Позже.
Я покосилась на дверной проем и, убедившись, что Сизи с Исэй не смотрят, расстегнула наручи на левом предплечье.
– Мне нужно вырезать знаки, – прошептала я.
– Не сейчас, – твердо ответил он. – Ты уже потеряла много крови.
Акос забрал у меня мыло, провернул пару раз в ладони, взбивая пену, и нежно провел по моей коже, испещренной шрамами. В каком-то смысле, это было даже лучше поцелуев. У Акоса не имелось иллюзий насчет моей добродетели, которые могли бы разбиться, узнай он правду. Он принимал меня такой, какая я есть. И он заботился обо мне.
– Ладно, – согласилась я. – Но с водными процедурами покончено.
Акос быстро встал и помог мне подняться. По спине и ногам струилась вода. Пока я возилась с наручами, Акос принес полотенце и разыскал для меня одежду: попросил у Исэй запасные брюки, у Сизи – белье, от себя прибавил рубашку и носки. Ботинки мои вроде бы еще не развалились.
Я с сомнением посмотрела на стопку чистых вещей. Одно дело – стоять перед ним в нижнем белье, и совсем другое…
Вообще-то я надеялась, что это произойдет при несколько иных обстоятельствах.
– Сизи! – позвал Акос сестру. – Ты нам нужна!
– Спасибо, – поблагодарила я его.
– Ужасно утомительно все время смотреть тебе в лицо, – выдохнул он.
Я показала ему язык, и Акос вышел. В ванную скользнула Сизи, и меня сразу же словно окутало облако умиротворения. Сизи помогла мне снять бюстье. Насколько я знала, такие бюстье имелись только у шотетов: их изобрели не для того, чтобы подчеркнуть формы, а с другой целью – чтобы женщинам было удобнее носить жесткую броню. Взамен Сизи дала мне нечто вроде мягкой маечки с эффектом термобелья.
Тувенская штучка. Майка оказалась великовата, но в целом сидела неплохо.
– Хотела спросить тебя о твоем даре, – сказала я, пока Сизи возилась с застежками. – Наверное, тебе трудно доверять людям?
– В каком смысле? – Она загородила меня развернутым полотенцем, чтобы я смогла переодеть трусики.
– Ну… – сунула я одну ногу в штанину брюк. – Никогда ведь наверняка не узнаешь, хотят они быть с тобой просто так или из-за твоего дара.
– Токодар прежде всего отражает мою личность, поэтому я не вижу разницы.
Практически Сизи повторила слова доктора Фадлана, сказанные когда-то моей матери. Тот утверждал, что токодар изливается из глубин моего «Я» и изменится, если изменюсь я сама.
Тени обвивали мои запястья подобно браслетам. Вдруг это означает, что после допроса я стала другим человеком? Может, немного лучше и сильнее, чем раньше.
– То есть ты считаешь, что желание причинять боль исходит из меня самой?
Сизи нахмурилась, помогая мне натянуть рубашку. Длинные рукава были слишком широки, и я их закатала до локтей.
– Думаю, тебе нравится держать дистанцию, – вымолвила Сизи. – Но я не понимаю, почему твой дар так тесно связан с физической болью, – она помолчала и продолжила: – Странно. Обычно мне трудно общаться с малознакомыми людьми.
Мы обменялись улыбками и пошли в гостиную.
Исэй по-прежнему восседала на подушке, изящно скрестив ноги. Для меня тоже приготовили подушку. Я расслабленно плюхнулась на нее и собрала в хвост влажные волосы. Стеклянный столик оказался давным-давно разбит, грязный паркет усыпали осколки, однако Исэй смотрелась так, словно устраивала королевский прием, а я была одной из ее подданных. Ну и талант у девчонки!
– Ты хорошо говоришь на тувенском? – спросила Исэй.
– Прекрасно, – ответила я по-тувенски.
При звуках моего голоса Акос вскинул голову. Он, похоже, еще не привык к тому, что я могу изъясняться на его родном языке.
– Ты прибыла сюда за своей сестрой? – осведомилась я.
– Да. Ты ее видела?
– Нет. И мне неизвестно, где ее держат. Но рано или поздно ее будут перевозить из одного места в другое. Так что ориентируйся именно на это.
Акос встал у меня за спиной и положил ладонь мне на плечо. Я и не заметила, когда надо мной сгустились тени, настолько исстрадалась от ран.
– Он будет ее мучить? – тихонько спросила Сизи, присаживаясь возле Исэй.
– Мой брат на все способен.
Исэй хмыкнула.
– Но Ризек – уникальный монстр. Он боится боли и не получает никакого удовольствия, когда наблюдает за мучениями своих жертв. Наверное, пытки напоминают Ризеку о его собственной уязвимости. Поэтому не волнуйся за свою сестру.
Сизи, не глядя на Исэй, обняла ее за плечи и прижала к себе. Их пальцы тесно переплелись и определить, где чьи находятся, можно было лишь по темному цвету кожи Сизи.
– Тем не менее Ризек настроен на публичную казнь, – продолжила я. – Таким образом он хочет заманить в сети и тебя, Исэй. Он мечтает тебя убить, причем предпочитает действовать на своих условиях. А тебе не захочется сражаться с ним на его условиях, уж поверь мне.
– Но ты ведь нам поможешь? – спросил Акос.
– Даже не сомневайся, – ответила я, пожав его руку, вроде как в качестве подтверждения своих слов.
