам и говорила! – воскликнула Има. – Вот оно – несомненное свидетельство того, что с нашей кровью передается историческая и культурная память! Когда люди с идеальным знанием откровенного языка, которых мы якобы взяли в плен, попадают в наши земли, то они сразу же понимают, где находится их настоящая родина.
А Има умело притворялась истинной патриоткой.
– Да, занятная теория, – промычал Век.
– Нельзя забывать и о преступлениях против нашего народа со стороны, скажем так, влиятельнейшей планеты галактики. Вторжение на нашу территорию, похищение детей, насилие, а то и убийства шотетских граждан, – Ризек поморщился и склонил голову. – И я говорю не о питайцах, с которыми нас связывают давние дружеские отношения. Однако нам бы хотелось получить репарации от Туве.
– А ведь именно шотеты убили одного из оракулов Туве и похитили другого, – вымолвил Век, постукивая кольцами.
– Огульные обвинения! – с жаром возразил Ризек. – Что касается причины, по которой старшая тувенская предсказательница покончила с собой, остается лишь гадать об этом. Нам неизвестно, чем руководствуются оракулы.
Брат, очевидно, взывал к знаменитой питайской рассудительности. Оракулов здесь не жаловали, считая их безумцами, пытающимися перекричать грохот волн. Век задумчиво постучал пальцем по краю стакана.
– Мы обсудим ваше предложение, – нехотя произнес он. – Может статься, мы найдем нечто общее между нашей планетой и вашей… нацией.
– Нация, – просиял Ризек. – Да, именно этого мы и добиваемся. Чтобы нас признали нацией и независимым процветающим государством, способным самостоятельно позаботиться о будущем.
– Извини, – перебила я Ризека, легонько касаясь руки брата и надеясь, что мое прикосновение ужалило его. – Пойду возьму еще один коктейль.
– Конечно, Кайра, – ответил Ризек.
Отходя, я услышала, как он говорил Веку:
– Токодар причиняет моей сестре постоянную физическую боль, но мы, к сожалению, не нашли подходящего лекарства. Иногда ей получше, а иногда…
Я постаралась убраться от них подальше. Меня мутило. Мы прибыли на Питу из-за моего брата: Ризек нуждался в мощных и хорошо вооруженных союзниках. И я только выполнила ту задачу, которую Ризек возложил на меня…
Оружие требовалось Ризеку для войны с тувенцами, а вовсе не для того, чтобы добиться независимости, как он расписывал Веку. Я не могла смотреть Акосу в глаза, зная, что помогла брату сделать еще один шаг навстречу войне с Туве.
Раздался низкий рокот, похожий на гром. Сначала я решила, что мы слышим грохот шторма, но это было невозможно: от поверхности нас отделяла толща воды.
Окружающие расступились, и я увидела группу музыкантов. Почти все светильники мягко погасли, и теперь лампы озаряли только оркестр. Музыканты уселись за столики, на которых уже лежали заранее приготовленные инструменты – вроде тех, что продавались на нашем шотетском рынке – только побольше и сложнее. Они поблескивали в неярком свете, панели шириной с пол-ладони отливали перламутром.
За громом последовал треск, напоминающий разряд молнии. В этот момент вступили все исполнители. Извлекаемые ими звуки вызывали в памяти легкий шорох дождя, звон капели или рокот прибоя, накатывающего на несуществующий берег. Зал наполнился журчанием и плеском воды. Черноволосая питаянка справа от меня начала раскачиваться, прикрыв веки.
Я невольно посмотрела на Акоса, державшего в руках два пустых бокала. Он чему-то рассеянно улыбался.
«Я обязана вытащить тебя отсюда, – подумала я. – И вытащу».
21. Акос
Комната оказалась неуютной и холодной. Акосу не спалось. Они с Кайрой всегда спали в разных каютах за закрытыми дверями, и он не знал, что во сне она скрежещет зубами, непрерывно стонет и бормочет.
В итоге Акос целую ночь не смыкал глаз, ожидая, когда же она наконец успокоится. Бесполезно. Вдобавок все его мышцы затекли и поднывали, и ему никак не удавалось улечься поудобнее.
Никогда прежде ему не приходилось бывать в такой комнате. Серые полы, блеклые стены, кровати без спинок с белыми простынями. Хорошо, хоть окно есть. Ранним утром, когда свет вернулся в мир, Акос разглядел лабиринт поддерживающих город подводных эстакад, покрытых тиной и обвитых желтыми водорослями. Между питайцами и тувенцами было что-то общее: оба народа жили в местах, где жить было невозможно.
В предрассветные часы Акос попытался забыть мучительный вопрос: почему он не отстранился, когда Кайра его поцеловала? Ведь девушка не застала его врасплох. Она наклонялась медленно, ее теплая рука упиралась ему в грудь, словно отталкивая. Но он не сдвинулся с места, а сейчас не мог избавиться от воспоминаний.
«Наверное, мне это даже понравилось», – подумал он, засовывая голову под кран в ванной.
И на него тут же накатила волна страха. Она означала, что Акос столкнулся со своей судьбой, готовой порвать последние нити, соединяющие его с Туве.