– Ризек в любом случае собирался забрать дар Айджи, никакой связи с твоим побегом здесь нет, – выпалила я. – И перестань себя казнить, Акос! Ризек, и только он довел твоего брата до такого состояния!
– Но сперва они… шотеты не понимали, кого забрать, Айджу или Сизи. Это я, я навел их на верную мысль, велев Айдже бежать. И тогда я пообещал нашему отцу, я поклялся…
– Повторяю, – оборвала его я, чувствуя, что начинаю заводиться, – виноват один Ризек! Не ты! Уверена, твой отец бы все понял!
– Я не отрекусь от него, – произнес Акос ломким голосом. – Я не могу.
– А я не желаю участвовать в нелепой авантюре, которую ты затеял! – выкрикнула я. – Не хочу смотреть, как ты разрушаешь свою жизнь, пытаясь спасти того, кому это даже не нужно. Того, кто умер, никогда не воскреснет!
– Умер? – Глаза Акоса расширились. – А если бы я тогда сказал, что тебе тоже надеяться не на что?
Я знала ответ на его вопрос.
Я бы никогда не влюбилась, никогда не обратилась бы за помощью к заговорщикам, и мой токодар никогда бы не изменился.
– Послушай, Акос. Я обязана это сделать. Ты ведь сам прекрасно понимаешь, но почему-то признаться не хочешь. Мне нужно, чтобы Ризек сдох. А больше мне нечего добавить.
Акос на мгновение крепко зажмурился и отвернулся.
Все давно уснули, в том числе и Акос, лежавший в нескольких футах от меня. Я осталась наедине со своими назойливыми мыслями. Приподнявшись на локте, смотрела на заговорщиков под одеялами, на затухающие в печурке горюч-камни. Йорек свернулся клубком, укрывшись с головой. В лунном сиянии светлые волосы Теки стали серебряными.
Я нахмурилась. Мне вспомнилось кое-что, но вдруг я заметила, что Сифа Керезет встает и крадется к черному ходу. Не успев осознать, что делаю, я сунула ноги в ботинки и последовала за ней.
Она стояла на пороге нашего укрытия, заложив руки за спину.
– Доброй ночи, – произнесла Сифа.
Мы находились в неблагополучном квартале Воа. Приземистые здания, облупившаяся краска, перекошенные двери, окна, забранные решетками, прутья которых сплетались в замысловатые узоры, словно стыдились своего истинного предназначения. Улицы были немощеными. Зато в небе летали дикие фензу, мерцая синим огнем. Светлячки других цветов давным-давно вымерли в результате искусственного отбора.
– Из всех вариантов будущего, которые я предвидела, этот – самый странный, – вымолвила Сифа. – И именно он обладает наибольшим потенциалом, в равной мере для добра и зла.
– Мне было бы легче, если бы вы дали мне хороший совет.
– Увы, если честно, я сама многого не понимаю. Нас поглотил туман, в котором вспыхивают сумбурные видения. Я различаю сотни вариантов будущего, расходящихся в разные стороны настолько далеко, насколько мне хватает сил их прозревать. Это если в двух словах. Прозрачны только судьбы.
– А в чем разница? Судьбы, будущее…
– Судьба прослеживается в любом варианте будущего. Твой брат не стал бы тратить столько времени, пытаясь одолеть фатум, если бы осознал, что это – бесспорная истина. Однако мы, предсказатели, предпочитаем сохранять флер таинственности, зная, что нашу работу будут пытаться жестко контролировать.
Я попробовала представить себе сотни извилистых тропинок, лежащих передо мной, но ведущих к одной и той же цели.
Моя собственная судьба – какова она? Что меня ждет, с чем я столкнусь?
Неважно, куда я пойду и что сделаю, итог будет один: я пересеку Рубеж. А дальше что? Что это означает-то? Но спрашивать я не решилась. Если бы Сифа мне ответила, что маловероятно, я бы зажала руками уши.
– Предсказатели всех планет ежегодно встречаются, чтобы обсудить свои видения, – продолжила Сифа. – По взаимному согласию мы выбираем основной вариант будущего для каждой планеты. Что касается Туве, моя работа, помимо записи видений, заключается в том, чтобы свести срок правления Ризека Ноавека к минимуму.
– Ценой жизни сына? – вырвалось у меня.
Кого же я имела в виду? Айджу или Акоса? А вдруг обоих сразу?
– Я – слуга судьбы. И не могу позволить себе роскошь быть пристрастной.
Я похолодела. Я могла понять поступки, совершенные ради «всеобщего блага», однако меня подобные материи не интересовали. Я всегда защищала только свою персону, а теперь еще и Акоса, когда получалось. Вещи, которые я не готова была с легкостью смести со своего пути, можно по пальцам пересчитать. Наверное, из этого следовало, что я была злой, но именно так и обстояли дела.
– Нелегко быть предсказательницей и одновременно – матерью и женой, – голос Сифы зазвучал не столь уверенно. – Меня часто одолевал соблазн защитить свою семью, пожертвовав всеобщим благом, но… – она вздохнула. – Я не должна сворачивать с курса. Мне надо верить в успех.
«Иначе – что? – подумала я. – Что плохого в том, чтобы сгрести родных в охапку и убежать, отказавшись от постылого бремени ответственности?»
– У меня есть вопрос, на который вы, конечно, сможете ответить, – сказала я. – Вам знакомо имя Имы Зетсивис? Она была замужем за Узулом Зетсивисом.