– Хорошо бы еще заручиться помощью заговорщиков. А это будет нелегко. Зачем им спасать тувенку?
– Их я беру на себя, есть у меня одна идейка.
– Интересно, что в историях о тебе – правда? – поинтересовалась Исэй. – Ты скрытная, а твой токодар внушает ужас. Пожалуй, не все истории лгут. И разве можно тебе доверять?
Думаю, Исэй хотелось, чтобы окружающий мир был понятным и предсказуемым. Хотя это вполне естественное желание, особенно учитывая, что над тобой довлеет судьба повелевать целой планетой. Но я уже поняла, мир отнюдь не спешит подстраиваться под наши желания.
– Ты видишь все в черно-белом свете. Хороший – плохой. Можно доверять – нельзя доверять, – заметила я. – Исэй, к сожалению, с живыми людьми такой номер не пройдет.
Она смерила меня долгим взглядом. Даже Сизи не выдержала и нетерпеливо заерзала на месте.
– Кроме того, мне безразлично, как ты ко мне относишься. Я и без тебя сумею разделаться со своим братцем.
Когда мы покинули квартиру, я потянула Акоса за рукав. Сумрак был не настолько густым, чтобы не заметить его удивленного лица. Сизи с Исэй начали спускаться по лестнице, а я прислонилась к стене. Тени токодара закружились надо мной.
– Что случилось? – спросил Акос.
– Ничего. Только… дай мне минутку.
Я закрыла глаза. С тех пор как, очнувшись после допроса, я обнаружила, что тени покинули мое тело, у меня из головы не выходили рассуждения доктора Фадлана о том, откуда мог взяться подобный дар. Как и многое в моей жизни, токодар, похоже, был связан с Ризеком. Брат боялся боли, и Ток подарил мне способность, которая пугала Ризека. Может, токодар является единственным способом защититься от Ризека…
Дар Тока не стал проклятием. Он сделал меня сильной. Но нельзя забывать и о другом. По мнению доктора Фадлана, я была уверена в том, что все люди, включая и меня, заслужили эту боль.
Но теперь я точно знала одно – Акос ее не заслужил.
Уцепившись за эту мысль, я вновь потянулась к Акосу и дотронулась до его груди, ощутив под пальцами грубую ткань рубахи.
Я открыла глаза. Тени клубились вокруг, поскольку я не прикасалась к его коже, но моя левая рука оказалась чиста до самых кончиков пальцев.
Значит, если бы Акос был способен чувствовать мой токодар, я бы не причинила ему боль…
Глаза Акоса, всегда остававшиеся настороже, распахнулись от изумления.
– Я убиваю прикосновением потому, что не желаю оставить себе ни капли боли. Я слишком устала от своего бремени и мечтаю избавиться от него хоть ненадолго. Но во время допроса мне почему-то подумалось, что я смогу вынести любую пытку. Что никто, кроме меня, на такое не способен. А ведь это произошло лишь благодаря тебе, – я сморгнула слезы. – Ты считаешь меня лучшей, чем я есть на самом деле. Ты сказал, что я должна сама выбрать, кем быть, а остальное – преходяще. Я тебе поверила. Отказ разделить боль едва не убил меня, зато когда я очнулась, то поняла, что дар изменился. Боль стала терпимой, иногда я могу контролировать Ток, – я опустила руку. – Не знаю, кем мы стали друг для друга и как можно назвать наши отношения, но вот что я скажу: твоя дружба… изменила меня в буквальном смысле.
Несколько секунд Акос смотрел на меня в упор. Я замолчала. Странно, но я до сих пор находила в его лице что-то новое, а ведь мы уже столько времени провели вместе!
Легкие тени, залегшие у скул. Шрам, пересекающий бровь.
– И как это, по-твоему, называется? – наконец спросил он.
Броня, выпав из его рук, глухо стукнулась о ступеньку. Акос обнял меня за талию и прошептал мне на ухо:
– Сивбарат, зехетет.
Первое слово – шотетское, второе – тувенское. «Сивбарат» означало дорогого друга, настолько близкого, что его потеря была бы равноценна потере руки.
Но зехетет… что это? Я терялась в догадках.
Мы пока еще не привыкли друг к другу: губы казались чересчур мокрыми, зубы то и дело стукались о зубы. Но это было прекрасно. Мы пробовали снова и снова. На сей раз все было похоже на искру, мою плоть будто пронзила молния.
Акос привлек меня к себе. Его пальцы были ловкими после многих лет работы с зельями и ножами, и пахло от него травами.
Я приникла к нему, упираясь ладонями в шершавую стену и чувствуя на шее его горячее, неровное дыхание. Мне всегда хотелось узнать, как это – прожить жизнь без физических страданий. То, что я испытывала сейчас, не было желанным избавлением от боли, но полной противоположностью – чистым ощущением, которое заключало все на свете: мягкость, теплота, боль, тяжесть… и все, все, все…
Здание содрогнулось, раздался ровный гул. Прежде чем оттолкнуть Акоса и бежать вниз, я спросила:
– Что означает «зехетет»?
Акос отвернулся, застеснявшись: его шея покраснела.
– Возлюбленная, – ответил он и опять поцеловал меня.
Затем подхватил свою броню, и мы начали спускаться по лестнице. Я никак не могла прогнать с губ улыбку.
Гул, который нас вспугнул, вскоре превратился в знакомый мне рев двигателей. Корабль приземлялся, изодрав в клочья маскировочную ткань. Световая полоса вокруг днища, забрызганного грязью, была темно-лиловой.