– Знакомо, – Сифа склонила голову набок, ее густые волосы упали на одно плечо.
– А какая у нее девичья фамилия? У Имы есть судьба?
– Нет, – Сифа поежилась от ночного морозного воздуха. – Ее брак с Узулом оказался своего рода отклонением, которое едва ли замечено в видениях, касающихся шотетов. Узул избрал свою спутницу из низшего класса, подозреваю, по любви. Ничем не примечательная женщина с ничем не примечательным именем. Има Сурукта.
Сурукта. Такую же фамилию носят Тека и ее мать, Зосита. Блондинки с яркими глазами.
– Ясно, – пробормотала я. – С радостью поболтала бы с вами еще, но у меня есть одно дельце.
Сифа с любопытством посмотрела на меня.
– Надо же, – произнесла она. – Обычно я знаю, что у человека на уме…
– Добро пожаловать в неопределенность.
Если бы Воа был колесом, то я бы сейчас брела по его ободу. Зетсивисы жили на противоположном конце города, в доме на утесе, возвышавшемся над Воа. Свет, мерцающий в их окнах, я видела даже отсюда, из трущоб.
Витки токотечения над моей головой пылали фиолетовым и наливались багрянцем. Что же, вполне подходящие краски, учитывая мои планы на завтра.
Я чувствовала себя совершенно спокойно в этих бедных, заброшенных городских кварталах. Окна здешних лачуг, за редким исключением, были темны, лишь иногда я видела размытые силуэты людей, которые сновали по комнатам, озаренным лампадками. В одном домике семья из четырех человек играла в карты, наверняка привезенные из Побывки на Золде. Все четверо смеялись. Еще недавно, будучи сестрой владыки, я бы сюда и носа не сунула, но теперь, впав в опалу и став врагом режима, чувствовала себя вполне комфортно.
Но затем я добралась до богатых районов, и мое настроение резко изменилось. Официально все население Воа поддерживало режим, впрочем, выбора людям никто не давал.
Тем не менее мой отец и Ризек создали вокруг поместья Ноавеков настоящий заслон из знатнейших и преданнейших шотетских родов. Я поняла, что вошла в «кольцо» уже по виду роскошных неприступных зданий. Их-то, конечно, регулярно ремонтировали и красили. Под ногами появилась мостовая, улицы стали освещены. Я невольно засмотрелась в окно какого-то особняка и заметила нескольких шотетов, сидящих за обеденным столом. Двое из них таращились в новостной канал, а третий уткнулся носом в персоналку. Несмотря на поздний час, они были разодеты в пух и прах.
Я постаралась поскорее свернуть к утесам. Давным-давно шотеты вырубили в скале ступеньки. Они были крутыми, узкими, осыпавшимися и, в общем-то, тропа не годилась для слабонервных. Но в чем в чем, а в этом меня никогда нельзя было упрекнуть.
Морщась от боли, причиняемой раной и токодаром, я начала аккуратно подниматься по ступеням, касаясь левой рукой камня и стараясь не смотреть вниз. Покидая убежище, я и не догадывалась, насколько измученным было мое тело, раны мучительно пульсировали в такт моим шагам.
Я прислонилась к скале и достала из сумки пакет с пузырьками, позаимствованными у Акоса. Раскрыла его и уставилась на разноцветные флаконы. В основном я уже успела изучить эти снадобья: снотворные, обезболивающие и, наконец, алый пузырек с пробкой, залитой воском, – чистый экстракт тихоцвета. В такой концентрации он мог убить человека. Я проглотила полфлакона обезболивающего и убрала пакет.
Подъем занял у меня около часа. Несколько раз я останавливалась и отдыхала. Город уменьшался в размерах, светящиеся окна превратились в помаргивающие точки. Почти в самом центре виднелись ярко освещенное поместье Ноавеков и амфитеатр, даже ночью затянутый силовой паутиной.
Где-то там, в камере, ждала своей смерти Ориэва Бенезит.
Взобравшись на вершину, я отошла от края. Нервы у меня, конечно, крепкие, но умирать не хотелось.
Я двинулась по дороге к особняку Зетсивисов, построенному прямо в лесу, где они разводили фензу на экспорт. Тропа была огорожена металлической сеткой, чтобы лихие люди не воровали драгоценных насекомых. Сети накрывали верхние кроны деревьев, не давая светлячкам улетать, скорее для перестраховки, чем по необходимости. Фензу гнездились на тонких веточках у самых вершин. Деревья были высокими и стройными, а их стволы такими темными, что казались черными. Вместо трепещущей листвы на них росли пучки темно-зеленых, жестких иголок.
Наконец показался и дом Зетсивисов. У ворот переминался стражник, я, не дав ему опомниться, хорошенько двинула шотета в челюсть. Воспользовавшись его вялой рукой, отперла замок, вспомнив, как запор в комнате Ризека отказался подчиняться моей крови. Я до сих пор не понимала, как такое вообще возможно. Сказав себе, что об этом раздумывать не время, я стряхнула наваждение и скользнула на чужую территорию.
Вряд ли мне могли преградить путь другие охранники: вне всякого сомнения, Има жила здесь в гордом одиночестве.
Особняк выглядел современным: старинный замок из грубого камня недавно основательно модернизировали. Огромные участки стены заменили на панорамные окна, в которых отражалось голубоватое мерцание подвесных фонарей с фензу.